Культ божеств-патронов

Культ божеств-патронов — далеко не специфическая черта китайской религиозной системы. С ростом социальной диф­ференциации, с усложнением стратификации развитого дока­питалистического общества институт божественных покрови­телей, содействующих той или иной группе лиц, объединенных главным образом по профессиональному признаку, возникал

во многих странах мира. На Руси, например, новгородские купцы группировались вокруг определенного храма, носив­шего имя их святого-заступника. Характернейшей чертой ин­ститута патронов в Китае было, однако, то, что не некоторые категории и группы, а фактически буквально все, от крестьян до грамотеев-чиновников, от магов-волхвов до нищих, от плотников до музыкантов всегда имели своего патрона.

Количество подобных патронов в старом Китае было не­обычайно велико. Во-первых, из-за обилия различных про­фессий, групп и категорий людей, жаждавших иметь своего покровителя-заступника. Во-вторых, из-за необычайной лег­кости деификации своего патрона: любой группе людей было достаточно сформироваться, после чего патрон всегда и лег­ко «обнаруживался». Им мог быть древний мудрец или герой, бессмертный даосского пантеона или обычный человек, чем-либо прославившийся при жизни или отличившийся после смерти (является людям во сне, помогает и т. п.). Наконец, в-третьих, количество патронов сильно возрастало за счет огромных размеров страны и довольно сильной обособленно­сти различных ее районов, во многом отличавшихся друг от друга. Это означало, что заступники-покровители одного «профиля» могли существовать и действовать под разными именами и с разной «биографией» в различных провинциях¹².

Разумеется, некоторые из наиболее значительных и изве­стных божеств-патронов имели всекитайское распространение и в равной степени почитались по всей стране. Как правило, этими патронами были наиболее известные персоны, как ле­гендарные, так и исторические. Так, например, один из зна­менитейших сподвижников чжоуских Вэнь-вана и У-вапа, Цзян-тайгун (Тайгун-ван, Цзян Цзы-я), основатель просла­вившегося еще в древности своими соляными и рыбными промыслами царства Ци, был со временем деифицирован и провозглашен патроном рыболовов. Патроном плотников, архитекторов и мастеров по лаку стал знаменитый мастер древности Лу Бань, чей статус очень высок даже среди его собратьев-патронов (некоторые легенды считают его одним из министров общественных работ при Юйхуан шанди). Хра­мов, сооруженных в его честь, было всегда довольно много, что, впрочем, связано с особенностями и широким распро­странением профессий, которым Лу Бань покровительствовал [464, 284—285]. Знаменитый полководец древности Сунь Бинь, который по преданию сам сделал кожаные протезы, заменив­шие ему отрубленные ноги, оказался со временем патроном сапожников и кожевников.

Хотя все упомянутые патроны действительно ведут свою родословную от реально существовавших исторических дея­телей глубокой древности, сам процесс их деификации — дело сравнительно позднее. Как и весь обильный китайский пан­теон защитников-покровителей, они были деифицированы не ранее эпохи Тан, а скорей всего — в Сун и позже, т. е. тогда, когда в стране складывалась система религиозного синкре­тизма. Характерен в этом отношении пример с деификацией одного из наиболее популярных и высокопоставленных в этом пантеоне патронов — Вэнь Чана, покровителя литературы и ученых. Вэнь Чан родился в эпоху Тан и с юности выделялся блестящими способностями, занимая высокие должности. После смерти он был деифицирован правителями Тан в ка­честве бога литераторов и учености. В Сун к этому прибави­ли еще несколько высших официальных титулов, и вскоре Вэнь Чан оказался божеством-покровителем всех образован­ных и чиновников, всех шэныии страны, почитавших его почти наравне с великим Конфуцием. Храмы в честь Вэнь Чана и двух его помощников, Чжу И и Гуй Сина, которые призваны покровительствовать соискателям ученой степени,, были сооружены почти во всех городах страны [340, т. VI, 39—57; 464, 217—230; 777, 554—558].

Следует заметить, что важность патрона, степень распро­странения его культа и даже количество патронов сходного или одного и того же «профиля» в немалой мере зависели от рода профессии, которой они покровительствовали. Так, гра­мотеям, чиновникам, всем шэныии приходилось приносить жертвы и почитать Конфуция, Вэнь Чана и даже Гуань-ди, каждый из которых выступал в качестве их покровителя. Патронами медиков-врачевателей были и божественный Яо-ван (деификация врача VII в. Сунь Сы-мяо, чей труп вскоре после его смерти, когда его собирались класть в гроб, якобы исчез; осталась лишь одежда), и знаменитый врач эпохи Троецарствия Хуа То, одним из первых в мире сделавший трепанацию черепа. Патронами магов-гадателей были и ле­гендарный мудрец глубокой древности Фуси и даосский ге­рой, один из восьми бессмертных Ли Те-гуай.

