3. Органистическая и пантеистическая натурфилософия ренессанса

Другим направлением философского интереса к природе в ре- нессансной мысли стала натурфилософия, развивавшаяся в XVI в. все более интенсивно по мере того, как теряла авторитет аристоте- левско-схоластическая интерпретация природы и возрастал интерес к другим, неаристотелевским ее истолкованиям. Для натурфилосо­фии Ренессанса в целом характерны не столько методологические изыскания, сколько онтологическая интуиция, преимущественное стремление к интерпретации бытия, к разработке всеобъемлющих картин природно-космической жизни. Отсюда и значительная зави­симость ренессансной натурфилософии от учений и идей античной физики (хотя уже в позднем, римском стоицизме появился и сино­нимичный латинский термин philosophia naturalis, которому только с конца XVIII в. в связи с деятельностью Шеллинга стал соответст­вовать термин "натурфилософия").

Можно подметить и общие черты, присущие всем натурфилосо­фам Возрождения. Едва ли не важнейшую из них составляет пан­теизм ренессансной философской мысли. Причем общая тенденция этого процесса вела тогдашних философов природы ко все более последовательному подчеркиванию натуралистических черт панте­изма. Не менее важной идеей ренессансной натурфилософии, выте­кавшей из ее пантеистической позиции и во многом порождавшей ее, была также идея тождества микрокосма и макрокосма. Общую черту ренессансной натурфилософии, сближавшую ее с подавляю­щим большинством учений античной физики, следует усматривать и в преобладании качественной интерпретации природы.

Примером пантеистического мировоззрения, в котором на базе фундаментальной идеи тождества микро- и макрокосма натурали­стическое, природное начало брало верх над божественно сверхъ­естественным, могут служить воззрения и деятельность немецкого врача, естествоиспытателя и философа Теофраста Бомбаста фон Гогенхейма, более известного под псевдонимом Парацельс (1493— 1541).

Учившийся в немецких, французских и итальянских универси­тетах, бывший затем профессором медицины в Базеле и других го­родах, он работал также и в других странах Европы в качестве как учителя медицины, так и практикующего врача, завоевавшего большое доверие. Демократические симпатии Парацельса, приво­дившие его в эпоху Крестьянской войны в Германии и в последую­щие годы к конфликтам с властями, сочетались у него с глубоким интересом к приемам и средствам народной медицины, с изучением целебной силы трав и минералов. Характерно также, что свои про­изведения он писал преимущественно на немецком языке, на кото­ром вел и свое преподавание. Собственно философских произведе­ний Парацельс не создал, выражая Свои мировоззренческие идеи в сочинениях на медицинские, фармацевтические, химико-алхимичес­кие, астрологические, социально-политические и теологические те­мы. В центре его философских интересов, как и у многих других гуманистов, находился человек в его отношении к Богу, природе и социальному миру.

Парацельса можно считать родоначальником немецкой натурфилософии, выдвигавшим, однако, на первый план ме­дицину, которая опиралась на философию, астрологию, ал­химию и теологию. Характерна и глубокая неудовлетворенность Парацельса состоянием современной ему медицины, ориентировав­шейся на древние и средневековые авторитеты. В программе своих курсов по медицине, объявленной им в июне 1527 г. в Базельском университете, он писал, что большинство тогдашних врачей к ве­личайшему вреду для их пациентов "слишком рабски прикованы к словам Гиппократа, Галена, Авиценны и других, как если бы они были оракулами, вещающими с треножника Аполлона... Таким пу­тем можно достичь блестящих докторских степеней, но подлинным врачом никогда таким образом не станешь. Врачу потребны не ти­тулы, не красноречие, не знание языков, не чтение многочислен­ных книг, но только глубочайшее знание вещей природы и ее тайн"⁷. Таким образом, подлинного врача создают как большая добросовестная опытность, так и углубленность в тайны природы. Они вполне могут быть открыты человеку, который "проводит свои дни с тайнами и как могущественный мастер земного света живет в Боге и в природе"⁸.

