§ 13. Спор о практическом характере логики

Из наших последних рассуждений настолько естественно вытекла правомерность логики как технического учения, что может показаться странным, как относительно этого пункта мог когда-либо возникнуть спор. Направленная на практические цели логика есть неустранимое требование всех наук, и этому соответствует также, что логика истори­чески выросла из практических мотивов научной работы. Это произош­ло, как известно, в те достопамятные времена, когда зарождающейся греческой науке грозила опасность погибнуть от нападок скептиков и субъективистов, и все дальнейшее существование науки зависело от то­го, будут ли найдены объективные критерии истины, которые были бы в состоянии разрушить видимость софистической диалектики.

Если, тем не менее, в особенности в новейшее время под влиянием Канта, неоднократно отрицали за логикой характер технического уче­ния, тогда как другое направление продолжало придавать особый вес этой характеристике, то, очевидно, спор касался не просто вопроса о том, возможно ли ставить логике практические цели и сообразно с этим понимать ее как техническое учение. Ведь сам Кант говорил о приклад­ной логике, которой надлежит регулировать работу ума "при случайных субъективных условиях, мешающих или способствующих ей" ^ииз ко­торой мы можем узнать, "что способствует правильному употреблению рассудка, каковы вспомогательные средства для этого или средства из­лечения от логических ошибок и заблуждений" ². Если он и не согласен считать ее наукой, подобно чистой логике³, если он даже думает, что она

1. Критика чистого разума. Введение в транец, логику I, последний абзац.

2. Кант. Логика. Введение II (Hartenstein'sche Ausgabe, 1867, VIII. S. 18).

3. Критика чистого разума, ibid.

198

"собственно не должна была бы называться логикой"¹, то, ведь, всякий волен так расширить цель логики, чтобы она охватила и прикладную, т. е. практическую ее часть². Во всяком случае, можно спорить, да не мало уже и спорили о том, много ли выиграет развитие человеческого знания от применения к нему логики в качестве практического учения о науке; действительно ли следует ожидать от дополнения старой логики, кото­рая служит лишь для проверки уже данных знаний, "логикой открытий", Ars inventiva, таких великих переворотов и такого прогресса, на какие рассчитывал, как известно,Лейбниц, и т. д. Но этот спор не затрагивает принципиально важных пунктов и разрешается ясным принципом, что даже умеренная вероятность дальнейшего развития науки должна оп­равдывать разработку направленной на эту цель нормативной дисцип­лины, не говоря уже о том, что выведенные правила сами по себе явля­ются ценным вкладом в познание.

Действительно спорный и принципиально важный вопрос,который, к сожалению, не был ясно намечен ни одной стороной, лежит совсем в другом направлении; он заключается в том, выражает ли определение логики как технического учения ее существенный характер. Другими словами, спрашивается, основывается ли право логики на звание истин­но научной дисциплины только на практической точке зрения,тогда как с теоретической точки зрения все познания, собираемые логикой, состо­ят, с одной стороны, из чисто теоретических положений, подлинная ро­дина которых есть другие известные нам теоретические науки, главным образом, психология, с другой же стороны - из правил, опирающихся на эти теоретические изложения.

И действительно, в воззрении Канта существенно не то, что он ос­паривает практический характер логики,а то,что он считает возможным и в гносеологическом отношении существенным известное ограничение или сужение логики.Таким образом, она, по Канту,является наукой со­вершенно независимой, новой, по сравнению с другими известными нам науками и притом чисто теоретической. Для нее, подобно математике, всякая мысль о возможном приложении является внешней, причем сход­ство ее с математикой сказывается еще и в том, что она есть априорная и чисто демонстративная дисциплина.

Согласно господствующей форме противоположного учения, огра­ничение логики теоретическим содержанием ее знаний приводит ее к пси­хологическим, иногда грамматическим и иным положениями. е., к неболь-

1 Логика, ibid.

1 Если Кант и считает, что общая логика с практическим пределом есть contraditio in adjecto, и потому отказывается от деления логики на теоретическую и практическую (Логика. Вве­дение II, sub 3), то ничто не мешает .нам все же ценить как практическую дисциплину то, что Кант называет прикладной логикой, "Практическая логика", в обычном смысле, вовсе не предполагает обязательно "знания известного рода предметов, к которым она приме­няется", но зато предполагает знание разума, которому она способствует в его стремлении к познанию. Применение может идти в двух направлениях: мы можем использовать ло­гические правила для отдельной области знания - это относится к отдельной науке и к ее методологии. С другой стороны, мыслимо также из идеальных, независимых от особен­ностей человеческого ума законов чистой логики (если таковые существуют) вывести прак­тические правила, которые считались бы с особой природой человека (in specie). Тогда мы имели бы общую и все же практическую логику.

199

шим отрезкам из иначе отграниченных и к тому же эмпирических наук. По Канту же мы встречаемся здесь с замкнутой в себе, самостоятельной и априорной областью теоретической истины - с чистой логикой.

