6. Личности и судьбы

Обсуждая основные философские проблемы французского Про­свещения, мы разбирали их на материалах работ тех, кто развивал просветительскую философию. Что это были за люди? Какова была их жизнь? Какое влияние оказали они на мировую культу­ру? — Выберем несколько самых значительных фигур и попытаем­ся ответить на эти вопросы.

Франсуа Мари Вольтер (1694-1778) — один из самых круп­ных деятелей Просвещения — принадлежал к старшему поколению просветителей. Он был связующим звеном между двумя их поколе­ниями, а также между просветителями и передовыми слоями фран­цузского общества. Его роль нельзя понять, оценив лишь какие-то отдельные сочинения или какой-то особый вид деятельности: глу­бокий и ироничный ум Вольтера отразил интенции самого духа Просвещения, его отказ от предрассудков, его опору на самого се­бя. Многие направления в развитии культуры Просвещения, и не только французского, задал именно Вольтер; многие важные вехи на этом пути расставил именно он.

Так, надежды на просвещенного монарха сложились во фран­цузском Просвещении главным образом благодаря Вольтеру. Для него это была не абстрактная идея; личное и многолетнее общение с Фридрихом II Прусским, переписка с Марией-Терезией Австрий­ской, Екатериной II дали почву надеждам. Несмотря на некоторые возникающие здесь конфликты и сложности, Вольтер был убежден в том, что просвещенная монархия — наилучшая форма правле­ния, при которой будут введены справедливые законы и обеспече­ны наиболее благоприятные условия жизни для всего народа. Нельзя сказать, что Вольтер не видел непривлекательных черт "просвещенных государей", но тут вся надежда у него была на фи­лософов и на просвещенное воспитание: если мудрые философы станут наставниками монархов, те, как он думал, поймут, насколь­ко не просто почетнее, но даже и выгоднее быть добродетельным человеком и заботиться о благе народа. От него эти идеи перейдут к другим просветителям, в частности к д'Аламберу и Дидро.

Вольтер (Мари Франсуа Аруэ)

Другая важная сторона его деятельности относится к борьбе с религией. В наши дни критика религии стала настолько непопу­лярной, что как будто'и не следует упоминать о ней. И однако не надо забывать о том, что время, в которое жил Вольтер, ставило совсем другие задачи в области взаимоотношений народа и церкви, просветителей и священнослужителей. Иезуиты, по сути дела управлявшие Францией, были еще очень сильны, их инквизици­онные действия охватывали всю страну; еще нередки были казни по религиозным мотивам. Вольтер прославился своим участием в процессах по защите мучеников веры — Каласа, Сирвена, Ла Бар­ра. Его призыв "раздавить гадину" звучал по всей Франции, а критика религиозных книг и действий церковников подрывала не только авторитет церкви, но и весь абсолютистский режим. Блестя­щий сатирический ум, глубина знаний, широта эрудиции позволи­ли Вольтеру создать яркие памфлеты против церкви. Несмотря на то что он считал необходимым сохранить религию в качестве "уз­ды" для простого народа (известно его выражение: "Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать"), критический анализ, проде­ланный в таких работах, как «Бог и люди» (1769), «Наконец-то объясненная Библия» (1776), производил огромное впечатление не только на интеллектуалов, но и на простых читателей, поскольку Франция была в то время самой читающей страной в Европе.

Небольшие книжечки Вольтера, которые доставлялись в Париж из Ферне (где он долгие годы жил в изгнании) и продавались у под­ножия парламента, моментально раскупались всеми, кто собирался посмотреть, как сжигают осужденные парламентом книги, в том числе и книги Вольтера. Борьба Вольтера с церковью по сути дела стала борьбой против авторитарного мышления вообще: он отрицал не один лишь церковный авторитет, но все авторитеты, не заслу­жившие одобрения здравого смысла.

