3. Блез паскаль (1623-1662)

Однако развитие науки и рационалистической методологии' от­нюдь не приводило автоматически на позиции отрицания религии и тем более ее перечеркивания. Одним из ярких свидетельств в поль­зу этого тезиса служит деятельность Блеза Паскаля.

Гениальный естествоиспытатель и методолог научного знания, разрабатывавший собственную классификацию наук, противник схоластического авторитаризма, сторонник прогрессивного движе­ния человечества по пути цивилизации, философ вместе с тем считал, что разум не исчерпывает сути человеческого существа. "Мы познаем истину не только разумом, но также и сердцем", — провозгласил Паскаль в своем главном произведении «Мысли», на­писанном в последние годы его недолгой жизни и изданном лишь посмертно (1669)². В эти годы он стал затворником монастыря Пор-Рояль, центра янсенизма — полупротестантского направления

Блез Паскаль

в католицизме, отстаивавшего подлинную, искреннюю, неформали­зованную религиозность.

Достоверное знание как неотъемлемое достояние разума, знание, для обоснования которого так много сделал Паскаль, рас­пространяется лишь на сферу конечных предметов, с которыми человек имеет дело в своей повседневной деятельности. Но пробле­ма познаваемости мира становится совершенно иной, когда встает мировоззренческий вопрос, затрагивающий все человеческое суще­ство, проникающий в самые сокровенные глубины его души. Лю­бое решение этого вопроса для Паскаля невозможно вне проблемы соотношения бесконечного и конечного, в контексте которой только и можно уяснить место человека в универсуме. Пафос бесконечнос­ти Бога пронизывает все мировоззрение Паскаля, и здесь оно пере­кликается с мировоззрением Николая Кузанского. Декарт система­тически различал потенциальную бесконечность мира (он называл ее безграничностью или неопределенностью), с которой имеет дело и чувственное, и рациональное познание, и актуальную беско­нечность божественного абсолюта. Чувственному познанию он со­вершенно недоступен, но для рационально-интуитивного духа его познание вполне по силам. Для Декарта это максимально общее познание составляет предельно ясную идею нашего ума. Такой же вскоре стала и позиция Спинозы. Паскаль же (как вскоре после него и Мальбранш), в сущности, игнорировал понятие потенциаль­ной бесконечности, безграничности, считая ее вариантом конечного. Французский мыслитель в своем мировоззрении полностью сосре­доточился на подлинной бесконечности, трактуемой актуалистски. Одна ее разновидность — это "бесконечность в большом" (l'infinite de grandeur), давно ставшая очевидной беспредельностью универсу­ма. Менее очевидна "бесконечность в малом" (l'infinite de peti- tesse), которая, однако, все настоятельнее выдвигалась развитием естественнонаучной мысли. Но обе разновидности подлинной бес­конечности сливаются в бездонный абсолют, который и должен мыслиться единым и неделимым Существом, т. е. Богом. Паскаль последовательно подчеркивает его непознаваемость в духе ты­сячелетней апофатической теологии. Вместе с ней в наше познание закономерно вторгается элемент агностицизма, наделяющий зыбко­стью и все то, что мы считаем твердо познанным. Здесь снова при­ходится вспоминать Николая Кузанского.

Паскаль систематически подчеркивает зыбкость конечного, "догматического" знания в его претензиях на безусловность обре­тенных истин, на невозможность осмыслить в их свете подлинную бесконечность, созерцаемую человеком. Ни в одной из своих наук человек не способен ни к полному неведению — иначе бы он не обладал этой наукой, — ни к всеобъемлющему знанию. Люди дей­ствительно рождаются в полном неведении. Наиболее одаренные из них много познают, однако при всем объеме их познаний подлин­ная мудрость наиболее проницательных из них состоит в том, что они осознают и подчеркивают свое неведение перед лицом неисчер­паемой бесконечности. Им противостоят те "догматики", которые, набравшись обрывков знаний, воображают, будто все познали*.

