412	Глава 12. «Золотой век» эллинской цивилизации

12.5. Геродот: от мифографии к истории как науке

«История» — древнегреческое слово. Уже у Го­ мера его употребление «указывает на острую мыслительную направленность зрительного восприятия, вследствие чего тот, кто видит, не просто видит, но еще судит об увиденном и даже является свидетелем или авторитетом в той области, которую он воспринимает зрением»1. В VI—V вв. до н.э. слово «история» начинает использоваться в значении «исследование», «розыск с целью установления истины», но первые историки предпочи­ тали называть себя «логографами» или «писателями» (синграфеи). История как наука — продукт «золотого века». Она скла­ дывается в эпоху высокой классики, выработавшей мировоз­ зренческие установки на постижение человека и общества во временной ретроспективе.

Именно в Древней Греции складывались историческое со­ знание, традиции теоретической рефлексии по поводу хода общественных событий. Прошлое следовало переоценить, мысленно подвести под диктовавшиеся практикой жизни ра­ циональные мерки, которыми оценивалась современность. Представления о прошлом должны были пройти оценку с по­ зиций исторического видения мира, исторического опыта, ка­ тегориальных структур (прежде всего категорий возможности и действительности). Это неизбежно вело к тому, что мифоло­ гический образ мира ставился под сомнение. Сначала в част­ ностях, а в дальнейшем — и в целом.

История формировалась из рационально-критического пе­ реосмысления мифологии, соотносимого с летописными констатациями, анализом оставшихся от предыдущих поколений надписей, документов, вполне еще мифологически сочетав­ ших человеческое и божественное, но их авторам они казались фиксациями исторических фактов. Древнегреческая традиция исторического исследования формировалась на основе синтеза

1 Тахо-Годи A.A. Ионийское и аттическое понимание термина «история» и род­ ственных с ним // Вопросы классической филологии. М., 1969. Вып. 2. С. 113.

12.5. Геродот от мифографии к истории как науке

413

мифопоэтической традиции (киклические поэмы, генеалогиче­ ские, этногенетические мифы), летописной традиции (в том числе официальные документы, календарные и хроникальные записи, законодательные акты, договоры и др.), мифографической и логографической литературы, географических и этногра­ фических описаний. Все это подвергалось критико-рациона- листическому анализу и в его контексте синтезировалось.

Первые попытки критического отношения кдревнейшей ми­ фологии мы находим у Гекатея Милетского (ок. 550—490 до н.э.), опиравшегося на философские, географические, историче­ ские и этнографические обобщения Анаксимандра и богатый опыт ионийских купцов, путешественников. Гекатей исполь­ зует мифы как исторический материал, но уже пытается отде­ лить то, что может быть в них истинным, от того, что является вымышленным, найти этимологические объяснения названий городов, стремится внести объективность в объяснения исто­ рических событий. Свою книгу «Генеалогии» («Истории») он начинает словами: «Так говорит Гекатей Милетский: я пишу это так, как мне представляется истинным, ибо рассказы элли­ нов многоразличны и смехотворны, как мне кажется» (С. 136). Гекатей закладывает основания метода рационалистической критики мифологии. Правда, он еще далек от того, чтобы це­ ликом отвергать миф как исторический источник, он просто устраняет из него все, что ему кажется невероятным, вымыш­ ленным, фантастическим, абсолютным домыслом.

IIТак, миф о том, что на мысе Тенар Геракл поднял наверх из подзем­ ного царства «пса Аида», Гекатей «объяснял» следующим образом: «На Тенаре выросла ужасная змея, а "псом Аида" ее прозвали пото­ му, что ужаленного ею ожидала немедленная смерть от яда, и вот эту-то змею Геракл и отвел к Эврисфею» (С. 137). Здесь важно то, что на общем мифологическом фоне проявляются зачатки критико-ра- ционалистического анализа: высказывается сомнение в существова­ нии жилища подземных богов, в котором обитают души умерших, а

|| адский пес Цербер трактуется как обычная ядовитая змея.

Простым, безыскусным и тесно связанным с фольклором рассказам Гекатея еще далеко до последовательного рациона-

414 Глава 12. «Золотой век» эллинской цивилизации

листического антимифологизма. Он не отбрасывает миф как нечто неистинное в принципе. Но уже закладывает традицию детерминистического объяснения его содержания, зачатки на­ учной критики мифа1.

Заложенная Гекатеем традиция критико-рационалистиче- ского отношения к мифологии развивается и совершенствует­ ся в трудах логографов последующего поколения — Гелланика Лесбосского (рационализовавшего не столько мифы, сколько их поэтическую форму, превращая тем самым их в сухой, скуч­ ный и малодостоверный исторический рассказ; поставившего вопрос об объективных основах исторической хронологии - счет по афинским архонтам и др.), Дионисия Милетского, Харона Лампсакского (автора «Лампсакской хроники» — древ­ нейшей местной хроники, содержавшей обширный мифоло­ гический и фольклорный материал) вплоть до Геродота (много зимствовавшего у своих ионийских предшественников, преж­ де всего у Гекатея2) и Фукидида.