Еще одна заслуга Вольтера заключается в создании особого по­нимания истории (см. раздел «Понимание истории»). Защищая, как и многие другие просветители, концепцию общественного дого­вора, Вольтер рисует в своих философских сказках, повестях и диалогах образ благородного дикаря, наделенного от природы все­ми хорошими человеческими качествами. Со временем этот дикарь начинает понимать преимущества совместной жизни, что и приво­дит его к заключению общественного договора. Отрицательно от­носясь к концепции Руссо, Вольтер, как и другие энциклопедисты (входя в их круг, Вольтер помогал Дидро и материально, и мо­рально, сам много писал в Энциклопедию), отстаивал точку зрения на историю как на прогресс разума. Гуманности, веротерпимости он посвятил многие свои драмы, многие из которых (например, «Эдип») с успехом шли на парижских сценах. Все религии — магометанство, христианство, иудаизм, буддизм — в этом плане равны; отрицая европоцентризм, Вольтер распространял свой под­ход и на религию.

Следует отметить и то, что он был сторонником учения Ньюто­на и пытался пропагандировать его основные положения и законы, развивая их в плане сенсуализма. Большую работу «Основы фило­софии Ньютона» (1738) Вольтер посвящает восхвалению этой, на его взгляд, единственно истинной системы опытного знания. Признавая объективное существование природы (хотя она и была создана Богом), Вольтер убежден в том, что человек в состоянии, опираясь на свои чувства, без всяких врожденных идей познать ее; Бэкон и Локк указали здесь человечеству верный путь. Как и все сенсуалисты, Вольтер считает, что ум, мышление являются лишь обобщением чувственных данных. В духе сенсуализма он трактует и эксперимент, прежде всего ньютоновский.

До конца дней Вольтер оставался поклонником Ньютона (глав­ное сочинение Ньютона «Математические основы натуральной фи­лософии» в свое время по совету Вольтера перевела с латыни на французский маркиза Эмилия дю Шатле). Включаясь в полемику Лейбница с Ньютоном (о действующих силах, о пространстве и времени), Вольтер принимает сторону Ньютона, хотя обращает внимание и на некоторые его ошибки (заключающиеся, на его взгляд, в признании взаимопревращения различных атомов мате­рии). И в «Философских письмах» (1734), и в «Метафизическом трактате» (1734) Вольтер излагает свои взгляды на природу мате­рии: она состоит из мельчайших частиц — атомов, обладающих протяженностью и плотностью; пространство и время присущи ей объективно; движение абсолютно, покой же относителен; все в ми­ре совершается по причинным связям и т. д. Он признает, далее, что после акта творения природа начинает развиваться по данным ей Творцом, но ставшим имманентными законам. Эти взгляды Вольтера не были столь же глубокими и оригинальными, как его воззрения на историю.

Наделенный и философским, и литературным дарованиями, обладая глубоким и ироничным умом, Вольтер стал славой французского Просвещения. Жизненный путь его был нелегок, но замечателен: не один раз за свою борьбу против старого мира он подвергался преследованиям, сидел в Бастилии, вынужден был бежать из Франции. Но уже при жизни он пользовался огромной популярностью: его приезд в Париж незадолго до смерти стал настоящим триумфом. "Прибытие Вольтера в Париж произвело в народе здешнем действие как бы сошествия какого-нибудь божества на землю... Почтение, ему оказываемое, ничем не отличается от обожания", — писал один из очевидцев. Перенесение праха Воль­тера в парижский Пантеон в 1791 г. явилось закономерным призна­нием его огромного вклада во французскую культуру. Однако речь идет не только о французской культуре: влияние Вольтера на крупнейших духовных лидеров Европы и Америки и XVIII, и по­следующих веков было бесспорным; ведь обсуждая любые фило­софские вопросы, он всегда пропускал их сквозь призму вечных нравственных человеческих проблем, своим "орудием насмешки" тушил, говоря словами И. Белинского, "в Европе костры фанатиз­ма и невежества". Составив славу французской культуры, Вольтер одновременно стал гордостью мировой культуры.

Дени Дидро (1713-1784) — одна из самых ярких фигур во французском Просвещении. При жизни он был известен главным образом как организатор и издатель знаменитой «Энциклопедии наук, искусств и ремесел». Объединив вокруг «Энциклопедии» самые замечательные умы своего времени, Дидро превратил ее в своеобразный центр борьбы со всеми прежними феодально-государ­ственными структурами, в центр выработки нового мировоззрения. Он проявил незаурядное мужество, поскольку издание «Энцикло­педии» не один раз запрещалось и арестовывалось, и надо было обладать большой стойкостью, чтобы довести его до конца. Факти­чески вся творческая жизнь Дидро с 1749 по 1772 гг. была посвя­щена «Энциклопедии». В качестве редактора он "приложил руку" почти ко всем ее статьям и сам написал более 1200 статей. Надо заметить, что в них речь шла не просто об изложении каких-то фактических данных или крупных открытий, а о формировании новых мировоззренческих и философских установок.

