Культ семьи и клана

Разработанный и возвеличенный конфуцианцами до пре­дела культ сяо не только усилил значение древнего культа предков, но и изменил его характер. Из благодарного духа, который за небольшую плату в виде жертвоприношений был обязан заботиться о своих потомках, умерший предок теперь превратился в грозного семейного деспота, который в обмен на свое милостивое благоволение 'потомкам буквально тре­бовал от них постоянной заботы и внимания, полных отчетов •об их деятельности, регулярных и обильных жертвоприноше­ний. И эта забота о процветании умерших предков, о неук­лонном удовлетворении всех их потребностей и даже преду­преждении желаний превратилась в важную составную часть культа сяо и во многом определила весь характер и строй жизни в китайской семье. Проще говоря, культ предков и культ сяо создали в Китае подлинный культ семьи, равного которому, пожалуй, не было нигде.

Древнекитайская семья — категория сложная, восходя­щая к патриархально-родовым отношениям первобытной эпо­хи. В неолитическом Китае, так же как и в Инь и в самом начале Чжоу, едва ли вообще существовали семьи как само­стоятельные социальные и хозяйственные ячейки. Парные брачные ячейки в ту нору были неотъемлемой частью более крупных социальных и хозяйственных объединений (род, ро­довая община, большесемейная община). Как уже говори­лось в первой главе, примерно с начала Чжоу в Китае ста­ли формироваться семьи, вначале преимущественно среди знати. Позже, к эпохе Конфуция, моногамная семья уже стала обычной в Китае среди всех слоев общества (хотя в знатных семьях моногамия по-прел<нему не соблюдалась).

Описанная выше организация знатной семьи послужила Конфуцию образцом, который наиболее полно удовлетворял требованиям культа предков и принципа сяо. В своих многочисленных высказываниях Конфуций и его последова­тели создали культ большой нерасчлененной семьи с всевла­стием отца-патриарха, игравшего в семье роль государя в миниатюре. Как известно, философ любил сравнивать семью и государство; кто добродетелен в семье, тот хорош и для государства, кто не может управиться с семьей — тому не под силу и управлять государством и т. п. Иными словами, кон­фуцианцы рассматривали патриархальную семью как «ми­крокосм порядка в государстве и обществе» [801, 4]. Бази­руясь на сложившихся в знатных семьях нормах обычного

права, конфуцианство провозгласило именно эти нормы эта­лоном и всячески способствовало укреплению и сохранению» нерасчлененной семьи. Разумеется, сохранение или распаде­ние такой семьи отнюдь не зависело только от стремления следовать идеалам конфуцианства. Существовали серьезные причины экономического порядка, которые содействовали или препятствовали организации большой патриархальной семьи.

Практически влияние конфуцианских норм и традиций на организацию семей в Китае сводилось к тому, что при нали­чии благоприятных экономических условий стремление к совместному проживанию близких родственников, как пра­вило, преобладало над сепаратистскими тенденциями от­дельных парных ячеек [489].

Культ предков и патриархальные традиции обусловили священное право отца-патриарха на все имущество семьи. До смерти отца ни один из его многочисленных сыновей не­имел права на долю этого имущества и уже по одной этой причине не мог отделиться и вести самостоятельное хозяй­ство. Все сыновья и их жены (так же как и жены, наложни­цы и незамужние дочери главы семьи) были обязаны про­живать в родительском доме и вносить лепту в его процве­тание. Поэтому для более или менее зажиточной китайской семьи всегда было характерным совместное проживание большого количества представителей нескольких поколе­ний— сыновей с их женами, внуков, часто тоже уже жена­тых, и правнуков хозяина дома. Членами семьи нередко счи­тались и те служанки и рабыни, которые принадлежали гла­ве семьи или его сыновьям и обычно выполняли всю тяжелую работу по дому. Наконец, в таких семьях на правах «бедных родственников» могли жить и обедневшие сородичи, кото­рые подчас фактически были батраками. Таким образом, в рамках отдельной семьи, бывшей довольно типичной низо­вой социальной ячейкой китайского общества, часто прожи­вало и вело совместное хозяйство несколько десятков че­ловек.