Вообще, как упоминалось, почти все из этой популярной восьмерки героев-бессмертных стали со временем патронами-покровителями: Люй Дун-бинь, например, покровительство­вал опять-таки ученым и мастерам по изготовлению туши, Лань Цай-хэ — музыкантам, Цао Го-цзю — актерам, Хань Сян-цзы — садовникам-цветоводам. В качестве патронов вы­ступало и множество других даосских божеств: покровителем нищих и парикмахеров (характерно, что обе эти профессии, относившиеся в старом Китае к разряду «подлых», «низких», имели общего патрона) был Ло Цзу, один из учеников Лао-цзы; патроном портных — Сюань Юань, чья генеалогия вос­

ходит чуть ли не к Хуанди. Не отставали от даосов и будди­сты: богиня-покровительница моряков Доу My (Тянь My, Тянь-хоу) имела явное индо-буддийское происхождение [777, 511—512]. Однако и это вновь может служить подтвер­ждением отмечавшейся уже особенности религиозного мыш­ления и конструирования религиозно-исторических «биогра­фий» в Китае, этой иноземной богине народная молва, не без участия даосов, придала иную легенду. Тянь-хоу была объяв­лена обычной девушкой из приморской провинции Фуцзянь, дух которой после смерти стал являться ее родственникам. Родственники выстроили в честь умершей храм, и новая бо­гиня быстро завоевала популярность у моряков. Считалось, что она не раз спасала их от смерти во время бури и кораб­лекрушения. Аналогичную роль патрона речников играла Лун My, особо почитавшаяся теми, кто плавал по южноки­тайской реке Сицзян [44, 183—184; 480, 104—112; 616, 153—154].

Институт патронов в Китае выходил за рамки обычного заступничества или покровительства по отношению к людям определенной профессии. Защите и покровительству опреде­ленных божеств и духов подлежали также и те, кто случайно или временно оказывался принадлежащим к той или иной категории лиц. Так, например, существовало божество Чжан Сянь, которое выступало в качестве патрона бездетных и бе­ременных женщин. В отличие от всех других божеств этого профиля. Чжан Сянь был мужским божеством и имел в ка­честве атрибута лук и стрелы. Считалось, что Чжан (-янь поражает стрелами Небесного Пса — божество демоническо­го характера, чье влияние препятствует рождению сыновей или сокращает срок жизни новорожденных [464, 315—317; 777, 34—35]. Большой известностью и популярностью пользо­валось также божество пути Кай Лу-шэнь, покровительство которого очищало дорогу от демонических сил и парализова­ло их влияние. Этот патрон путников со временем получил более узкую специализацию и превратился в покровителя пути во время погребальной процессии, от дома до могилы.

Разумеется, число божеств-патронов этим далеко не ис­черпывается. Китайский пантеон насчитывает их великое мно­жество, и, видимо, далеко не все из них зафиксированы в словарях и справочниках [425; 464; 616; 777; 792; 793]. Но едва ли это и очень существенно. Гораздо важнее знать основных патронов и иметь в виду, что существовало и вели­кое множество второстепенных, покровительствовавших бук­вально всем и почти на каждом шагу. Заслуживает внима­ния, например, то обстоятельство, что к числу патронов ки­тайские крестьяне относили и тех духов, которые были при­званы покровительствовать скоту, — Ма-вана (патрон лоша­дей), Ню-вана (патрон быков), Чжу-вана (патрон свиней)

и др. Впрочем, этот культ патронов домашних животных уже вплотную смыкается с иной группой божеств и духов китай­ской системы религиозного синкретизма — с культом явлений и сил природы, с анимистическим поклонением животным и растениям.

Культ явлений и бил природы

Анимистические верования принадлежат к числу наиболее устойчивых и консервативных. В Китае этот древнейший пласт примитивных народных верований и суеверий всегда играл значительную роль, особенно в повседневной жизни народа, одухотворявшего все силы и явления природы. С рас­пространением религиозного даосизма и буддизма многие древнейшие верования этого пласта получили новые наслое­ния, приобрели иную окраску. Нередко они получали при этом и новое теоретическое обоснование, и новых божеств-покровителей, выступавших теперь в качестве персонифици­рованного олицетворения той или иной силы природы. Важ­но учесть также, что этот процесс трансформации старых ве­рований и их обновления за счет новых влияний и наслоений породил очень характерное для любой эклектической религии и идеологии явление: вся система религиозных представлений и все персонажи огромного пантеона не составляют цельной и единообразной картины. Напротив, одни и те же божества нередко наделяются разными функциями, выступая под раз­ными именами. В то же время божество какого-либо явления природы может оказаться отнюдь не единственной персони­фикацией своего «подопечного»: параллельно с ним в народ­ной религии могут существовать и другие духи, ведающие тем же самым.

