§ 30. Попытки психологического истолкования силлогистических положений

В предыдущей главе мы брали за основу наших рассуждений, глав­ным образом, принцип противоречия, ибо именно в отношении его, да и вообще в отношении основных принципов, искушение психологиче­ского понимания очень велико. Мотивы, влекущие к такому пониманию, действительно в значительной мере кажутся чем-то самоочевидным. Кроме того, специальное применение эмпирической доктрины к законам умозаключения встречается реже; так как их можно свести к основным принципам, то обыкновенно полагают, что на них не стоит затрачивать особых усилий. Если эти аксиомы суть психологические законы, а сил­логистические законы суть чисто дедуктивные следствия из аксиом, то силлогистические законы суть законы психологические. И вот, следова­ло бы думать,что каждое ошибочное умозаключение является решитель­ным опровержением этого взгляда и что из этой дедукции скорее можно извлечь аргумент против возможности какого бы то ни было психоло­гического толкования аксиом. Следовало бы, далее, думать,что, соблю­дая необходимую тщательность в логическом и словесном фиксирова­нии предполагаемого психологического содержания аксиом, эмпиристы убедятся, что при таком истолковании аксиомы ни малейшим образом не способствуют доказательству формул умозаключения и что,где такое доказательство имеется, там исходные и конечные пункты его носят ха­рактер законов, toto coelo различающихся от того, что называется за­коном в психологии. Но даже самые ясные опровержения бессильны пе-

248

ред убежденностью психологистов. Г. Гейманс,недавно вновь подробно развивший это учение, так мало смущается существованием ошибочных умозаключений, что в возможности обнаружить ошибочное умозаклю­чение видит даже подтверждение психологического взгляда; ибо это об­наружение, думает он, состоит не в том,чтобы исправлять того, кто еще не мыслит согласно принципу противоречия, а в том, чтобы раскрыть противоречие, незаметно вкравшееся в ошибочное умозаключение. Хо­телось бы спросить: да разве незамеченные противоречия не суть также противоречия, и разве логический принцип говорит только о несовме­стимости замеченных противоречий, а относительно незамеченных до­пускает, что они могут быть совместно истинны? Ясно опять-таки, -вспомним лишь о различии между психологической и логической несов­местимостью, - что мы вращаемся в мутной области вышеизложенных смешений понятий.

Если нам еще скажут,что речь о "незамеченных" противоречиях, со­держащихся в ошибочном умозаключении, надо понять в переносном смысле,- что только в процессе опровергающего рассуждения противо­речие выступает как нечто новое, как следствие ошибочного способа умозаключения и что с этим, в качестве дальнейшего результата, связано (также в психологическом смысле) то, что мы принуждены отвергнуть этот способ умозаключения как ошибочный, - то и это нам многого не даст. Одно течение мыслей порождает один результат, другое - другой. Никакой психологический закон не соединяет "опровержения" с оши­бочным умозаключением. Последнее в бесчисленном количестве случаев встречается без первого и переходит в убеждение. Но какое же право имеет одно течение мыслей, связывающееся только при известных пси­хических условиях с ложным умозаключением, просто приписывать ему противоречие и оспаривать его "обязательность" не только при этих ус­ловиях, но и объективную, абсолютную обязательность его? Совершен­но так же дело обстоит, разумеется, и с "правильными" формами умо­заключения в отношении их обоснования логическими аксиомами. Как может обосновывающее течение мысли, наступающее только при изве­стных психических условиях, претендовать на то, что соответствующая форма умозаключения безусловно обязательна? На такие вопросы пси­хологистическое учение не дает приемлемого ответа; тут, как и всюду, оно лишено возможности выяснить объективное значение логических истин, и вместе с тем функцию их в качестве абсолютных норм правиль­ного и неправильного суждения. Уже не раз приводилось это возраже­ние, уже не раз замечали, что отождествление логического и психоло­гического закона стирает всякое различие между правильным и ошибоч­ным мышлением, ибо ошибочные способы суждения так же, как и пра­вильные, протекают согласно психологическим законам. Или мы долж­ны по произвольному соглашению именовать результаты одних законо­мерностей правильными, а других - ошибочными? Что же отвечает на эти возражения эмпирист? "Конечно, мышление, имеющее своей целью от­крытие истины, стремится создать непротиворечивые связи мыслей; но

249

ценность этих непротиворечивых связей кроется опять-таки в том об­стоятельстве, что фактически может быть утверждаемо лишь непроти­воречивое, т. е. в том, что принцип противоречия есть естественный за­кон мышления"¹. Что за странное стремление - можно ответить на это - приписывается здесь мышлению, стремление к непротиворечивым свя­зям мыслей, между тем как иных связей вообще нет и не может быть -по крайней мере, если на самом деле действует тот "естественный закон", о котором идет речь. Вряд ли лучше и следующий аргумент: "у нас нет никакой иной причины считать "неправильной" связь двух противоре­чащих друг другу суждений, кроме того, что мы инстинктивно и непос­редственно чувствуем невозможность одновременно утверждать оба суждения. Попробуем независимо от этого факта доказать, что мы име­ем право утверждать только непротиворечивое;чтобы быть в состоянии это доказать, придется все время предполагать то, что требуется дока­зать" (там же, стр. 69). Мы сразу замечаем, что тут действуют анализи­рованные нами выше смешения понятий.Внутренняя убедительность ло­гического закона, не допускающего одновременной истинности проти­воречащих суждений, отождествляется с инстинктивным и будто бы не­посредственным "ощущением" психологической невозможности совер­шать одновременно противоречивые акты суждений.Очевидность и сле­пая уверенность, точная и эмпирическая всеобщность, логическая несов­местимость соотношений вещей и психологическая несовместимость ак­тов веры, стало быть, невозможность совместной истинности и невоз­можность одновременной веры - сливаются воедино.