§ 22. Законы мышления как предполагаемые естественные законы, которые, действуя изолированно, являются причиной разумного мышления

Здесь уместно дать оценку одного весьма распространенного пони­мания логических законов, которое определяет правильность мышления как соответствие некоторым законам мышления (как бы они ни форму­лировались) , но вместе с тем склонно придавать этому соответствию сле­дующее психологическое толкование: законы мышления суть естествен­ные законы, характеризующие своеобразие нашего духа как мыслящего ' начала; поэтому сущность соответствия, определяющего правильное мышление, состоит в чистом, не осложненном никакими другими пси­хическими влияниями (как, например, привычка, склонность, традиция) действии этих законов¹.

Приведем здесь одно из рискованных следствий этого учения. За­коны мышления, как каузальные законы, согласно которым развиваются познания, могут быть даны только в форме вероятностей. Таким обра­зом, ни одно утверждение не может определенно считаться правильным; ибо если основной мерой всякой правильности является вероятность, то она накладывает печать простой вероятности на всякое познание. Мы стояли бы в этом случае перед самым крайним пробабилизмом. Утвер­ждение, что всякое знание лишь вероятно, было бы и само только ве­роятно; равным образом и это новое утверждение, и т. д. до бесконеч­ности. Так как каждая следующая ступень вероятности несколько по­нижает меру вероятности ближайшей предыдущей, то мы должны были бы серьезно опасаться за ценность всякого познания. Мы можем лишь надеяться, что к нашей удаче степени вероятности этих бесконечных ря­дов будет всегда носить характер "фундаментальных рядов" Кантора, и притом так, что конечная предельная ценность вероятности оценивае­мого познания есть реальное абсолютное число 0. Эти неудобства, ра­зумеется, устраняются, если считать законы мышления внутренне оче­видными. Но как можем мы усматривать очевидность причинных зако­нов?

Но допустим, что это затруднение не существует; тогда мы все же можем спросить: да где же доказано, что из чистого действия этих за­конов (или каких бы то ни было законов) получаются правильные акты мышления? Где те генетические анализы, которые давали бы нам право

1 Ср., например, цитированные выше положения из статьи Липпса о задачах теории познания. 222

объяснять явления мышления из двух классов естественных законов, причем одни из них исключительно определяют ход таких причинений, из которых проистекает логическое мышление, тогда как алогическое мышление соопределяется также и другими? Разве соответствие мыш­ления с логическими законами равняется доказательству его казуально­го происхождения согласно этим именно законам как естественным?

По-видимому, некоторые естественные смешения понятий содейст­вовали здесь психологическим заблуждениям. Прежде всего, смешива­ются логические законы с суждениями (актами суждения), в которых они могут быть познаны, т. е. законы как "содержания суждений" - с са­мими суждениями. Последние суть реальные процессы, имеющие свои причины и действия. Особенно часто суждения, содержанием которых является закон, действуют в качестве мотивов мышления, определяю­щих ход наших интеллектуальных переживаний в том направлении, ко­торый предписывается именно этим содержанием, т. е. законами мыш­ления. В таких случаях реальный порядок следования и соединения на­ших интеллектуальных переживаний адекватен тому, что в общей форме мыслится в руководящем познании закона; этот порядок есть конкрет­ный единичный случай по отношению к общему утверждению закона. Но если закон смешивается с суждением, познанием закона, идеальное с ре­альным, то закон представляется определяющей силою процесса нашего мышления. Нетрудно понять, что с этим связано еще и второе смешение, а именно, смешение закона как звена причинения с законом как правилом причинения. Ведь и в других случаях приходится встречаться с мифиче­ской речью о законах природы как о силах, властвующих над процессами природы, - как будто правила причинных связей могут сами разумно функционировать как причины, т. е. как члены этих же связей. Серьезное смешение столь различных по существу вещей в нашем случае явно по­ощряется совершенным раньше смешением закона с познанием закона. Ведь логические законы казались уже двигательными силами в процессе мышления. Предполагалось, что они причинно управляют процессом мышления; стало быть, они суть казуальные законы мышления, в них вы­ражено, как мы должны мыслить, следуя природе нашего ума, они ха­рактеризуют человеческий ум как мыслящий (в собственном смысле). Если мы при случае мыслим не так, как этого требуют эти законы, то мы, собственно говоря, вообще не "мыслим", мы судим в этом случае не так, как предписывают естественные законы мышления или как этого требует своеобразие нашего ума как мыслящего; наше мышление в таких случаях определяется, и опять-таки причинно, иными законами, мы следуем смутным влияниям привычки, страсти и т. п.