Ранее были известны также работы Дидро, посвященные обос­нованию материализма и выяснению своеобразия неорганической, органической и мыслящей форм материи. Исследователи при этом замечали, что Дидро не создал систему, наподобие системы

Гольбаха или Гельвеция; долгое время это ставилось ему в вину, подчеркивалось, что в философском оркестре своей эпохи Дидро играл партию второй скрипки. Со временем, однако, многие при­шли к выводу, что Дидро обладал незаурядным философским умом и что заслуга его перед философией была значительной, хотя совсем другой, нежели заслуга Гольбаха или Гельвеция. Она со­стояла в том, что Дидро отрефлектировал способ мышления своего времени и открыл в нем так называемую парадоксальность (см. раздел «Способ мышления эпохи»). Такая рефлексия стала воз­можной благодаря присущему мышлению Дидро майевтическому, или сократическому, дару. Не случайно один из томов последнего юбилейного издания сочинений Дидро носит название «Новый Сократ»⁶². В этом томе помещены, в частности, диалоги Дидро, о которых речь шла выше, которые при жизни автора известны не были и которые позже вызвали восхищение многих великих писа­телей, в том числе Гёте и Шиллера.

Сократической особенностью ума Дидро объясняется и то, что он не создал философской системы, и то, что он в своих произведе­ниях не столько давал ответы, сколько ставил вопросы, очерчивая ими границы механистического материализма и подводя к мысли о возможности иных решений. В своих воззрениях на природу, об­щество и человека Дидро движется как будто в общем со всеми русле, но вследствие отмеченной особенности ума вскрывает труд­ности при решении любой проблемы, обнаружить которые, кроме него, не смог никто другой. Так, он понимает, что с позиций меха­ницизма невозможно объяснить специфику живых и мыслящих тел, а также сам процесс их возникновения. Он видит, что, отправ­ляясь от одних только ощущений, нельзя раскрыть сущность твор­ческой силы воображения художника. Он осознает, что концепция утилитаризма не годится для построения науки о нравственности и что понятия природы и человека таят внутри себя существенные противоречия.

Немало из того, что создал Дидро, стал известно недавно, лишь после того, как около сорока лет назад был открыт законсервирован­ный до той поры фонд дочери Дидро г-жи Вандель. В частности, исследователи убедились в том, что значительная часть «Истории двух Индий» Рейналя была написана Дидро; стало известно и о его участии в сочинениях других авторов, о письмах, которые он писал многим ученым, излагая свое понимание человека, и т. д. Дело в том, что после 1758 г. Дидро почти ничего не публиковал, отдавая все силы изданию «Энциклопедии», а между тем, его колоссальная работоспособность и живой глубокий ум породили множество ярких творений. Нельзя не сказать несколько слов о знаменитых «Салонах», где он дает яркую картину французской живописи XVIII в., отвечая попутно на вопросы о задачах искусст­ва, об отношении искусства к природе, о творческом воображении художника и т. д.

Тему парадокса Дидро продолжает в «Парадоксе об актере» (также опубликованном после смерти автора), где он выводит на сцену еще один парадокс, относящийся к актерской игре и заклю­чающийся в том, что игра талантлива, когда актер как бы балан­сирует "на лезвии бритвы" — на грани реальности и вымысла. Только тогда, когда актер остается самим собой, он может стать другим (перевоплотиться в образ), и только тогда, когда он пере­воплощается, он может остаться самим собой — следящим за своей игрой и корректирующим ее актером. Множество интересных мыслей о реализме и фантазии, о целях художника и связи ума и вообра­жения высказывает здесь Дидро. Сила и глубина его идей, привле­кательность человеческих качеств — верности и доброты, стойкости и юмора — сделали его одним из самых достойных представителей философской культуры французского Просвещения. Следует упо­мянуть и о разработке им социальных программ развития демокра­тического общества, а именно, о путях превращения всех граждан в представителей третьего сословия, о способах ограничения деспо­тических притязаний "просвещенных" монархов, о перспективах принятия просвещенных законов и т. д., что было предложено Дидро, в частности, во время его пребывания в России в 1773 г. Тогда же, общаясь с Екатериной И, Дидро пришел к выводу, что "русская императрица, несомненно, является деспотом", это несколько охладило его веру в добрые намерения просвещенных государей. Во время пребывания в России Дидро составил также программу образования всех членов общества, включая начальную школу (где обучение должно быть обязательным и бесплатным) и кончая университетом. В подготовке этих программ сказался про­светитель, уповающий на силу просвещенного воспитания.

