§ 8. Отношение этих особенностей к возможности науки и наукоучения

Эти особенности обоснований, своеобразия которых мы не замеча­ем потому только, что мы слишком мало склонны искать проблем в по­вседневном,явно связаны с возможностью науки, а. затем и наукоучения.

В этом отношении не достаточно того, что обоснования просто су­ществуют. Если бы они были бесформенными и незакономерными, если бы не существовала основная истина, которая гласит, что всем обосно­ваниям присуща известная "форма",свойственная не только данному Ыс etnunc умозаключению, но типичная для целого класса умозаключений, и что верность умозаключений всего этого класса гарантируется их фор­мой, - если бы все это обстояло иначе, тогда не было бы науки. Тогда не имело бы никакого смысла говорить о методе, о систематически за­кономерном переходе от познания к познанию; и всякий прогресс зна­ния был бы случайностью. Если бы случайно в нашем уме встретились суждения Pi P2-, способные удостоверить очевидность суждения S, то нас осенило бы сознание этой очевидности. Было бы невозможно ис­пользовать существующие обоснования для будущего, для новых обос­нований нового содержания.Ибо не одно обоснование не могло бы быть образцом для другого, ни одно не воплощало бы в себе типа; и, таким образом, никакая группа суждений, мыслимая как система предпосылок, не имела бы в себе ничего типичного, что (без логического опознания, без ссылки на разъясненную "форму умозаключений") могло бы навя­зываться сознанию в ином случае в связи с совершенно иным "содержа­нием" и по законам ассоциации идей облегчало бы приобретение нового познания. Искать доказательств какого-либо данного предложения не имело бы смысла. И как бы мы стали это делать? Должны ли мы пере­брать все возможные группы положений и посмотреть, годятся ли они

191

в предпосылки данному? Самый умный человек не имел бы в этом отно­шении никаких преимуществ перед самым глупым, да и вообще сомни­тельно, в чем состояло бы его преимущество. Богатая фантазия, обшир­ная память, способность к напряженному вниманию и т. п. - вещи все прекрасные, но интеллектуальное значение они имеют только для мыс­лящего существа, у которого обоснование и изобретение подчинены за­кономерным формам.

Ведь бесспорно,что в любом психическом комплексе не только эле­менты, но и связывающие формы действуют путем ассоциации и восп­роизведения. В силу этого и может оказаться полезной форма наших те­оретических мыслей и связей их. Подобно тому, как, например, форма известных посылок с особенной легкостью вызывает соответственный вывод в силу того, что сделанные раньше умозаключения той же формы оказались удачными, так и форма доказываемого положения может на­помнить нам известные формы обоснования, которые когда-то дали умозаключения подобной же формы.Если это и не есть ясное и подлин­ное воспоминание, то все же нечто ему аналогичное, некоторого рода скрытое воспоминание, "бессознательное возбуждение" (в том смысле, о каком говорит Б. Эрдманн); во всяком случае это есть нечто, сильней­шим образом способствующее более легкому и удачному построению доказательства (и не только в тех областях, где господствуют argumenta in forma, как в математике). Почему опытный мыслитель легче находит доказательства, чем неопытный? Потому, что типы доказательств, вслед­ствие многократного повторения, запечатлелись глубже и, следователь­но, гораздо легче пробуждаются к деятельности и определяют направ­ление мыслей. Всякое научное мышление в известной степени дает навык к научному мышлению вообще; наряду с этим, однако, надлежит при­знать, что математическое мышление особенно предрасполагает специ­ально к математическому, физическое - к физическому и т. д. Первое ос­новано на существовании типических форм, общих всем наукам, второе - на существовании других форм, которые имеют свое особое отношение к особенностям отдельных наук (и могут оказаться определенными ком­бинациями первых форм). С этим связаны своеобразия научного такта, предвосхищающей интуиции и догадки. Мы говорим о такте и взоре фи­лолога, математика и т. д. Кто же обладает им? Прошедший школу дол­голетнего опыта филолог, математик и т. д. Известные формы связей со­держания вытекают из общей природы предметов каждой данной обла­сти, и они в свою очередь определяют типичные особенности форм обос­нования, преобладающих именно в этой области. Это и есть базис для предвосхищающих научных догадок. Всякое исследование, изобретение, открытие покоится, таким образом, на закономерностях формы.

Если, согласно сказанному, упорядоченная форма создает возмож­ность существования наук, то, с другой стороны, значительная незави­симость формы от области знания делает возможным наукоунение. Ес­ли бы этой независимости не было, существовали бы только соподчи­ненные и соответствующие отдельным наукам отдельные логики, но не общая логика. В действительности же нам необходимо и то, и другое:

192

исследования по теории науки, в одинаковой степени касающиеся всех наук, и, как дополнение к ним, особые исследования, относящиеся к те­ории и методу отдельных наук и направленные на изучение особенности последних.

Таким образом, уяснение этих своеобразных черт путем сравни­тельного рассмотрения обоснований, можно признать небесполезным; оно проливает некоторый свет на саму нашу дисциплину, на логику в смысле наукоучения.