Жизнь с “отцом”: я приближаюсь к Муну

Сан Мьюнг Мун — невысокий коренастый человек с более чем средним уровнем харизмы. Он родился в 1920 году в той части, которая теперь является Северной Кореей. Он держится как маленький борец сумо в деловом костюме за 1000 долларов. Он умный манипулятор и эффективный передающий механизм, особенно с теми, кто обработан идеологически таким образом, что верит в то, что он — величайший из людей, когда-либо ступавших по земле. Мун обычно говорит либо по-корейски, либо по-японски и использует переводчика. Мне сказали, что он делает это по “духовным” соображениям. В течение своего членства я присутствовал на более чем сотне его лекций и принимал участие примерно в двадцати пяти встречах с ним руководства.

Мистер Мун и мистер Камияма знали, как развивать своих учеников, чтобы они были верными и дисциплинированными. Члены руководящего ядра были приучены следовать его приказам без сомнения или колебания. Как только я стал полностью идеологически обработанным, все, что я хотел делать, это следовать инструкциям моей центральной фигуры. Я был настолько предан, что подавил реальное “я” новой сущностью. Всякий раз, когда я теперь оглядываюсь назад, я поражаюсь, насколько мной манипулировали и как я манипулировал другими “во имя Бога”. Я могу также очень ясно видеть, что чем выше я поднимался в иерархии, тем испорченнее становился: Мун делал нас по своему образу и подобию. Однажды он в самом деле сказал лидерам, что если мы останемся верными и хорошо будем выполнять свои миссии, то каждый из нас будет однажды президентом собственной страны. Мы также будем иметь автомобили марки “Мерседес Бенц”, личных секретарей и телохранителей.

Я научился представлять вводные лекции о Божественном Принципе через первые три месяца членства. К этому времени я завербовал еще двух людей, которые стали моими “духовными детьми”, получил приказ бросить учебу, уйти с работы и переехать в центр. Мои волосы коротко остригли, и я начал носить костюм с галстуком. По требованию старшего члена я выполнил сорокадневное “условие”, упражнение-епитимью на самопожертвование, на сорок дней бросив друзей и семью — не встречаясь с ними и не общаясь никаким образом.

Я отдал в дар центру свой банковский счет и отдал бы машину, если бы право собственности на нее не принадлежало родителям. Я вынужден был покинуть свою чилийскую приемную дочь, потому что не имел способа зарабатывать деньги, чтобы посылать ей. Меня попросили принести в жертву своего “Исаака”, термин, используемый мунистами для чего-то очень дорогого для членов. В моем случае это была поэзия. Я выбросил все, что написал — около четырех сотен стихотворений.

Когда я официально бросил колледж, меня послали обратно в кампус вербовать новых членов. Лидеры сказали мне, что я смогу вернуться, чтобы получить степень на следующий год. Когда я сказал им о желании учить, они сообщили мне, что “Семья”, как члены называют движение, планировала создать собственный университет через несколько лет, и я мог бы быть там преподавателем.

Мне приказали основать официальный студенческий клуб в Квинс Колледже, хотя я больше не был студентом. Клуб следовало назвать Академической Ассоциацией по изучению принципов (Collegiate Association for the Research of Principles), или C.A.R.P. Через пару недель я это сделал и стал директором C.A.R.P. Хотя я говорил студентам, что C.A.R.P. не имеет связи с другой группой, я получал все инструкции и средства от директора Церкви Унификации в Квинсе. Мы давали бесплатные лекции, поэтические чтения, проводили антикоммунистические митинги и показывали бесплатные фильмы, все время стремясь встретить потенциальных новообращенных. Тогда мы были самой преуспевающей частью C.A.R.P. в стране.

Я был в состоянии высокоскоростной ошеломленности, рвения и эмоциональной перегрузки. Обычно я спал от трех до четырех часов за ночь. Почти все мое время в тот первый год было потрачено на вербовку и чтение лекций. Время от времени я выходил с другими “сборщиками средств” — продавая цветы или другие предметы на улицах для денежных пожертвований — чтобы поддерживать дом и операции Церкви Нью-Йорка. Я научился поститься по три дня, выпивая только воду. Позднее я должен был проводить три отдельных семидневных поста на воде, так как мне сказали, что это часть процесса очищения.

Находясь в группе, я непосредственно вовлекался в многочисленные политические демонстрации, хотя они обычно организовывались от имени групп прикрытия. (Организация Муна в течение многих лет использовала сотни таких групп (4). Например, в июле 1974 года меня послали на ступени Капитолия с несколькими сотнями мунистов под именем “Национальной молитвы и поста по поводу Уотергейтского кризиса”, чтобы демонстрировать в пользу Ричарда Никсона.