Такая семья, как правило, существовала в качестве не- разделимой социальной ячейки вплоть до смерти ее главы, ( отца-патриарха. После этого она обычно делилась соответст- венно числу сыновей. Интересно, что, несмотря на отчетли- во выраженную тенденцию к укреплению большой семьи с ее крупным хозяйством, в истории Китая так никогда и не был выработан столь известный на Западе принцип майо- рата, согласно которому все имущество отца достается стар- шему сыну. Некоторые исследователи связывают этот факт с весьма характерным для всей китайской истории стремле- нием к эквализации земли, т. е. к тому, чтобы каждый вла- дел хотя бы небольшим, но своим участком. Этот принцип,

находивший свое отражение то в извечных мечтах об осу­ществлении системы цзин-тянь, то в попытках сверху ввести ту или иную систему равных наделов, то (наиболее часто) в лозунгах восставших крестьян, сказался и на принятой в Китае традиционной системе наследования [353, 343—344]. Так, для средневекового Китая было характерным деление имущества (земли в первую очередь) умершего отца поров­ну между всеми его сыновьями. Это была норма, и свобода завещания в этом случае была ограниченной — только свое личное имущество отец мог завещать по своему выбору [916, 119]. Закон этот действовал весьма строго; в случае, если кто-либо из взрослых сыновей умирал до смерти отца, его дети, т. е, внуки главы семьи, получали при разделе-долю своего отца и опять-таки делили ее поровну между собой

[794, 59]⁵.

Принцип эквализации земли и связанные с ним естест­венные тенденции к хозяйственной самостоятельности неиз­бежно рождали центробежные силы в семье. Казалось бы, в таких условиях очень нелегко сцементировать большую семью и создать прочные клановые традиции. Тем не менее на протяжении всей многовековой истории Китая силы сцеп­ления между родственниками, потомками общего предка — прародителя, оказывались настолько значительными, что, как правило, одолевали центробежные тенденции.

Начиная с эпохи Конфуция, а может быть и с еще бо­лее древних времен, большая семья и влиятельный клан бы­ли идеалом для китайцев. Однако далеко не всегда легко было достичь этого идеала. Как правило, большой и влия­тельный клан был характерен для аристократических семей •и иных зажиточных слоев общества, тогда как бедняки прак­тически были лишены такой возможности хотя бы потому, что их многочисленные дети чаще вымирали, чем вырастали и умножали количество членов семьи [228, 43—44; 547, 16]. Аристократические кланы, заметно ослабевшие к концу Чжоу и почти лишившиеся своего былого влияния в Хань, продолжали, тем не менее, существовать и даже играть весьма заметную роль в жизни общества и в первые века нашей эры. В конце Хань, когда центральная власть ослаб­ла, а сепаратистские тенденции на местах усилились, многие из таких кланов фактически контролировали целые уезды

⁵ Эквивалентом майората был в китайских условиях принцип при.мо-генитуры, первородства [366, 34—35; 493, 12], хотя и он практиковался да­леко не всегда и не везде. Сущность его сводилась к тому, что старший сын, обычно считавшийся продолжателем семейного культа предков и гла­вой семейно-клановой группы, при разделе отцовского имущества имел некоторые привилегии. Они могли выражаться в получении большей доли (иногда даже двойной) наследства, в праве на проживание в отцовском доме, на владение храмом предков с храмовой землей, доход с которой предназначался для нужд культа [44, 145—149; 490, 114].

и имели огромное количество слуг и клиентов, из которых при случае можно было скомплектовать военные дружины. Такого рода могущественные кланы нередко открыто проти­востояли центральной власти [485, 17—20; 581, 77; 758]_ С эпохи Тан в тесной связи с укреплением центральной вла­сти и выдвижением на передний план конфуцианской бюро­кратии влияние этих кланов стало уменьшаться, а сами аристократические кланы начали постепенно сходить на нет, уступая место кланам иного типа.

Эти новые кланы были в основном кланами сословия шэныии, т. е. образованных конфуцианцев, чиновников-бю­рократов и землевладельцев, которые во II тысячелетии н. э. стали играть исключительно важную роль в истории китай­ского государства и общества. Соответственно расширилась социальная база клановой системы. Да и сама семейно-кла-новая структура, основанная на древних конфуцианских. принципах, с этого времени получила свое наибольшее рас­пространение. Как показывают специальные исследования, этому во многом способствовало распространение неоконфу­цианства, стимулировавшего возрождение ряда древних по­лузабытых конфуцианских традиций и в первую очередь конфуцианских семейно-клановых [581; 742].