Ясно, что в этих учениях играют роль еще другие существенные раз­ногласия, а именно, есть ли логика априорная или эмпирическая наука, независимая или зависимая, демонстративная или недемонстративная. \Если мы отстраним эти вопросы, как выходящие за пределы нашего бли­жайшего интереса, то останется вышеупомянутый спорный пункт: одна сторона будет утверждать,что в основе каждой логики, понимаемой как техническое учение, лежит ее собственная теоретическая наука, "чис­тая" логика; по мнению же другой стороны, все теоретические учения, которые встречаются в техническом учении логики, умещаются в пре­делах других известных нам теоретических наук.

Последнюю точку зрения горячо защищал уже Бенеке^ясно изло­жил ее Дж. Ст.Милль, логика которого и в этом отношении имела боль­шое влияние². На той же почве стоит и руководящее произведение но­вейшего логического направления в Германии - логика Зигварта. В ней ясно и решительно сказано: "Высшая задача логики, составляющая ее действительную сущность, - это быть техническим учением"³.

На другой точке зрения, наряду с Кантом, стоит Гербарт и многие из их учеников.

Впрочем, на примере логики Бэна можно видеть, как легко в этом отношении самый крайний эмпиризм уживается со взглядами Канта .Бэн построил свою логику по типу технического учения, но признает также существование логики как собственно теоретической и абстрактной на­уки, подобной математике, и считает,что она входит в его логику. Прав­да, по Бэну, эта теоретическая дисциплина основывается на психологии, она, значит, не предшествует, как полагает Кант, всем другим наукам как абсолютно независимая наука; но все-таки она особая наука, а не, как думает Милль, только собрание разных глав из психологии, определя­емое намерением регулировать наши познания⁴.

Ни в одной из многочисленных обработок логики, вышедших за это столетие, почти не был ясно поставлен и тщательно разобран обсужда­емый пункт разногласия. Ввиду того, что практическое изложение ло­гики легко согласуется с обеими точками зрения и обычно признавалось полезным обеими сторонами, многие считали весь спор о практическом или теоретическом (по существу) характере логики лишенным всякого значения. Это происходило потому, что оставалось невыясненным раз-

Бенеке стремится подчеркнуть свое убеждение в практическом по существу характере логики в самих заглавиях своих изложений логики - "Lehrbuch der Logik als Kunstlehre des Denkens" 1832, 'System der Logik als Kunstlehre des Denkens" 1842 ("Учебник логики как технического учения о мышлении" и "Система логики как технического учения о мышлении"). Ср. по существу предисловие и введение к "Системе" и полемику с Гербартом.

Для выдвигаемого нами вопроса важно не столько главное произведение Милля "Система

логики", сколько его полемическая работа против Гамильтона. Ниже следуют необходимые

цитаты.

Sigwart. Logik S. 10. (есть русский перевод И. Давыдова. Спб. 1908)

Ср. Bain. Logic I (1879) § 50, S. 34f.

200

личие между той и другой точкой зрения.

Для наших целей нет надобности входить в критический разбор спо­ров прежних логиков о том, наука ли логика или искусство, или и то, и другое, или ни то, ни другое, и представляет ли она во втором случае практическую, или умозрительную науку или же одновременно и то, и другое. Сэр Вильям Гамильтон высказывается по этим вопросам и оце­нивает их значение следующим образом: "спор этот..., быть может, один из самых пустых споров в истории умозрения. Для логики решение этого вопроса совершенно несущественно. Если философы спорили о том, ка­ким именем назвать это учение, то это не потому, что существовало раз­номыслие в отношении его задачи и природы. В действительности спор шел исключительно о том, что собственно есть искусство и что - наука. И смотря по тому, какое значение придавали этим терминам,логику объ­являли то наукой, то искусством, то тем и другим вместе, то ни тем, ни другим"¹. Но надо заметить, что сам Гамильтон не очень глубоко исс­ледовал содержание и ценность упомянутых различений и разногласий. Если бы существовало надлежащее единогласие о способе изложения логики и содержании относимых к ней учений, тогда вопрос о том, вхо­дит ли в ее определение понятия "art" и "science", и каким образом они входят, имел бы гораздо меньшее значение, хотя все же не был бы только вопросом о ярлыке. Но (как мы уже говорили) спор об определениях есть спор о самой науке, именно не об уже законченной науке, а о развива­ющейся и лишь намечающейся науке, в которой проблемы, методы, уче­ния, словом, решительно все находится еще под сомнением. Уже во вре­мена Гамильтона и еще задолго до него различия во взглядах относи­тельно существенного содержания логики, ее объема и способа изложе­ния были весьма значительны. Достаточно сравнить произведения Га­мильтона , Больцано, Милля и Бенеке. И как разрослись с тех пор эти раз­ногласия! Сопоставим Эрдманна и Дробиша, Вундта и Бергмана, Шуппе и Брентано, Зигварта и Ибервега - есть ли это единая наука, а не только единое название? Если бы всюду не встречались обширные группы общих тем, то можно было бы почти утверждать последнее; ведь, среди всех этих логиков мы не найдем двух, которые могли бы столковаться насчет содержания учения и даже постановки вопросов! Во введении мы уже указали, что в определениях сказывается лишь различное понимание су­щественных задач и методологического характера логики и что соответ­ственные предрассудки и заблуждения в такой отсталой науке, как ло­гика, могут с самого начала направить исследование по ложному пути. Кто согласен с этим, тот не скажет вместе с Гамильтоном: "решение это­го вопроса не имеет ни малейшего значения" (the decision of the question is not of the very smallest import).

