2. Христиан вольф и его последователи

Наиболее значительным представителем философии немецкого Просвещения, а по существу "отцом" или родоначальником фило­софского просвещения в Германии был Хр. Вольф (1679-1754). В этой оценке единодушны исследователи самых различных ориен­тации, как единодушны они и в критике односторонности и проти­воречивости вольфианской метафизики, в ее оценке как "плоской и скучной", сыгравшей неоднозначную роль в составе философии Нового времени и века Просвещения. При всей справедливости этой и других оценок философии Вольфа (как "поверхностной сис­тематизации учения Лейбница", "рассудочно-метафизической", "догматической") необходимо иметь в виду, что в данном случае речь идет не о недостатках учения конкретного мыслителя, не о субъективной ограниченности его философского мышления, а о важном и закономерном историко-философском явлении, имевшем под собой вполне реальные и даже необходимые теоретико-методо­логические и мировоззренческие основания.

Не случайно философия Лейбница, по крайней мере до середи­ны XVIII столетия, была известна в Германии именно в интерпре­тации Вольфа. Именно он стал основателем самой влиятельной философской школы. Его ученики и последователи занимали большинство важнейших кафедр в германских университетах, а вся система образования, преподавание различных наук так или иначе основывались на его общефилософских принципах. Популярность и слава Вольфа вышли далеко за пределы Германии и даже Евро­пы. Он был членом пяти крупнейших европейских Академий, в том числе и в России. Популярности философии Вульфа во многом способствовал доходчивый, ясный и точный язык его работ, внес­ших огромный вклад в разработку немецкой философской и научной терминологии; большинство из них он сам в поздний пери­од творчества перевел на латынь, а важнейшие его труды уже при жизни мыслителя были переведены на основные европейские языки.

Однако главной причиной популярности и влиятельности Вольфа было то, что его работы весьма точно соответство­вали и с максимальной силой выражали исходные установки просветительского мышления, его основную "парадигму". Основным способом или типом отношения человека к миру, а так­же мерилом, критерием и судьей всего сущего Вольф сделал "ра­зумные мысли о Боге, мире, человеческой душе и всех вещах вооб­ще" (именно таково название основного его труда и именно со слов "разумные мысли" начинаются заголовки большинства его работ). Иначе говоря, в основание своего способа философствования он по­ложил мыслящее или рассудочное, понятийно строго определенное, последовательное, систематизированное и логически доказательное рассмотрение всех областей сущего, всех вещей действительного или возможного мира. '

Вместе с тем, именно в мыслящем рассудке и достигаемом им знании Вольф усматривал основное средство просвеще­ния, образования и воспитания людей, с чем он связывал глав­ную цель своей философии. Он подчеркивал, что в своей филосо­фии всегда стремился к достоверному познанию того, что служит благу человеческого рода, к применению найденных им истин для пользы людей. Мысль о том, что философ служит человечеству, встречается во всех его работах. Девизом своей философии он избрал латинское изречение "Ad usum vitae" ("для житейской на­добности"). Эта практически-просветительская и даже пропаганди­стская ориентация философии Вольфа наглядно просматривается даже в его пресловутом педантизме, попытках "демонстративного доказательства" правил и советов для домашнего обихода и "жи­тейской надобности", которые сегодня выглядят забавным казусом в истории философской мысли, собранием тривиальных поучений. Но его современниками они воспринимались иначе. Убеждение Вольфа в силе мышления, его призыв к самостоятельному примене­нию разума (провозглашенный намного раньше знаменитого "Sape- re aude" Канта), стремление внедрить в сознание рядового челове­ка принципы рационального, доказательного мышления имели важное просветительское и социальное значение.

Не менее важно, что в противоположность религиозной идеоло­гии и пиетистской морали Вольф апеллировал не столько к внут­реннему миру человека, к его благочестивой набожности, сколько к деятельной жизни труженика, основанной на принципах реальной пользы и чувственного, земного счастья. Трактуя Бога как совер­шенное разумное существо, а веру как оптимистическую уверенность в способности разума к постижению истины, Вольф, по справедливо­му замечанию Фейербаха, обозначил своей философией первую ступень в борьбе духа науки и просвещения с религиозной протестант­ской идеологией. Именно эта принципиальная мировоззренческая оппозиция лежала в основе конфликта Вольфа с официальной цер­ковью и ортодоксальным пиетизмом, приведшего его к изгнанию из Галле в 1723 г.