Жан-Жак Руссо (1712-1778) прославился не только фило­софскими, но и литературными сочинениями. Вошедший в обиход термин "руссоизм" стал означать особое направление в каждой из этих двух областей интеллектуальной деятельности. Раскрыть со­держание этого понятия значит одновременно уяснить место Руссо в движении Просвещения.

Приехав в Париж тридцатилетним провинциальным учителем музыки, Руссо очень быстро завоевал признание своим первым трактатом «Способствовало ли возрождение наук и искусств очи­щению нравов?» (1749). Отрицательный ответ снискал ему славу оригинального и парадоксального мыслителя. Идеи, развитые здесь Руссо, оказались необычайно плодотворными. Во-первых, он сумел доказать, что нравственность представляет собой особую сферу жизни человека, не совпадающую ни с его интеллекту­альным уровнем, ни с его образованностью (ведь можно быть обра­зованным и эрудированным, но безнравственным человеком). Вследствие этого социальный прогресс вовсе не сводится к прогрес­су научному, как полагали другие просветители. Скорее, напротив, развитие науки может привести к упадку нравов и регрессу челове­ческого рода

.

Во-вторых, внося в просветитель­ское понимание природы некоторые коррективы, Руссо упростил или даже опростил ее, нарисовав идеаль­ную картину человеческой жизни в виде патриархальной идиллии на ло­не природы, мало затронутой про­мышленными воздействиями. Приро­да для Руссо это не только "склад" продуктов или предметов для воз­можной человеческой деятельности, не только совокупность объектов по­знания, она — единственный "дом" человека и потому вызывает чувства любви и восхищения, восторга и умиления. Подчеркивая примат чувств над разумом, Руссо вносит коррективы и в понимание человека, развивая особое направление — сен­тиментализм. Этим понятием обозна­чается такое толкование человека, когда на первый план выдвигаются сердце и душа — чувствительное сердце и чувствительная душа. В от­личие от энциклопедистов Руссо го­ворит о человеке не как о субъекте познания и даже не как о живом су- Жан Жак Руссо

ществе, наделенном различными фи­зиологическими потребностями, — он говорит о нем прежде всего как о субъекте чувств; именно в чувствах Руссо усматривает свое­образие человеческой природы.

Второй трактат «О происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755) также был значительной вехой на творче­ском пути Руссо, хотя и не принес ему такого широкого признания публики, как первый. Заслуга Руссо в данном случае состояла в том, что он противопоставил природное неравенство — социально­му неравенству и попытался доказать, что последнее возникает исторически на определенной ступени общественного развития, бу­дучи связано с появлением частной собственности. Здесь же Руссо продолжает критику пороков цивилизации. Надо сказать, что неко­торые исследователи склонны исключать Руссо из числа просвети­телей на том основании, что он отрицательно относился к науке и создавал различные консервативные утопии. Но несмотря на неко­торые существенные расхождения с энциклопедистами, Руссо, бес­спорно, относится к просветителям. И для него природа и воспитание были теми двумя важными полюсами, вокруг которых должны стро­иться все рассуждения. И для него тот субъект, на который обращено внимание философа, который воспитывается и просвещается —

это член гражданского общества. Несмотря на то что Руссо отстаи­вает примат чувств над разумом, он вовсе не отказывается от "просве­щенного светом разума", следовательно, от разумного воспитания.