Эти выпады Паскаля были обращены против схоластики и даже официальной теологии. Впрочем, к догматикам философ относит и атеистов. "Атеизм указывает на силу ума, но только до определен­ной степени"³. Основная ошибка всяких догматиков — полное противопоставление истины и заблуждения, между тем как истина всегда частична, относительна. То же самое следует сказать и о заблуждении. А равным образом а добре и зле. Срединное положе­ние человека между бытием и небытием с необходимостью делает все его истины относительными.

Агностицизм Паскаля, отнюдь не отрицающий частичной позна­ваемости мира (что, конечно, присуще и всякому агностицизму), — одно из следствий его убеждения в непознаваемости актуальной бесконечности, представляющей для него (как и для Гоббса) выражение божественной темноты. Действительность, погруженная в непроглядный мрак бесконечности, многократно превосходит возможности человеческого понимания.

ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ ИСТИНЫ И БЕСКОНЕЧНОСТИ.

ЕГО ВЕЛИЧИЕ И НИЧТОЖЕСТВО

Но подлинная, абсолютна*}, "конечная" истина, постигающая все вещи, включая человека, доступна лишь самому абсолюту, Богу. Человек же как телесное существо осужден на понимание лишь относительной истинности, ибо всегда вне его возможностей постижение окружающего его целого. А без такого понимания невозможно и достоверное познание его частей, ибо бесчисленные переплетения вещей и событий делают невозможным познание любой из них без понимания множества других, прямо или косвен­но с ней связанных.

В свете сказанного становится очевидным, что человек, облечен­ный в телесную оболочку, с трудом "удерживается на грани двух бездн — бездны бесконечности и бездны небытия"⁴. В этом состоя­нии его самонадеянная любознательность оттесняется безмолвным созерцанием. Человек претендует быть покорителем природы, что подчеркивали в своих учениях Бэкон, Декарт, да и сам Паскаль как ученый и методолог науки. Но человек не должен поощрять свою гордыню, ибо от людского взора скрыто "непроницаемой тай­ной" начало и конец мироздания, "он улавливает только видимость явлений, ибо он не способен познать ни их начало, ни их конец"⁵. И прежде всего человек бессилен прогнозировать собственную жизнь. В принципе Паскаль трактует человека по-картезиански, — т. е. последовательно дуалистически — как сочетание двух взаимо­исключающих субстанций. Для автора «Мыслей» "нет ничего аб­сурднее утверждения, будто материя сама себя познает". Будучи едва ли не самым основным проявлением "бесконечности в малом", "человек — самое непостижимое для себя творение природы, ибо ему трудно уразуметь, что такое материальное тело, еще труднее — что такое дух, и уж совсем непонятно, как материальное тело может соединиться с духом. Нет для человека задачи неразреши- мее, а между тем это и есть он сам"⁶.

Приведенные слова Паскаля, как и весь строй его мыслей, сви­детельствуют о том, что ему не была присуща такая фундаменталь­ная черта новаторской философской мысли его эпохи, как натурализа­ция человека, трактовка не только его тела, но и духа как проявлений единой природы. Для Паскаля даже тело человека — несомненное явление материальной природы — во всей своей сложности и в его зависимости от бесконечности непостижимо. Такого рода непости­жимость многократно увеличивается из-за объединения тела с ду­хом, без чего нет человека. Даже животный организм, который для Декарта полностью превратился в механизм, по убеждению автора «Мыслей», таковым считаться не может. "Действия мыслящей ма­шины, — подчеркнул изобретатель первой счетной машины, — б^ыпе похожи на действия мыслящего существа, нежели животного, но у машины нет собственной воли, а у животного есть"⁷.

Из сказанного ясно, что человека окружают непостижимые тай­ны, да и сам он есть величайшая тайна; а потому человек — ничтожнейшее существо. "Человек в бесконечности — что он значит?". Начало и конец его неизвестны, его существование мимо­летно. В таком контексте Паскаль формирует свой знаменитый об­раз человека как "мыслящего тростника" — одного из наиболее слабых созданий природы. "Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды"⁸. Тема одиночества, заброшенности человека в бесконечных пространствах мира — одна из определяющих тем паскалевских мыслей. "Меня ужасает вечное безмолвие этих пространств"⁹.