В контексте такого примитивного аналогизма и в интересах ме­дицинской науки Парацельс, опираясь на многовековую практику алхимии, наряду с традиционными стихиями древней физики — землей, водой, воздухом и огнем — признавал наличие трех уни­версальных начал: ртути, соответствующей духу, соли — телу, и серы — душе. Нарушение нормального соотношения этих начал в человеческом организме приводит его к различным заболеваниям. Принцип соответствия человеческого микрокосма природному мак­рокосму закономерно приводил немецкого врача и философа к убе­ждению в том, что против любого заболевания можно найти лекар­ство в природе. Сколь ни примитивны такого рода представления, опираясь на них, Парацельс ввел в медицинскую практику новые эффективные медикаменты.

Его интерес к алхимии дополнялся и интересом к магии. В сущ­ности, сама медицина представлялась ему натуральной ма­гией. Одним из закономерных следствий фундаментальной идеи тождества макро- и микрокосма у Парацельса стало также его ги­лозоистическое убеждение во всеобщей одушевленности природы. В каждой ее частице пребывает некий архей ("начальник"), распо­знание которого вручает ученому наиболее действенный ключ к яв­лениям природы, особенно эффективный при лечении заболеваний.

К середине и второй половине XVI в. среди гуманистической интеллигенции в Италии усиливались стремления к углубленному и достоверному познанию природы, противопоставленные умозри­тельным и практически бесперспективным построениям схоластики, опиравшейся на Аристотеля. Весьма ярким выражением таких стремлений стали деятельность и доктрина Бернардино Телезио (1509-1588). Получив хорошее классическое образование, обучав­шийся в Падуанском университете медицине и философии, Телезио основал в своем родном городе Козенце (недалеко от Неаполя) ученое общество, своего рода академию, деятельность которой, в отличие от существовавшей некогда Флорентийской академии со­стояла не в изучении и культивировании платоновского учения или других философских доктрин античности, а в наблюдении и иссле­довании самой природы. Свою натурфилософскую доктрину Теле­зио изложил в сочинении, в самом названии которого сформулиро­вана его философская программа: «О природе вещей согласно ее собственным началам» («De rerum natura juxta propria principia», Неаполь, 1565; 1586).

Когда Телезио перешел к осмыслению картины природы в це­лом — а в этом и состоит главная задача всякой натурфилософии, — то вынужден был обратиться к античным натурфилософским идеям, в которых качественная интерпретация природы резко пре­обладала над количественной. Многовековая традиция может ока­заться сильнее всякой методологии, в особенности односторонней, которую очень трудно проводить последовательно. Но Телезио по­пал под влияние не платоновско-неоплатонической традиции (пре­обладавшей у ренессансных философов XV-XVI вв., отвергавших схоластизированный аристотелизм), а традиции стоицизма.

Антропология Телезио в принципе натуралистична. Жизненный дух (spiritus), присущий как животному, так и человеческому ор­ганизму, соединяет их с мировым теплом (в котором можно видеть и одну из трансформаций стоической пневмы — теплого дыхания, пронизывающего весь мир). Правда, познавательная способность принадлежит собственно разумной душе (anima rationalis), но она в своих действиях всегда связана с телом, поскольку чувства Теле­зио рассматривает как главный, определяющий источник познава­тельной деятельности человека. Интересный ренессансный вариант этики стоицизма представляют собой и этические воззрения Теле­зио. Принцип самосохранения, которому подчинено поведение всех природных начал и вещей, распространяется и на человека (получая именно здесь свою наиболее убедительную конкретиза­цию). В человеческом мире данный принцип выражает уже сугубо индивидуалистическое начало социальной жизни. Однако карди­нальное отличие человека от животного (не говоря уже о более низких организациях) выражается в поступках, присущих челове­ку как сугубо моральному существу (например, его способность отказаться от достижения собственных интересов и даже пожертво­вать своей жизнью). Такая способность не может быть связана даже с разумной душой, ориентированной на чувственную деятель­ность. Для ее объяснения Козентинец допускает существование другой, "высшей" души, некоей "сверхдобавочной формы" (forma superaddita), непосредственно происходящей от Бога.