Взаимоотношения Руссо с другими просветителями складыва­лись достаточно сложно: будучи в 40-х годах очень дружен с Дид­ро и Кондильяком и находясь в хороших отношениях с другими энциклопедистами, в 50-е годы он перессорился почти со всеми. Кульминационный момент ссоры пришелся на 1758 г., когда в от­вет на помещенную в 7 т. «Энциклопедии» статью д'Аламбера «Женева» Руссо ответил письмом к д'Аламберу «О зрелищах», где критиковал и статью, и многие взгляды энциклопедистов, особенно по религиозным вопросам (так как в отличие от большинства из них он был верующим человеком). Разразился настоящий общест­венный скандал, в результате которого на «Энциклопедию» вновь обрушились гонения. В ссоре приняли участие почти все энцикло­педисты, а наиболее резкую по отношению к Руссо позицию занял Вольтер, вообще считавший взгляды Руссо "философией лентяев и тунеядцев". По-видимому, в этой ссоре проявились как мировоз­зренческие разногласия, так и некоторые не слишком привлека­тельные черты характера Руссо — его подозрительность, нелюбовь к общению, ипохондрия. Отойдя от энциклопедистов и поселив­шись близ маленького городка Монморанси, Руссо создает там два своих шедевра: роман о любви «Новую Элоизу» (1761) и воспита­тельный роман «Эмиль» (1762). Появление «Новой Элоизы» мож­но считать настоящим триумфом Руссо; с этого момента начинается его литературная слава; возникает новое литературное течение — сентиментализм. В «Новой Элоизе» в полной мере было раскрыто содержание "естественных" человеческих чувств.

«Эмиль» славы Руссо не принес; напротив, он навлек на него большие неприятности. Дело в том, что здесь Руссо уделил главное внимание так называемому естественному воспитанию, ориентиро­ванному на преодоление всех сословных привилегий и неравенств; здесь он утверждает всесилие природы и необходимость учитывать естественные склонности и естественные возрастные особенности ребенка. В «Эмиле» Руссо утверждает также веротерпимость и от­стаивает преимущества "естественной религии" с укорененными лишь в человеческом сердце догматами веры. Он пишет: "В моем веровании вы видите лишь естественную религию, — странно, что людям нужна еще какая-то! Да и есть ли нужда в другой религии? В чем же моя вина, ежели я служу Богу согласно тому свету, кото­рым он озарил мой ум, согласно чувствам, которые он внушил мо­ему сердцу... Самые высокие представления о Божестве дает нам наш собственный разум"⁶³. Обоснование "естественной религии" вызвало ожесточенные нападки на Руссо со стороны церкви; гнев правительства и церковных деятелей был так велик, что Руссо вы­нужден был на время покинуть Францию, а затем и Швейцарию.

Одним из самых значительных вкладов Руссо — и не только в историю французского общества XVIII в., но и в историю мировой цивилизации — было развитие теории общественного договора (см. раздел «Концепция общественного договора») в связи с разработ­кой принципов гражданского общества. Самую большую славу, хотя уже посмертную, принесло Руссо его рассуждение «Об обще­ственном договоре» (1762). Многие его строки актуальны и сего­дня. Во время революции складывается настоящий культ Руссо, достигший кульминационной точки в момент перенесения его праха в парижский Пантеон. Пережив взлеты и падения, успех и пресле­дования, найдя друзей и потеряв многих из них, приобретя многих верных поклонников и почитателей, оказав воздействие на судьбы революции и Просвещения, Руссо прожил трудную, но плодотвор­ную жизнь. Глубокий ум, оригинальность идей, приверженность демократическим принципам сделали Руссо предтечей различных культурных — философских, социологических, педагогических, литературных — течений.

Поль Гольбах (1723-1789) — крупнейший представитель французского Просвещения. Получив образование в Лейденском университете, он сосредоточил свой интерес на науках о неживой природе — физике, минералогии, геологии. В этих областях ему принадлежат переводы с немецкого и шведского языков, и это единственные работы, которые он опубликовал под своим именем. Главной заслугой Гольбаха следует считать то, что он стал система­тизатором философских взглядов французских просветителей, по­пытавшись объединить их в единую систему и представить ее как систему здравых рассуждений. Задача осмысления достижений ньютоновского естествознания, связанная с этим (см. раздел «Учение о природе») была в то время, наряду с Дидро, "по плечу", пожалуй, только одному Гольбаху. Для ее выполнения требовались тонкий ум, широкая эрудиция, приверженность но­вому способу мышления, — и все это было у Гольбаха.