Но и в самом ничтожестве человека заключена возможность его величия. Паскаль связывает ее с мыслительной способностью, ко­торая высоко поднимает человека над всеми другими творениями. "Величие человека тем и велико, что он сознает свое ничтожество. Дерево своего ничтожества не сознает... Человек чувствует себя ничтожным, ибо понимает, что он ничтожен: этим он и велик"¹⁰. Человек, повторяет Паскаль, — не ангел, но и не животное. Неко­торые люди тщетно пытаются погасить в себе страсти, чтобы при­близиться к ангелам. Другие же хотят отказаться от разума и на этом пути уподобляются тупым животным, — совсем уж позорная жизнь. Между тем при неизбежной двойственности человеческой природы нужно развивать в себе естественную потребность в мыш­лении. Только на этом пути можно преодолеть человеческое ничто­жество и усилить величие человека, данное ему в мысли, и только в ней. При всей абстрактности этого рассуждения Паскаля нельзя не заметить, что в таком контексте его морально-философской док­трины проявилась рационалистическая компонента его мировоззре­ния, которая отнюдь не устраняет религиозности, а причудливо сочетается с ней.

Онтологические построения в философии Паскаля концентриру­ются вокруг проблемы Бога, и не менее того они концентрируются вокруг темы человека, которая иногда даже становится ведущей, важной самой по себе. Но поскольку человек трактуется Паскалем агностически, то могучий рационализм, который мыслитель проде­монстрировал в своей методологии науки, в сущности, совершенно не распространяется на его понимание и толкование человека. В противоположность рационалистам и натуралистам той эпохи, например Гоббсу или Спинозе, которые стремились к рационали­зации и натурализации всего человека, включая и сферу его моральности, Паскаль считал такую позицию совершенно не­состоятельной. Ведь человек, по его убеждению, "химера", "ди- ковйнка", "чудовище", "хаос", "сгусток противоречий". Едва ли не главное из них — "междоусобицы разума и страстей", словом, самое удивительное "чудо" Вселенной, уступающее в своей зага­дочности только Богу". Свое истолкование человека Паскаль вы­разил в знаменитом афоризме: "У сердца есть свои основания (raisons), которых разум (raison) не знает"¹². Таким образом, поскольку "порядок сердца" противоположен порядку разума и иногда отождествляется с волей, явление интуиции ("сердце", "инстинкт"), играющей основную роль в гносеологии Паскаля, им сенсуализируется и в чем-то иррационализируется. Эта черта и отличает ее от гносеологии Декарта.

РЕЛИГИЯ КАК РАЗРЕШЕНИЕ ВСЕХ ПРОТИВОРЕЧИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ

Религиозные искания и деятельность Паскаля стали закономер­ным итогом его понимания человека. Впрочем, уже в онтологии Паскаля понятие Бога как совершенно непостижимого абсолюта иг­рает решающую роль. Когда мы читаем в «Мыслях», что беско­нечная бездна может быть заполнена лишь чем-то бесконечным и неизменным, т. е. Богом¹³, присутствие которого запечатлено в лю­бой конечной вещи, то эту позицию автора можно истолковать как позицию мистического пантеизма. Здесь можно видеть в Паскале предшественника Мальбранша с его доктриной видения всех вещей в Боге. Сформулированное им положение окказионализма, отри­цавшее устойчивость и объективность закономерностей, можно увидеть в некоторых положениях «Мыслей», когда их автор указывает, например, что из постоянного сцепления явлений и событий в природе мы делаем вывод о присущем ей нерушимом законе, забывая, однако, что природа иногда "обманывает нас и не подчиняется собственным правилам"¹⁴.