Преодоление мифологизма в историческом сознании идет трудно и противоречиво. «Отец истории» Геродот (ок. 484-425 до н.э.) уже стремится к объективности изображения истори­ ческой реальности, хотя далеко не всегда способен ее достичь. Наиболее объективен он в тех случаях, когда речь идет о вещах, которые он наблюдал лично. Во введении к своему великому труду «История в девяти томах» (этой «всемирной истории», как она осознавалась греками) Геродот прямо говорил о том, что видит свою задачу в поисках причин исторических собы­ тий. И действительно, он нередко старался описывать истори-

1 Интересно, что уже современники Гекатея не относили его к «продвинутым рационалистам». Именно так можно интерпретировать высказывание Гераклита «Многознание уму не научает, а то научило бы... Гекатея» (Фрагменты ранних гре­ ческих философов. Ч. 1.С. 195). Сложно сказать, что конкретно имел в виду Герак­ лит. Может быть, поведение Гекатея во время восстания милетцев против персид­ ского владычества, когда, по словам Геродота, «только один логограф Гекатей был вообще против войны с персидским царем» (Геродот. История. V, 36). Возможно, речь идет о пребывании Гекатея в Египте, «когда Гекатей сослался на свою родо­ словную и в шестнадцатом колене возводил ее к богу, они [египетские мудрецы. - В.Н.] противопоставили ему свои родословные расчеты и оспаривали происхож­ дение человека от бога» (II, 143), так как «по словам жрецов, за 11 340 лет в Египте царствовали только смертные люди, а не боги в человеческом образе» (II, 142).

2 Геродот. История. VI, 137.

12.5. Геродот от мифографии к истории как науке

415

ческие события не только объективно, но и детерминистиче­ ски, причинно-следственно. Деяния эллинов и варваров не должны остаться в безвестности, «в особенности же то, почему они вели войны друг с другом» (I, 1). Часто это выражается че­ рез провиденциализм («Рок справедливою карою всех нечес­ тивцев карает» (V, 56), божественным предопределением; час­ то как порождение «зависти богов» («Всякое божество завист­ ливо и вызывает у людей тревоги» (I, 32)). Однако, похоже, он не считал детерминизм всеобщим, необходимым условием ис­ торического объяснения. Мир богов, который он рисует с не­ возмутимым спокойствием и на который не распространяет теоретическую рефлексию, остается для него важным, может быть даже решающим фактором исторического процесса. Он еще верит в вещие сны и гадания. Боги карают людей за грехи, преступления и гордыню, а также иногда завидуют им. И это, по его мнению, нельзя не учитывать в объяснении историче­ ских событий. История — это великая драма Провидения.

Конечно, в целом Геродот, как выразитель ценностей и идеалов ранней классики, был далек оттого, чтобы рациона­ листическим отношением к истории полностью преодолеть мифологическое. Он еще не освободился от мифопонимания истории. Миф для Геродота остается родной стихией. Мифы и действительность у него переплетены на каждом шагу. Геродот писал о греко-персидских войнах, которые при его жизни еще продолжались, и многие события недав­ него прошлого хорошо помнили люди, с которыми он встре­ чался и беседовал. Правда, даже в изложении действительных событий он нередко допускает разного рода мифологические оговорки о роке, предопределении, просит извинения у богов за свои вольности. Мифопредставление органично вплетает­ ся в блестящее, откровенное, новеллистическое, часто раз­ влекательное и занимательное историческое повествование. Геродот находится на том уровне критической оценки мифа, когда нередко сталкиваются не рациональное и мифологи­ ческое понимания события, а два мифологических понима­ ния, одному из которых надо отдать предпочтение в силу его большей правдоподобности.

416	Глава 12. «Золотой век» эллинской цивилизации

Геродот творил в жанре «эпической историографии». Он нетороплив, прост в своей стилистике и эпически спокоен. Его «История» содержит много черт, сближающих ее с гоме­ ровским героическим эпосом, включая и постоянные отвле­ чения от основного предмета — греко-персидских войн. Ге­ родоту присуще широкое разнообразие интересов. Его инте­ ресует буквально все — образ жизни, нравы, верования тех обществ и народов, которые он описывает. На каждом шагу читатель сталкивается с беспорядочными и отрывочными отступлениями, хаотичными экскурсами в самые разные и обычно далекие от истории сферы знания — в этнографию, географию, психологию народов, зоологию, ботанику и др. Во всем этом много запутанного и бессистемного. Геродот «парит» в сфере явления и не осознает необходимость поис­ ка сущности явления, его закономерной структурированно­ сти, объективных связей исторической реальности. Поэтому у него еще немало бессмыслицы, элементарных ошибок, а иногда и просто нелепостей.

Общая идейная направленность исторического творчества Геродота — завязать диалог с культурой своей эпохи. Он осо­ знает, что в ходе греко-персидских войн впервые сформирова­ лось представление о Востоке и Западе как двух качественно различных и противостоящих друг другу цивилизационных мирах. Им движет патриотизм, но вместе с тем и справедли­ вость. Геродот открыт всем культурам, в том числе и культурам восточных народов, даже персидской. Он чужд всякой занос­ чивости по отношению к варварам, доброжелателен, часто деидеологизирован, в отдельных случаях явно симпатизирует «варварам», признает их превосходство над греками (древность египетской культуры), нацелен на диалог с Востоком. При этом он оптимистичен, жизнерадостен.

И это понятно. Греки-победители открыты многообразно­ му культурному миру, не боятся диалога с ним (в истории надо передавать «все, что рассказывают» (VII, 152)). Они открыты будущему, смело идут ему навстречу; они уверены, что косми­ ческий миропорядок может быть постигнут человеческим ра­ зумом. И потому в «Истории» Фукидида, которую отделяют от