До присоединения к мунистам у меня были долгие дебаты с отцом за обеденным столом относительно Никсона. Мой отец, бизнесмен, был в то время твердолобым сторонником Никсона. Я всегда сильно чувствовал, что Никсону не следует доверять и фактически часто говорил о нем за обедом как об обманщике. Теперь, в пылу своего инспирированного мунистами молитвенного пикетирования за Никсона, я позвонил родителям из Вашингтона, чтобы рассказать им о посте. Поскольку отец всегда стойко был за Никсона, я думал, что он будет доволен.

Когда я сообщил ему эту новость, отец сказал: “Стивен, ты был прав. Никсон — обманщик!”

“Но, папа, ты не понимаешь; Бог хочет, чтобы Никсон был президентом!” — воскликнул я.

“Теперь я знаю, что тебе промыли мозги, — сказал отец раздраженно. — Парень — мошенник”.

Только когда я покинул группу, я посмеялся над иронией этой внезапной перемены ролей.

Позднее в 1974 году я был участником семидневного поста (5) перед зданием Объединенных Наций в ту неделю, когда США голосовали по поводу того, отводить ли им войска из Южной Кореи из-за нарушений прав человека. Сан Мьюнг Мун лично инструктировал нас никому не говорить, что мы были членами Церкви Унификации или имели какие-то политические мотивы. Мы основали группу прикрытия под названием “Американский комитет за права человека для японских жен северокорейских репатриантов” (The American Committee for Human Rights for Japanese Wives of North Korean Repatriates) и успешно сдвинули фокусировку делегатов с нарушений прав человека в Южной Корее на совершение таковых Северной Кореей. Голосование за отзыв войск было провалено. Мунисты провозгласили победу, а нам сказали, что правительство Южной Кореи было довольно (6).

Пребывание в такой близости от “Мессии” ободряло. Я чувствовал себя невероятно счастливым от того, что был частью этого движения и воспринимал себя очень серьезно из-за духовного влияния всего, что я делал. Я думал, что каждое мое действие имело монументальный и исторический смысл. Я стремился быть совершенным “сыном” “Истинных Родителей” (7) — послушным и верным (эти две добродетели ценились выше всего остального). Я всегда делал то, что мне говорили, а затем нечто другое. Я хотел доказать свою верность, и меня много раз проверяли Камияма и другие лидеры.

В качестве лидера я мог видеть и слышать то, чего рядовые члены не могли никогда. Однажды, в конце 1974 года Мун взял нескольких из нас, чтобы проинспектировать какое-то новое поместье, приобретенное им в Тэрритауне. Как обычно, он провел импровизированную беседу. Однако эта речь застряла у меня в мозгу. “Когда мы захватим власть в Америке, — сказал он, — мы должны будем исправить Конституцию и превратим в преступление, наказуемое смертной казнью, поддержание сексуальных отношений с кем-либо помимо того человека, который тебе предназначен”. Он продолжал объяснять, что секс, не сконцентрированный на Боге, был величайшим грехом, который может совершить человек; следовательно, если человек не может преодолеть соблазн, лучше уничтожить его физическое тело. Таким образом мы сделали бы для него одолжение и облегчили бы его возрождение к праведности духовного мира. Я подумал обо всех состоящих в браке людях, которые не состояли в движении и разрушали свои духовные тела путем половых сношений. Я никогда не переставал думать о массовом геноциде, который мог бы быть результатом нашего захвата Америки.

Лидерство имело и другие выгоды. Однажды Мун дал мне в качестве подарка итальянскую стеклянную статуэтку, выполненную вручную, стоимостью 300 долларов наличными. Мне часто разрешалось играть в софтбол с его сыном и явным наследником, Хьо Джин Муном (теперь глава C.A.R.P.). Дважды я обедал с Муном за его обильным столом. Я полюбил ощущение возвышения перед сотнями людей, когда ведешь воскресную службу или читаешь лекцию о Божественном Принципе, или когда члены смотрят на меня снизу вверх как на удивительного и духовного человека.

В моей жизни были даже “чудеса”. В одном случае я узнал, что всем американским членам Муном было приказано пройти 120-дневную лидерскую подготовку. К моему великому удивлению, Камияма ходатайствовал перед Муном о том, чтобы меня не посылали на эти учебные занятия. Меня привели к Муну — члены называли его “Отцом” — и прежде, чем я понял, что происходит, он положил руку мне на голову и объявил, что я только что закончил прохождение этой 120-дневной программы! Когда я спросил у Камиямы, почему он потребовал моего исключения из этой подготовки, он сказал, что я был слишком важен здесь, где был, в Нью-Йорке, и что он не хотел меня потерять. Я получил одобрение человека, который, по моему мнению, был представителем Бога на Земле.

