§ 23. Третье следствие психологизма и его опровержение

В-третьих².Если бы источником сознания логических законов бы­ли психологические факты, например, если бы логические законы, как учит обыкновенно противоположное направление, были нормативными формулировками психологических фактов,то они сами должны были бы обладать психологическим содержанием и именно в двояком смысле: они должны были бы быть законами для психического и, вместе с тем, предполагать существование психического или же заключать его в себе. Можно доказать, что ни того, ни другого нет. Ни один логический закон не предполагает непременно какого-либо "matter of fact", в том числе и существования представлений или суждений, или иных явлений позна­ния. Ни один логический закон - в подлинном своем смысле - не есть за­кон для фактов психической жизни, стало быть, ни для представлений (т.е. переживаний представления),ни для суждений (т.е. переживаний суждения), ни для прочих психических переживаний.

Большинство психологистов настолько подчинены влиянию общего своего предрассудка, что не помышляют о его проверке на наличных оп­ределенных законах логики. Раз эти законы по общим основаниям дол­жны быть психологическими, то зачем доказывать о каждом в отдель­ности, что он действительно таков? Не обращают внимание на то, что последовательный психологизм приводит к таким толкованиям логиче­ских законов, которые в корне чужды их истинному смыслу. Забывают, что при естественном понимании эти законы ни по своему обоснованию, ни по своему содержанию не предполагают ничего психологического (т.е.фактов душевной жизни), или предполагают их,во всяком случае, не более, чем законы чистой математики.

Если бы психологизм стоял на правильном пути,то в учении об умо­заключениях мы могли бы ожидать только правил следующего вида: опыт показывает, что умозаключение формы S, отличающееся характе­ром аподиктически необходимого следствия, при условиях U связано с предпосылками формы Р. Стало быть,чтобы "правильно" умозаключать, то есть получать в умозаключении суждения этого отличительного ха­рактера, надо поступать сообразно этому и позаботиться об осущест­влении условия U и соответствующих предпосылок. Тут объектом регу-

г Wundt. Logik I². S. 573. 2 Ср. выше § 21.

225

лирования были бы психические факты, и вместе с тем их существование предполагалось бы в обосновании правил и заключалось бы в их содер­жании. Но ни один закон умозаключения не соответствует этому типу. Что, например, говорит модус Barbara? He что иное, как следующее: об­щеобязательно для каких угодно классовых терминов А, Б, С, что если все А суть В и все В суть С, то все А суть С. "Modus ponens" в полном виде гласит опять-таки: "ко всякого рода суждениям А, В применим за­кон, что если А - действительно, и сверх того известно, что при дейст­вительности А действительно В, - то и В действительно". Эти и подобные законы, не будучи эмпирическими, не суть психологические законы. Правда, традиционная логика выдвигает их с целью нормирования де­ятельности суждения. Но разве в них самих подразумевается существо­вание хотя бы единого осуществленного суждения или иного психиче­ского явления? Кто так думает, должен представить доказательства сво­его мнения.Что утверждается в каком-либо положении,то должно быть выводимо из него каким-нибудь общеобязательным способом умозак­лючения. Но где же те формы умозаключения, которые давали бы воз­можность выводить из чистого закона факт?

Вряд ли будут возражать, что если бы мы никогда актуально не пе­реживали представлений и суждений и не извлекли бы из них соответ­ствующих логических понятий, то никогда не могли бы возникнуть ло­гические законы; или что каждое понимание и утверждение закона включает в себя существование представлений и суждений, которое, та­ким образом, может быть выведено из него; ибо едва ли есть надобность упоминать, что здесь следствие выводится не из закона, а из его пони­мания и утверждения,что то же самое следствие можно было бы вывести из любого утверждения и что психологические предпосылки или ингре­диенты утверждения какого-либо закона не должны быть смешиваемы с логическими моментами его содержания.

"Эмпирические законы" ео ipso имеют фактическое содержание. В качестве не настоящих законов они, грубо говоря, утверждают лишь, что, согласно опыту, при известных условиях либо наступают, либо мо­гут быть ожидаемы, смотря по обстоятельствам, с большей или меньшей вероятностью известные сосуществования или последовательности. Этим сказано, что такие обстоятельства, такие сосуществования или следования фактически имеют место. Но и строгие законы опытных наук не лишены фактического содержания. Они - не только законы о фактах, но вместе с тем в своем содержании подразумевают существо­вание фактов.