Конечно, такой взгляд мог возникнуть и из-за других мотивов. Из опыта известно, что люди, нормально предрасположенные в известной сфере мышления, например, каждый ученый в своей области, обыкно­венно судят логически правильно. Этот факт естественно ведет за собой объяснение, согласно которому логические законы, по которым изме­ряется правильность мышления, вместе с тем в форме казуальных зако­нов определяют ход каждого данного мышления; отдельные же откло-

223

нения от нормы легко относятся за счет смутных влияний, исходящих из других психологических источников.

Чтобы опровергнуть это, достаточно следующее соображение. Мы создаем фикцию идеального человека, у которого все мышление проис­ходит так, как этого требуют логические законы. Разумеется, факт, что оно так происходит, имеет свое объясняющее основание в известных психологических законах, которые известным образом регулируют про­цесс психических переживаний этого существа, начиная с первых "кол-локаций". И вот я спрашиваю: тождественны ли, при этом допущении, эти естественные законы с логическими законами? Ответ, очевидно, дол­жен быть отрицательным. Каузальные законы, по которым мышление должно протекать так, как этого требовали бы идеальные нормы логики, и сами эти нормы - это, ведь, совсем не одно и то же. Если какое-нибудь существо обладает такой организацией,что не может в едином ходе мыс­ли высказывать противоречащие суждения или совершать умозаключе­ния, несогласные с силлогистическими модусами,то из этого не следует, что закон противоречия, модус Barbara и т. п. суть естественные законы, которые могут объяснить такую организацию. Это различие легко уяс­нить на примере счетной машины. Порядок и связь выскакивающих цифр закономерно урегулированы так, как этого требует значение арифметических положений. Но, чтобы объяснить физически ход маши­ны, никто не станет обращаться к арифметическим законам вместо ме­ханических. Машина, правда, не мыслит, не понимает ни самое себя, ни значения своей работы. Но разве наша мыслительная машина не может работать таким же образом с тем только различием, что реальных ход одного мышления всегда должен был бы признаваться правильным в си­лу проявляющегося в другом мышлении сознания логической правомер­ности. Это другое мышление могло бы быть результатом работы той же или других мыслительных машин, но идеальная оценка и причинное объ­яснение все же оставались бы разнородными. Не надо также забывать "первых коллокаций", которые безусловно необходимы для причинного объяснения, но для идеальной оценки бессмысленны.

Психологические логики не замечают глубоко существенных и на­веки неизгладимых различий между идеальным и реальным законом, между нормирующим и причинным регулированием, между логической и реальною необходимостью, между логическим и реальным основани­ем. Никакая мыслимая градация не может составить переход между иде­альным и реальным. Характерно для низкого уровня чисто логических убеждений нашего времени, что такой исследователь, как Зигварт, го­воря о вышеупомянутой фикции идеального в интеллектуальном отно­шении существа, считает возможным предположить, что для такового "логическая необходимость была бы вместе с тем реальной, ведущей к действительному мышлению"; и что тот же Зигварт для объяснения по­нятия логического основания пользуется понятием "принуждения к мышлению" (Denkzwang)¹. To же относится и к Вундту, который видит

1 Sigwart, Logik I². S. 252 ц. 253. 224

в законе достаточного основания "основной закон зависимости наших актов мышления друг от друга"¹ и т. д. В течение дальнейшего исследо­вания мы надеемся с полной достоверностью показать даже предубеж­денным, что здесь речь идет, действительно, об основных логических за­блуждениях.