Изучению семейно-клановой структуры средневекового Китая, особенно во II тысячелетии н. э., посвящено немало специальных исследований [366; 394; 410; 489—493; 531; 544; 545; 547; 580; 581; 624; 728; 790; 791; 816; 903; 916]. Как явст­вует из них, обычно основой клана становилась разросшаяся семья какого-либо из удачливых чиновников или иных зажи­точных людей. Культ предков и прочие конфуцианские тра­диции способствовали единству семьи и заставляли даже по смерти ее патриарха всех ставших теперь уже фактически самостоятельными главами семей сыновей покойного призна­вать власть и авторитет главного из них (обычно, хотя и не обязательно, старшего брата), ставшего отныне главой кла­на из нескольких семей. Такой клан получал наименование цзу, тогда как его боковые ответвления, возглавлявшиеся каждым из остальных братьев, обычно назывались фан. (субклан). Грани между субкланами считались не особенно существенными [492, 63—65], важнее было то, что объединя­ло их в единый клан. В рамках одного клана все братья и их сыновья длительное время продолжали ощущать свою неразрывную связь друг с другом и с основной линией их к.i.iнового культа, возглавлявшегося старшим в клане. Все эти многочисленные родственники по отцу или деду, а то и прадеду и прапрадеду, регулярно собирались вместе, при­нимая участие во всех важных клановых ритуалах, устраи­вавшихся в родовом храме и связанных прежде всего с культом предков.

Обычно это длилось на протяжении трех-четырех поко­лений. За это время, исчислявшееся примерно в столетие, многое менялось. Нередко носитель основной линии культа беднел, его семья проживала накопленное прежде, а его иму­щество, будучи разделенным между многочисленными вну­ками и правнуками, теряло свои внушительные размеры. Со­ответственно падало влияние и значение основной линии культа [366, 264], мог приходить в запустение и храм пред­ков. Параллельно с этим некоторые из носителей боковых ветвей культа (боковые фаны) могли, напротив, разбогатеть. Тогда боковой фан расцветал, и все разраставшиеся от не­го новые дочерние ответвления считали уже его своим глав­ным, основным клановым культом. Другие потомки носителя первоначального культа также чаще всего беднели, порой оказываясь в ряду самых обычных крестьян. Поскольку у них при этом не было возможности иметь спои клановый культ с храмом, они по традиции продолжали числиться чле­нами боковой ветви кланового культа какого-либо из соро­дичей, кому больше повезло в жизни и кто сумел основать и поддерживать свой культ, ставший теперь клановым [353, 344; 366, 34—35 и "264—265; 490, 4; 493; 580; 816, 132].

Авторы ряда исследований, посвященных изучению кла­новой системы в Китае, обращают особое внимание на кре­пость клановых связей, особенно на юге страны, где нередко нелые деревни населялись представителями одного клана [493, 14—30]. Кланы такого рода представляли собой очень могущественные организации, имели немалую общую (кла­новую) собственность, политические и юридические привиле­гии. Руководящая элита в таких кланах обладала большой властью и пользовалась непропорционально большой долей доходов от общей собственности [410, 127]. Рядовые члены клана находились в зависимости от старших и были обязаны строго соблюдать все нормы и правила, за нарушение кото­рых следовали наказания [580, 25—46].

Выступавший в сношениях с внешним миром в качестве единого целого, в виде большого коллектива родственников, такой клан вносил немалые коррективы в социальную струк­туру китайского общества. В самом деле, о каких социаль­ных антагонизмах может идти речь в кругу близких или да­же не очень близких, но подчеркивающих свою близость родственников?⁶ Конечно, среди этих родственников есть

⁶ Следует оговориться, что в средневековом Китае отнюдь не все на­селение было организовано в систему крупных и могущественных кланов.