Впрочем, здесь необходима большая точность. Точные законы в своей нормальной формулировке, конечно, носят характер чистых за­конов , не заключая в себе никаких утверждений существования. Но если мы вспомним об основаниях, из которых они черпают свое научное оп­равдание, то сразу станет ясно, что они не могут быть оправданы как чи­стые законы нормальной формулировки. Действительно обоснован не закон тяготения, как его выражает астрономия, а положение следующей формы: согласно имеющимся уже знаниям, следует признать теорети-

226

чески обоснованной вероятностью высочайшей степени, что в пределах опыта, доступного нам при современных технических средствах, дейст­вителен закон Ньютона или вообще один из бесконечного множества ма­тематически мыслимых законов, различия которых от закона Ньютона не могут выходить за предел неизбежных ошибок наблюдения. Эта ис­тина сильно обременена фактическим содержанием и, следовательно, отнюдь не есть закон в подлинном смысле слова. Она, очевидно, вклю­чает в себя также несколько понятий лишь приблизительной определен­ности.

Таким образом, все законы точных наук о фактах, хотя и суть на­стоящие законы, но, рассматриваемые с точки зрения теории познания, они только идеализирующие фикции (впрочем, фикции cum fundamento in re). Они выполняют задачу осуществления теоретических наук как идеалов наибольшего приближения к действительности, т. е. осуществ­ляют высшую теоретическую цель всякого научного исследования фак­тов, идеал объяснительной теории, единства из закономерности, по­скольку это возможно в пределах человеческого познания, за которые мы не можем выйти. Вместо недоступного нам абсолютного познания мы вырабатываем путем умозрительного мышления из области эмпири­ческих частностей и всеобщностей прежде всего те, так сказать, аподик­тические вероятности, в которых заключено все достижимое знание о действительности. Эти вероятности мы сводим затем к известным точ­ным суждениям, носящим характер настоящих законов и, таким обра­зом, нам удается построить формально совершенные системы объясни­тельных теорий. Но эти системы (как,например,теоретическая механи­ка, теоретическая акустика,теоретическая оптика,теоретическая астро­номия и т. п.) по существу должны быть признаны лишь идеальными воз­можностями cum fundamento in re, которые не исключают бесконечного множества других возможностей, но зато ставят им определенные гра­ницы. Это, однако, нас здесь уже не интересует, равно как и изложение практических познавательных функций этих идеальных теорий, именно их значения для успешного предсказания будущих фактов и воссоздания фактов прошлого, а также их технического значения для практического господства над природой. Мы возвращаемся, следовательно, к нашему случаю.

Если истинная закономерность, как только что было показано, есть лишь идеал в области познания фактов, то, наоборот, она осуществлена в области "чисто логического" познания. К этой сфере принадлежат на­ши чисто логические законы, как и законы Mathesispura. Они ведут свое "происхождение", точнее выражаясь, заимствуют оправдывающее их обоснование не из индукции; поэтому они и не имеют экзистенциального содержания, присущего всем вероятностям, как таковым, даже наивыс­шим и ценнейшим. То, что они утверждают, всецело и всемерно истинно, они сами с очевидностью обоснованы во всей своей абсолютной точно­сти, а не заменяющими её какими-либо утверждениями вероятности с явно неопределенными составными частями. Тот или иной закон не яв­ляется одной из бесчисленных теоретических возможностей известной,

227

хотя бы реально отграниченной сферы.Это есть одна и единственная ис­тина, исключающая всякую возможность иного рода; в качестве умозри­тельно познанной закономерности она пребывает чистой от каких бы то ни было фактов как в своем содержании, так и в своем обосновании.

Из этих соображений видно, как тесно связаны между собой обе по­ловины психологистического следствия - именно,что логические законы не только содержат в себе утверждения о существовании психических фактов,но и должны быть законами для подобных фактов. Опроверже­ние первой половины мы уже дали. В нем уже заключено и опровержение второй на основании следующего аргумента. Как всякий закон, основан­ный на опыте и индукции из единичных фактов, есть закон, относящийся к фактам, так и, наоборот, каждый закон, относящийся к фактам, есть закон, основанный на опыте и индукции; и, следовательно, как показано выше, от него неотделимы утверждения экзистенциального содержания.

Разумеется, мы здесь не должны подводить под законы о фактах те общие высказывания, которые переносят на факты чисто отвлеченные суждения, т .е. суждения, выражающие общеобязательные отношения на основе чистых понятий. Если 3 > 2, то и 3 книги с того стола больше 2 книг из этого шкафа. И так, вообще, по отношению к любым вещам. Но чистый числовой закон говорит не о вещах, а о числах - число 3 больше числа 2 - и он может быть применен не только к индивидуальным, но и к "общим" предметам, например, к видам звуков, цветов, геометрических фигур и т. п.

Если признать все это, то, разумеется, невозможно, чтобы логиче­ские законы (по существу) были законами психической деятельности или ее продуктов.