Все это крайне усложняет восприятие характерной для религиозно-синкретической системы Китая схемы культов, божеств и духов. Известно, например, что при верховном не­бесном императоре Юйхуане шанди существовали, в пред­ставлении китайцев, министерства, призванные управлять всеми сферами божественно-духовного мира [611, 266]. Этот бюрократический аппарат был в значительной мере слепком реального бюрократического аппарата Поднебесной. Многие из божеств и культов были включены в него и систематизи­рованы. Однако другие существовали параллельно ему, что и не позволяет принять эту божественно-бюрократическую структуру за единственную основу изложения материала. В числе «министерств» были следующие: Грома, Огня, Воды, Времени, Пяти священных гор, Войны, Финансов, Общест­венных работ, Литературы, Медицины, Изгнания демонов [777, 212]. В соответствии с этим делением к культу явлений и сил природы относится деятельность божеств и духов пер-

вых пяти «министерств». Остановимся подробнее на всех этих культах.

Прежде всего, объектами всеобщего поклонения и регу­лярных жертвоприношений в Китае всегда были все небес­ные тела и явления природы. В полном соответствии с разра­ботанной впоследствии даосами теорией обожествленного макрокосма китайцы уже в древности одухотворяли солнце и луну, планеты и звезды, некоторые созвездия, даже метео­ры. Как правило, это одушевление тесно увязывалось с гос­подствовавшими космогоническими и натурфилософскими представлениями. Так, солнце и луна воспринимались всегда в паре, в соответствии оидеями о силах инь и ян: луна счи­талась олицетворением женского начала, солнце — мужского. Пять планет, хорошо известных китайским астрономам и астрологам с глубокой Древности, обычно отождествлялись с пятью первоэлементами (дерево- Юпитер, огонь — Марс, земля — Сатурн, металл — Венера, вода— Меркурий).

Китайские императоры с древности совершали в храмах ритуалы в честь солнца и луны. При императорах последней династии Цин в Пекине существовали специальные храмы в честь солнца (Жи-тан) и луны (Юэ-тан). Раз в два года (соответственно в нечетные и четные годы) император лично совершал обряды в каждом из этих храмов. Однако следует заметить, что, несмотря на свою столь видную роль в системе древнекитайской натурфилософии, солнце и луна в Китае ни­когда не были объектами особо заметного почитания. Только после распространения даосизма с его разработанной мифо­логией солнце и луна в народных религиозных верованиях обрели своих божеств. Иногда это были просто антропо­морфные божества Тай-ян и Тай-инь, изображавшиеся на лубках в виде благообразной пары, олицетворяющей духов солнца и луны. Иногда использовались и другие божества. Так, богиней лупы считалась жена легендарного древнеки­тайского героя Хоу И — Чан Э, которая сумела выкрасть до­бытый ее мужем у легендарной Сиванму эликсир бессмертия. Выпив эликсир и став бессмертной, Чан Э взлетела на луну и осталась там навечно [190, 175—205].

Так возникла богиня луны. Но, совершив свой легкомыс­ленный поступок, Чан Э нарушила логическое соответствие в рамках космогонической системы. Видимо, именно необходи­мость восстановить нарушенное и заполнить вакуум явилась причиной появления продолжения древней легенды. Суть его сводится к тому, что в поисках пропавшей жены Хоу И как-то попал во дворец Дунванфу, который и назначил его божест­вом солнца [652, 37; 777, 159]. Таким образом, равновесие было восстановлено, а Хоу И, некогда по преданию расстре­лявший девять лишних солнц, в конечном счете оказался бо­жеством последнего из них. Показательно, что о восстановле­

иии равновесия вынужден был позаботиться Дунванфу — бо­жество, которое появилось уже в первых веках нашей эры лишь в качестве партнера популярной Сиванму. Можно по­лагать, что и Хоу И, и его патрон Дунванфу получили свои высокие посты прежде всего потому, что в высших небесных и божественных сферах предполагалось необходимое равно­весие между силами инь и ян.