У Муна был новый стиль мотивации лидеров. Он обычно был с нами мил сначала, покупал нам подарки и приглашал пообедать или в кино. Затем он привозил нас в свое поместье и вопил и орал о том, как скверно мы действовали.

Мун также любил стимулировать высочайшую степень конкуренции между лидерами, чтобы максимально повысить продуктивность. Он обычно выбирал кого-нибудь, чрезвычайно преуспевающего в вербовке или сборе средств (он делал это со мной), и представлял этого человека как модель совершенства, стыдя других, чтобы они действовали успешнее. Ирония такова, что тогда как объявленной целью Муна является объединение мира, большая часть его стратегии поощряет ревность и злобу среди лидеров, фактически обеспечивая отсутствие единства.

Когда я его знал, Мун был наркоманом кино. Одним из самых любимых был фильм “Роки” (Rocky), который он смотрел неоднократно, как он нам говорил. В одном памятном случае он сказал, что мы должны иметь такую же решимость нанести поражение врагу, как Роки Бальбоа. Позднее он потратил 48 миллионов, создав свой собственный фильм, “Инчон” (Inchon), о высадке генерала Дугласа Макартура в Корее для прекращения коммунистического вторжения. Хотя Мун и купил высокий талант в лице Лоуренса Оливье и Жаклин Биссет, “Инчон” был неудачей. Это был самый дорогой фильм из тех, что когда-либо делались к тому времени, и он получил откровенно плохие рецензии от критиков. (8).

Оглядываясь на все это теперь, я полагаю, что одной из главных проблем Муна как лидера была его близорукость. Он выглядел всегда более озабоченным немедленными результатами, нежели будущим. Например, его пренебрежение к юридическому и бухгалтерскому совету в конечном счете привело его в тюрьму (9). Его применение обмана, чтобы купить недвижимость и деловые предприятия, вызвало большую враждебность во многих коммунах. Его использование политических прорывов, таких, как поддержка Никсона, вывело его в центр национального внимания, но также насторожило людей относительно его прошлого и неэтичной практики. Недостаток предусмотрительности вызвал огромные проблемы для его организации за многие годы.

Со временем я стал главным лектором в Манхэттене и испытывал странное искажение в отношениях с другим американцем в группе. Меня сделали помощником директора Церкви Унификации в национальном главном управлении, и мне было приказано работать с Нейлом Салоненом, в то время президентом Церкви Унификации Америки. Мистер Камияма сказал мне, что Салонену надо научиться подчиняться корейскому и японскому руководству в церкви и что меня поместили в главное управление, чтобы научить его “японскому стандарту”. В том месяце главное управление было переведено из Вашингтона, округ Колумбия, в Нью-Йорк, чтобы поставить американский персонал под более строгий восточный контроль.

В моем новом положении моей работой была вербовка вновь пришедших на семинары. Тогда деятельность группы подверглась крупным разоблачениям, и мы ощутили полную силу удара общественного “гонения”. Мы действительно идентифицировали себя с ранними христианами: чем больше люди нам сопротивлялись, тем более преданными мы себя чувствовали. В то время в средствах массовой информации появились некоторые сенсационные статьи и телевизионные шоу о мунистах, усилившие наш страх в связи с тем, что теперь коммунисты захватывали контроль над Америкой. Заново мотивированные возрастающим уровнем страха, мы продолжали свою вербовочную деятельность в безрассудном темпе. Мы все ощущали сильную необходимость вербовать минимум по одному человеку в месяц на одного члена, и все члены должны были каждый вечер сообщать о своей деятельности своему старшему. Это было похоже на то, как если бы мы были армией Бога посреди духовной войны — единственные, кто мог идти в первых рядах, чтобы ежедневно сражаться с Сатаной.

Когда Мун решил прочитать лекцию на Янки Стадионе в 1976 году, ему нужно было собрать несколько миллионов долларов на рекламную компанию. В тот момент меня послали с другими американскими лидерами в качестве образцовой команды по сбору средств в Манхэттене. Мы собирали средства двадцать один час в день. Мы постоянно были на улицах, в самых худших местах, какие только можно вообразить. Однажды в Гарлеме, увидев как я продаю свечи среди ночи, меня почти задушил удавкой и ограбил какой-то человек. В другой раз грабитель потребовал мои деньги и угрожал мне ножом, упираясь им в живот. Как верный, преданный мунист, я никому бы никогда не позволил украсть деньги Бога и отказался. Оба раза я едва спасся.