В своих работах Вольф постоянно подчеркивает, что главная цель метафизики — счастье людей — не будет достигнута, пока в ней отсутствуют основательные, ясные, отчетливые и подтверждае­мые в опыте понятия о каждой вещи. В более поздней работе он отмечает, что вопрос о счастье — отнюдь не собственная часть фи­лософии: задача философии — служить фундаментом других наук, доставлять им надежные принципы, точные методы достижения ис­тинного знания и его критерии. Свое понимание философии как "Welt-Weisheit", т. е. "мудрости для мира" или "мировой мудро­сти", Вольф связывал с необходимостью рассудочного, научного объяснения мира, построения целостного, доказательного и систе­матического знания о нем. Только в этом случае философия может служить миру и благу людей, их образованию и воспитанию, спо­собствовать расцвету наук.

С этим осуществленным Вольфом и его учениками поворотом к разработке общефилософских, научно-теоретических и методоло­гических оснований человеческого познания и поведения, просвети­тельского мировоззрения в целом исследователи связывают начало так называемого умственного этапа, зрелой или высокой стадии не­мецкого Просвещения. Говоря о "повороте", осуществленном Воль­фом в философии Просвещения, нужно учитывать, что во многом это было продолжением лейбницевской и всей предшествующей традиции рационалистической метафизики XVII в. Однако у Вольфа эта традиция выступила в своеобразном синтезе с просве­тительскими установками, что во многом определило специфичес­кие особенности, равно как и место его учения в просветительском движении и в истории философской мысли XVIII в.

За вольфовской философией установилась дурная "слава": ее обычно оценивают как "плоскую" и "скудоумную" систематизацию наследия Лейбница, утратившую многие гениальные идеи, догадки и прозрения великого учителя. Эта оценка во многом несправедли­ва. Предприняв грандиозную попытку построения универсальной системы метафизики на основе единого математического метода и в соответствии с логическим идеалом знания, Вольф исходил из идеи самого Лейбница, стремился реализовать неосуществленный замы­сел этого мыслителя. Следуя просветительскому подходу к науке, ее пониманию как средства образования и воспитания людей, Вольф пытался обобщить и систематизировать не только наследие Лейбница, но едва ли не всю совокупность современных ему научных и философских знаний, подвести их под единые принципы познания и представить в виде дедуктивной системы "разумных мыслей о всех вещах".

Именно такое просветительски-практическое, целеслужебное отношение к знанию послужило источником повышенной тре­бовательности к его логической строгости, точности, доказательности и систематической упорядоченности.

Указанные особенности многочисленных работ Вольфа, посвящен­ных самым различным областям человеческого знания, принесли им необычайную популярность и позволили стать заметным вкла­дом в разработку теоретических и мировоззренческих ос­нов не только немецкого, но и европейского Просвещения. Вместе с тем именно у Вольфа с наибольшей ясностью и силой обо­значился специфический философско-гносеологический феномен: просветительское отношение к знанию как средству образования и обучения, его рассмотрение в качестве учебно-педагогического мате­риала оборачиваются серьезной гносеологической ошибкой, а именно превращением форм экспликации знания в основное средст­во его достижения, подменой процесса познания его конечным результатом. При этом способы рассудочного мышления, его логические законы и формы не только абсолютизируются, но и неправомерно переносятся на бытие и познание, отождествляются с сущностью и структурой самого действительного мира и процес­сами его познавательного освоения.

В результате этого вольфовская метафизика, с одной стороны, все больше превращалась в набор общеизвестных и банальных "ра­зумных мыслей", в застывший свод неизменных, раз и навсегда данных понятий, поучений, советов, внешним и весьма искусствен­ным образом упорядоченных в некое подобие единой и доказатель­ной системы. С другой стороны, система эта не только все более устаревала по сравнению с бурно развивавшейся наукой, с резуль­татами и запросами реальной практики; в ней все более отчетливо обнаруживались глубокая внутренняя противоречивость и дог­матичность ее исходных философских оснований и "первых прин­ципов". Именно в системе Вольфа с ее претензиями на научность, доказательность и обоснованность всех ее понятий со всей очевид­ностью проявился тот парадоксальный факт, что ее возможность зиждется на никак не обоснованном, т. е. догматическом, постули­ровании бытия Бога и чудесного акта творения действительного мира. Только при таких допущениях или предпосылках, состав­лявших содержание так называемой рациональной, или естествен­ной, теологии, сохранялась возможность обоснования двух других частей метафизики — рациональной космологии и психологии, т. е. учения о мире и человеческой душе и предустановленной гар­монии между ними. Иначе говоря, при внешней наукообразности и просветительской направленности обсуждения вопросов о мире и человеке, о его способности к познанию и преобразованию действи­тельности, к совершенствованию общества, достижению всеобщего блага и нравственного совершенства, и т. д. их решение оказыва­лось мнимым и иллюзорным, а главное, основанным на недоказуе­мых и противоречащих опыту и здравому смыслу постулатах.