8. китайском обществе, как и в любом другом, были и отверженные, и ни­щие, и безродные, и малосемейные. Более того, среди низшей, наиболее бедной прослойки крестьян малосемейные преобладали, ибо существова­ние большого количества детей и нетрудоспособных в такой семье было просто экономически невозможным. Чуть подросших детей, особенно дево­чек, удаляли из семьи (чаще всего продавали). Словом, бедняки чаще*

9. зак. 1051 м9

г

старшие и богатые, есть младшие и бедные, — что тут осо­бенного? Сегодня разбогатела и поднялась наверх одна ветвь клана, завтра ее сменит другая, но обе они заботятся об интересах клана, о всех его членах. И именно эта сторона в представлении воспитанных в духе конфуцианской предан­ности семье и клану китайцев всегда выходила на передний план. Этому способствовали и особенности внутренней орга­низации клана, его традиции. Важную интегрирующую роль играла, в частности, взаимопомощь в рамках клана и воз­никший примерно с XI в. обычай оставлять часть земель клана в качестве неделимого фонда с целью использовать его в случае необходимости для помощи нуждающимся членам клана (на свадьбу, получение образования и т. п.). Возник­ший в клане Фань, этот обычай затем широко распростра­нился повсюду.

всего оставались вне кланов (412, 97]. Неудивительно поэтому, что в Ки­тае, как показывают данные исследований, число членов семьи в среднем было равно пяти [489, 555]. Однако тенденция к увеличению семьи, к со­вместному проживанию близких родственников всегда существовала и всегда питалась институтами и обычаями культа предков. Вот почему, до­статочно было судьбе улыбнуться какому-либо из числа самых безродных и отверженных бедняков, как он уже через несколько поколений мог ока­заться почитаемым главой большого клана из десятков кровных родствен­ников, его прямых потомков.

⁷ Характерный пример такого клана, подлинная генеалогия которого исчисляется десятками веков, а число членов — десятками тысяч, являет собой клан рода Кун, потомков Конфуция. Известно, что и в наши дни на Тайване благополучно здравствует Кун Дэ-чэн, 77-й прямой потомок Конфуций, До народной революции этот Кун был очень богатым землевла­дельцем. Кроме него в Цюйфу (пров. Шаньдун), близ могилы и храма Конфуция, проживало и проживает по меньшей мере несколько десятков тысяч других Кунов, непрямых потомков Конфуция. Многие из них еще недавно были слугами, арендаторами или домочадцами своего знатного со­родича. Они тоже очень гордились родством с Конфуцием, но это родство не давало им ничего, кроме обязанности преданно трудиться на благо гла­вы родового культа клана Кун [43, 89; 984, 17—20].

Примат клановых связей между близкими и довольно да­лекими родственниками над всеми другими видами социаль­ных связей в обществе приводил к тому, что богатые родст­венники обычно умело использовали свое положение руково­дителей клана и свое богатство для довольно беззастенчи­вой эксплуатации сородичей и еще большего увеличения сво­его богатства ¹. Естественно, что такое переплетение социаль­ных и семейных уз было на руку зажиточным слоям населе­ния, которые и были наиболее ревностными хранителями свя­щенных заповедей конфуцианства. Вот почему на протяже­нии всей истории Китая столь важную роль играл конфу­цианский тезис о том, что вся Поднебесная — это лишь еди­ная большая семья. С одной стороны, такое расширитель­ное толкование понятия «семья» имело своей определенной целью представить все общество в виде коллектива «родст­

венников», спаянных воедино теми же неразрывными узами, что и члены семьи. С другой стороны, эта аналогия как бы оправдывала иерархичность и авторитарность семейной сис­темы в Китае [670, 28—30].

Культ семьи в Китае обусловил ее огромную притяга­тельную силу. Где бы ни был китаец, куда бы ни забросили его случайности судьбы, везде и всегда он помнил о своей семье, чувствовал свои связи с ней, стремился возвратиться в свой дом или — на худой конец — хотя бы быть похоронен­ным на семейном кладбище. Как отмечают некоторые иссле­дователи, культ семьи сыграл свою роль в ослаблении дру­гих чувств обычного китайскою гражданина -его социаль­ных, национальных чувств [51П, 61]. Другими словами, в ста­ром конфуцианском Китае человек был прежде всего семья­нин, т. е. член определенной семьи и клана, и лишь в каче­стве такового он выступал как гражданин, как китаец.