Характернейшая для китайской религии тенденция награ­ждать некогда просто одухотворенные объекты культа боже­ствами с исторической или квазиисторической биографией проявилась и на примере культа планет. Все они получили в качестве божеств пятерых легендарных императоров — Хуан­ди (Желтого — Сатурн), Байди (Белого'—Вене-pa), Хэйди (Черного — Меркурий), Чиди (Красного — Марс) и Цинди • (Голубого — Юпитер). Иногда в качестве главы этих пятерых выступала Полярная звезда, подчас ассоциировавшаяся с даосским мистическим божеством Тай-и (Великим Единствен­ным). Божеством Полярной звезды считалась упоминавшаяся уже богиня-патронесса моряков Тянь-хоу. Все звездное небо китайцы делили на 28 основных' созвездий, каждое из кото­рых также приобретало свое божество. Легенда гласит, что все 28 божеств созвездий были некогда учениками одного из даосских патриархов и вместе с ним добились бессмертия. За­тем (здесь легенда смело раздвигает исторические рамки и помещает всех этих даосов в глубокую древность) они приня­ли участие в битве последнего иньского правителя Чжоу Синя с чжоусцами, пали в сражении и после своей гибели, попав на небо, превратились в божества созвездий. К слову сказать, некоторые из этих божеств созвездий проходили по ведомству Огня, «министром»-божеством которого считался Ло Сюань. В рамках «министерств» Юйхуана шанди именно он считался верховным божеством огня, а генеалогия его опять-таки вос­ходила к одному из сподвижников Чжоу Синя. Однако в на­родной религии существовало еще по меньшей мере четыре-пять других духов и божеств огня (Чжу Жун, Хуэй Лу, Чжун Ли, Хо Шэнь и др.), которые также были объектами почита­ния и поклонения [777, 194—199].

Аналогичным образом обстояло дело и с культами таких явлений и сил природы, как дождь, ветер, гром и молния, облака, время. Если в столичных храмах и кумирнях импера­тор по-прежнему продолжал совершать обряды жертвоприно­шений перед соответствующими табличками с надписями, т. е. одухотворенными по древней традиции считались сами эти силы природы, то в народной религии положение изменилось. Влияние даосизма и буддизма с их развитой мифологией и уже отмечавшимися выше характерными особенностями при­вело к тому, что почти все эти явления и силы природы обза­велись олицетворявшими их персонифицированными божест-

вами и духами, причем, как правило, несколькими. Так, толь­ко по «министерству» Грома числилось пятеро божеств. Гла­вой их был Лэй Цзу, «Патриарх Грома»,— трехглазое чуди­ще со сверкающими глазами и испепеляющим взором, изобра­жавшееся верхом на черном единороге. Четырьмя остальны­ми, обычно размещавшимися в храмах и на рисунках справа и слева от своего шефа, были божество грома Лэй-гун, боги­ня молнии Дянь My, божество ветра Фэн Бо и божество дож­дя Юй Ши. Каждое из этих божеств имело свои иконографи­ческие каноны:.Юй Ши обычно восседал на облаке или драко­не и держал в руке сосуд, из которого на землю лился дождь; богиня молнии Дянь My в ярком цветастом одеянии парила <;реди облаков, держа в обеих руках зеркала — считалось, что молнии возникают в результате столкновения лучей инь и ян, отражавшихся этими зеркалами [616, 303; 793, 392—393]. По­мимо этих «вписавшихся в систему» божеств существовало немало других, нередко почитавшихся не менее их. Так, Юй Ши в качестве духа-покровителя дождя был далеко не так популярен, как царь драконов Лун-ван, к помощи которого обычно прибегали в случае засухи. Наряду с Фэн Бо духами ветра были также Фэй Лянь и Цзи Бо [652, 53—57; 777, 567].

К числу явлений природы, которым придавалось в мире •сверхъестественных сил (и в канцелярии Юйхуана шанди) особое значение, принадлежало и время. Главой «министерст­ва» Времени был Тай Суй, божество времени и дух года. Б его распоряжении был немалый штат помощников, подчи­ненных ему духов — духов года, месяца, дня и часа (точнее, пары часов, выступавшей в Китае в качестве единицы време­ни), а также духов, ведавших счастьем и несчастьем. Сам Тай •Суй одновременно считался божеством планеты Юпитер — видимо, наряду с Цинди. Цинди же и его коллеги Чиди, Бай-ди и Хэйди были божествами соответственно весны, лета, осе­ни и зимы. Но неясно, входили они в штат Тай Суя или су­ществовали независимо (что вероятнее).