Эти и другие пороки и внутренние противоречия метафизики Вольфа привели к тому, что она перестала быть центром просвети­тельского движения. Неминуемым стало и последующее разложение вольфовской школы. Вместе с тем вольфианство имело важное эвристическое значение для дальнейшего развития философской мысли в Германии. Предметом философской рефлексии стала про­блема принципиальной односторонности, ограниченности и глубо­кой противоречивости рационалистической метафизики вообще, теоретической и методологической несостоятельности ее исходных установок и принципов. Вольфу выпала малопочетная участь стать носителем и выразителем общего кризиса традиционной метафизи­ки. Но в этом состоит и его непреходящая заслуга в истории фило­софской мысли нового времени, равно как и в процессе вызревания проблемно-теоретических предпосылок для разработки новых, нетрадиционных подходов к решению основных вопросов фило­софского познания, прежде всего у Канта, других представителей немецкой классической философии.

В целом вплоть до второй половины XVIII в. вольфовская шко­ла оставалась самой влиятельной философской школой в Герма­нии. Апогей ее развития приходится на начало 40-х годов, когда взошедший на престол Фридрих II торжественно пригласил Вольфа в Галле, объявив его философию чуть ли не официальной философией Пруссии. Среди наиболее известных представителей вольфовской школы, внесших немалый вклад в культурную жизнь Германии и немецкое Просвещение, следует отметить Г. Б. Биль- фингера, Л. Ф. Тюммига, И. Хр. Готтшеда, Ф. Хр. Баумейстера, А. Г. Баумгартена, Г. Ф. Мейера и др. Большинство вольфианцев занимались в основном формальными уточнениями и "улучшения­ми" системы своего учителя, пытаясь устранить ее многочисленные противоречия и содержательные пробелы. Как правило, однако, результатом этого на деле оказывалось лишь усиление таких нега­тивных сторон вольфианской метафизики, как бесплодная игра дефинициями и абстрактными формулировками, выдумывание искус­ственных логических связей между никак не обоснованными и эк­лектически рядоположными понятиями. В силу этого она все более превращалась в бессодержательную схоластику, теряла реальное познавательное значение, отдалялась от потребностей и задач про­светительского движения, развития общества, науки, образования.

Вместе с тем в составе вольфовской школы возникла и опреде­ленная дифференциация: ее наименее ортодоксальные представите­ли постепенно отказывались от крайнего рационализма учителя и от рассмотрения сугубо умозрительных и "высших" вопросов мета­физического познания, переходя к анализу вопросов, непосредст­венно связанных с конкретными потребностями общественной и культурной практики, научного познания. В работах вольфи­анцев на первый план все более выдвигалась проблематика эмпирической психологии, где понятие человеческой души трактовалось уже не как безликая совокупность абстрактных способностей, как "простая" и бессмертная сущность, а как мно­гомерное, целостное и активное образование, как достояние кон­кретной личности во всем богатстве и многообразии ее жизненных потребностей и интересов. Показательно, что именно из попыток уяснения специфики чувственности как самостоятельной и незави­симой от рассудка способности души и разработки специальной ло­гики "низшего" познания возникли эстетические идеи Баумгартена и Мейера, ставших основателями немецкой эстетической теории века Просвещения. На творчество ряда вольфианцев все большее влияние стали оказывать традиции английского сенсуализма, шотландской школы "морального чувства" и "здравого смысла", эмпирико-психологической линии Томазия. Все это привело к по­степенному эклектическому размыванию вольфовской школы и ее растворению в так называемой популярной философии позднего Просвещения.