Значительно больше фактов, свидетельствующих об отсутствии устойчивых закономерностей, Паскаль видит в человеческом, исто­рическом мире. В отличие от Гоббса, Спинозы и других теоретиков "естественного права" Паскаль стремится максимально ограничить действие естественных законов в этом мире. В противоположность таким теоретикам, события природной и тем более человеческой жизни французский религиозный философ ставит в максимальную зависимость от внеприродного Бога. Он решительно выступает против деизма, минимизировавшего роль Бога не только в природ­ном, но и в человеческом мире. Для Паскаля деизм фактически не отличался от атеизма. Он считал, что христианской религии они одинаково чужды, враждебны. Декарту его последователь в облас­ти методологии не может, по его собственному признанию, про­стить того, что тот, заставив Бога дать миру "первощелчок", в дальнейшем стремился обойтись без него^. Паскаль же убежден, что человеку нужен только "живой Бог", каким, по его мнению, может быть только Бог христианской религии. Философ-монах считал, что этот личный, непрерывно творящий Бог не находится в непримиримом противоречии с мистико-пантеистическим Богом паскалевской онтологии.

Как неоднократно констатировано выше, теология принадлежит к тем направлениям человеческого духа, где роль авторитета мак­симальна, а роль разумного доказательства минимальна. И можно согласиться с Паскалем, что существование Бога осуществляется прежде всего "сердцем", и без такого чувствования нет "живого Бо­га". Однако великий ученый все же не мог обойтись и без попыток рациональных доказательств божественного бытия.

Для религиозного мыслителя весьма показателен аргумент, по­лучивший наименование "пари Паскаля". Он явно навеян его заня­тиями теорией вероятности применительно к практике азартных игр. "Между нами и Богом — бесконечность хаоса, — говорит автор «Мыслей». — Где-то на краю этой бесконечности идет иг­ра — что выпадет, орел или решка? На что вы поставите?" Разум говорит о равной вероятности орла и решки, однако, когда вмеши­вается "сердце", становится очевидным, что, ставя "на решку" (означающую отсутствие Бога), мы теряем свою конечную жизнь, которая и так обречена. Ставя же "на орла", т. е. на существование Бога, мы можем выиграть "бесконечно счастливую жизнь"*⁶. Отсю­да "очевидно", что ставить следует только "на орла".

Живой, личностный, глубоко интимный Бог враждебен неис­требимому эгоизму человеческих страстей. Поэтому любовь к Богу, повторяет Паскаль формулу Августина, должна с необхо­димостью сопровождаться ненавистью к самому себе. Все мистерии познания и человеческой жизни вообще разрешаются, по убеж­дению Паскаля, лишь обращением к догматам христианства, в частности к легенде о первородном грехе и искупительной жертве Христа. Глубоко верующий человек победил в Паскале философа- рационалиста.

Идеи Паскаля были неоднозначно восприняты и в религиозных и в светских кругах. Все же недогматический характер его религи­озности, как и его глубокая приверженность науке и неотделимой от нее рациональности обусловили яростные выступления против него (как при жизни, так и после смерти) его злейших врагов — иезуитов. Против этих поборников воинствующего католицизма он в 1657 г. написал блестящий памфлет «Письма к провинциалу». Здесь философ-янсенист, хорошо разбиравшийся в богословских тонкостях, вскрыл софистическую казуистику и ханжеский амора­лизм их деятельности, которую он расценивал как псевдорелигиоз­ную. В своих яростных контробвинениях иезуиты изображали ученого и философа лживым, замаскированным атеистом, изобра­жавшим себя верующим человеком (который, даже став отшельни­ком Пор-Рояля, не оставлял научных занятий).

Французские просветители и тем более материалисты XVIII в., поддерживая научную компоненту мировоззрения Паскаля, отбра­сывали религиозную компоненту.

Мировоззрение Паскаля — существенный элемент и современ­ной идейной жизни. Во Франции в нашем веке возникло общество "друзей Паскаля". Значительное внимание ему уделяют экзистен­циалисты. Вместе с тем воззрения Паскаля импонируют тем фило­софам и ученым, которые, испытывая равнодушие к современной формализованной религиозности и ее схоластическим обоснованиям,

видят в авторе «Мыслей» вдохновляющий пример сочетания глубо­кой учености и высокого ума с самой покорной верой.

ПРИМЕЧАНИЯ