Еще одной группой анимистических культов, связанных с почитанием сил природы и также претерпевших значительную трансформацию, были культы земные. Как и во времена глу­бокой древности, китайцы одухотворяли моря и реки, горы и долины, холмы и озера, рощи и ущелья. Однако теперь уже почти все эти объекты обзавелись персонифицированными божествами и духами, ведавшими и управлявшими ими. Имя этим божественным персонам — легион. Достаточно ознако­миться с многочисленными китайскими стихами, новеллами, повестями и романами, посмотреть драматические театраль­ные представления классической китайской оперы, чтобы убе­диться в том, что буквально каждая гора или река имели своих духов, выступавших то в облике почтенного старца, то в виде молодой обольстительницы и т. д. Как правило, подав-

26 Заказ № 1051

401

ляющее большинство подобных локальных духов имело свок> вполне «земную» биографию, связывавшую их происхождение с мифической интерпретацией событий недавнего или отда­ленного прошлого и с реально существовавшими некогда ли­цами. При этом важно заметить, что все такие духи считались, активно действующими персонами, которые могли вмешивать­ся в жизнь живых, вступать с ними в различного рода отно­шения, влияя на ход дел и течение событий. Некоторые из них, в соответствии с их рангом и значением опекаемых ими объек­тов, играли в верованиях китайцев особо значительную роль.

В первую очередь это относится к духам пяти важнейших гор, священных пиков Китая, культ которых возник еще в древности. К этим пикам, как бы распределенным по сторо­нам света, относились горы: Хэншань — в Шаньси (символ севера), Хуашань — в Шэньси (запад), Хэншань — в Хунани, (юг), Тайшань — в Шаньдуне (восток) и Суншань — в Хэна-ни (центр). Каждая гора в ходе распространения системы религиозного синкретизма обрела собственных божеств-упра­вителей, три варианта имен которых приводят различные источники (видимо, практически сосуществовали разные бо­жества одних и тех же гор), и каждая имела свою сферу влияния и воздействия на жизнь живых. Считалось, что бо­жество горы Тайшань ведает людскими судьбами (рождение и смерть, распределение богатства и почестей); божество юж­ной горы — звездами и водными животными, божество цен­тральной— землями, водами, растительностью; западной — металлами; северной — животными. Формально в этом «мини­стерстве» Пяти пиков не было верховного шефа, однако фак­тически главным считалось божество священной горы Тай­шань, культ которой в Китае получил исключительно большое значение [268; 611, 278—282; 737; 788, 115—126].

Китайские легенды гласят, что поклонение божественной горе началось еще при древнейших мудрых правителях чуть ли не с Хуанди. Если даже это и не так, то, во всяком случае, уже в древности и далее на протяжении многих веков импера­торы различных династий высоко почитали этот величайший пик центрального и восточного Китая (того района, где заро­дилась китайская цивилизация) и приносили на нем жертвы Небу. За долгие века гора очень сильно изменилась. Она ока­залась буквально застроенной различного рода храмами, монастырями, кумирнями, каменными арками, плитами, лест­ницами, скульптурами. После же того как рядом с горой рас­цвел храмовый центр в Цюйфу, где жил и похоронен Конфу­ций, гора Тайшань превратилась в фактический центр рели­гиозной жизни страны, в своеобразную Мекку китайцев. В эпоху религиозного синкретизма значение горы Тайшань в глазах простого народа повысилось еще больше, ибо божество горы стало считаться одним из вершителей судеб людей.

Именно здесь, в районе горы Тайшань, стали видеть вход в подземный мир загробного царства. Сюда, по народным веро­ваниям, стекаются все сведения о живых и все души умерших. Эта огромная роль, которая стала приписываться даосской религией божеству горы Тайшань, повлекла за собой усиле­ние этого культа. Почти по всей стране можно было встретить храмы в честь божества Тайшань, а пекинский храм выделялся ч;реди них размерами, значением и даже официальной финан­совой поддержкой властей. Интересно отметить, что дочерью* божества горьГТайшань и, соответственно, богиней Тайшань считалась Бися юаньцзюнь, другими именами которой были Шэн My и Тнпьсянь Сун-цзы (Сун-цзы нян-нян). Это та са­мая даосская богиня-покровительница рождения, богиня-пода­тельница детей, культ которой, по свидетельству некоторых специалистов, был создан для того, чтобы противостоять куль­ту буддийской Гуань-инь, но фактически со временем слился с культом Гуань-инь в рамках системы народного синкретиз­ма [739, 28—30 и 38].