Критика в адрес Гольбаха главным образом сводилась к тому, что его взгляды банальны и общеизвестны; говорили, что «Система природы» представляет собой лишь естественнонаучное обобщение достижений ньютоновской механики и что нет никакой заслуги в том, чтобы дать его. При этом забывали, что в тот период обще­принятыми были совсем другие воззрения: гораздо привычнее, на­пример, было представлять движущую силу не как инерцию, а как внешнее воздействие (такое понимание идет со времен Аристотеля и распространяется на все средние века). Для того чтобы понятия инерции, причинности, силы, притяжения, отталкивания и т. д. во­шли в обиход и стали как бы само собой разумеющимися, надо бы­ло t перевести доступный лишь посвященным эзотерический язык науки на понятный всем язык здравого смысла. Это и выполнил Гольбах. Он, кроме того, был стойким борцом, помогавшим Дидро в годы тяжелых гонений на «Энциклопедию», и отзывчивым дру­гом. Из его салона на улице Сен-Рош вышел основной круг энцик­лопедистов; вместе со своими единомышленниками он закладывал основы нового мировоззрения.

Веселый и доброжелательный, всегда старавшийся помочь людям Гольбах терял все свое добродушие, когда писал о религии. Раньше, чем вышла в свет «Система природы», появились «Разо­блаченное христианство...», «Карманное богословие», «Письма к Евгении...» и другие антирелигиозные сочинения, которые Дидро сравнивал с разрывающимися бомбами. В наше время, когда рели­гия вошла не столько в жизнь, сколько в моду, выступления Голь­баха против религии кажутся чуть ли не неприличными. Однако нельзя забывать о том, в каких условиях они создавались. Во-пер­вых, церковь вплоть до конца XVIII в. была тесно связана с фео­дально-абсолютистским режимом и освящала старые традиции и обычаи. Во-вторых, церковь защищала и обосновывала авторитар­ное мышление, принадлежавшее уже прошлой эпохе; его должно было заменить здравомыслие. И одна из работ Гольбаха — «Здра­вый смысл, или Естественные идеи, противопоставленные идеям сверх естественным» (опубликованная в 1773 г. и переиздававшаяся чуть ли не каждый год вплоть до 1834 г.) — свидетельствует о том, что для Гольбаха единственным авторитетом является здравый рассудок, полученный каждым человеком в момент своего рожде­ния от матери-природы. В этой работе, как и в других антирелиги­озных сочинениях, он подвергает сомнению неоспоримость церков­ных догматов. Справедлив ли Бог, обрекая людей, совершивших преступления, на вечную кару? — Ведь если Бог всемогущ, то что стоило ему определить, чтобы в мире царила гармония и все созда­ния были добрыми, непорочными, счастливыми. — Нравственно ли, например, что Бог иудеев Иегова наслал на свой народ чуму только для искупления проступка одного из царей, которого неиз­вестно почему пощадил? — И если гольбаховская критика религии и церкви была не столь остррумна и блестяща, как критика Воль­тера, то Гольбах искупал этот недостаток основательностью дово­дов и всесторонним освещением противоречий христианства.

Отвергая религиозный догмат о свободе воли в пользу фатали­стических представлений, Гольбах в то же время прибегает для объяс­нения новых исторических процессов и состояний к неожиданно и поэтому как бы случайно возникающим "мировым катаклизмам". К ним относятся глобальные катастрофы, например всемирный потоп, землетрясения; но существуют катастрофы частного порядка — по­жары, наводнения и т. д. Так, столь длительное существование в человеческой истории невежества и предрассудков объясняется вне­запной гибелью накопленных прежде человечеством знаний и необ­ходимостью начинать движение разума заново. "Вот, может быть, настоящий источник несовершенства наших знаний, недостатков наших политических и религиозных учреждений, вдохновителем которых всегда были страх, неопытность и детские предрассудки, благодаря которым человечество повсюду находится как бы в со­стоянии детства"⁶⁴.

Гольбах не имел при жизни такого широкого общественного признания, как Вольтер или Руссо. И тем не менее его вклад в "копилку" Просвещения значителен и весом. Он заключается в сис­тематизации философских взглядов просветителей и в воспитании у людей способности мыслить здраво.