Путанице немало содействовало то обстоятельство, что даже неко­торые выдающиеся сторонники чистой логики как особой науки, напри­мер, Дробиш и Бергман, считали нормативный характер этой дисципли­ны существенной принадлежностью ее понятия. Противники же видели

Sir Wiliam Hamilton, Lectures on Logic, 3 vol. I (Lect. on Metaphisics and Logic, vol. Ill) 1884, p. 9-10.

201

в этом явную непоследовательность и даже противоречие. Разве в по­нятии нормирования не содержится указание на руководящую цель и со­ответствующую ей деятельность? И не означает ли, следовательно, нор­мативная наука совершенно то же, что техническое учение?

Постановка и понимание Дробишем своих определений могут слу­жить лишь к подтверждению этого. В его все еще ценном руководстве по логике мы читаем: "Мышление в двух отношениях может стать пред­метом научного исследования: во-первых, как деятельность духа, усло­вия и законы которой подлежат изучению, во-вторых, как орудие для добывания опосредованного знания; тут возможно и верное, и ошибоч­ное применение, и соответственно этому верные и неверные результаты. Поэтому существуют естественные законы мышления и нормативные законы или предписания, которыми оно должно руководиться, чтобы ве­сти к верным результатам. Исследование естественных законов мышле­ния является задачей психологии, а установление норм его ~ задачей ло­гики"¹. В пояснении говорится еще: "нормирующие законы всегда регу­лируют ту или иную деятельность сообразно с определенной целью".

Противная сторона скажет: здесь нет ни одного слова, которого не согласились бы подписать и использовать для себя Бенеке и Милль. Но если признать тождественность понятий "нормативная дисциплина" и "техническое учение",то само собой понятно,здесь, как и во всяком тех­ническом учении, связью, объединяющей логические истины в одну дис­циплину,является не родство содержания^ руководящая цель.Но тогда явно несообразно ставить логике такие узкие границы, какие ей ставит традиционная аристотелевская логика, дальше которой, ведь, "чистая" логика не идет. Бессмысленно ставить логике известную цель и вместе с тем исключать из нее классы норм и нормативных исследований, свя­занных с этой целью. Но представители чистой логики находятся еще под обаянием традиции; на них еще действует то странное волшебное влияние, которым в течение тысячелетий пользовалась состряпанная из бессодержательных формул схоластическая логика.

Такова цепь ближайших возражений, вполне способных ослабить современный интерес к более точному исследованию реальных мотивов, которые заставляли великих и самостоятельных мыслителей считать чи­стую логику особой наукой, и которые и теперь еще заслуживают серь­езной оценки. Превосходный мыслитель Дробиш, быть может, дал не­удачное определение; но это не доказывает, что его позиция, как и по­зиция его учителя Гербарта, а также первого представителя этого учения - Канта², по существу неверна. Ведь, возможно, что за несовершенным

1. Drobisch, Neue Darstellung der Logic 4 § 2, S. 3.

2. Сам Кант хотя и противопоставляет психологическим законам, устанавливающим "каков разум и как он мыслит", логические законы в качестве "необходимых правил", указывающих, "как он должен мыслить" (ср. Vorlesungen iiber Logik. WW. Hart. Ausgabe, VIII. S. 14), но, в конечном счете, вряд ли хотел установить понимание логики как нормативной дисциплины. Это ясно видно из того, что он соподчиняет логику и эстетику сообразно обоим "основным источникам духа", разумея под последней "науку о законах чувственности вообще", под первой - (рациональную) "науку о законах разума вообще". Как эстетика в этом кантовском смысле, так и его логика не имеют значения дисциплин, в основе которых лежат опре­ деленные цели. (Ср. Критику чистого разума. Введение в трансцендетальную логику. I. Конец второго абзаца.)

202

определением кроется ценная мысль, которая лишь не получила логи­чески ясного выражения. Обратим внимание на излюбленное у предста­вителей чистой логики сопоставление логики с чистой математикой.Ма­тематические дисциплины тоже обосновывают технические учения, арифметика - практическое искусство счисления, геометрия - землемер­ное искусство. И к отвлеченным теоретическим естественным наукам, хоть и в несколько ином виде, но тоже примыкают технические учения: к физике - физическая технология, к химии - химическая. В связи с этим можно предположить, что и намечаемая чистая логика имеет значение абстрактной теоретической дисциплины, которая подобным же образом обосновывает особую технологию - именно, логику в обычном практи­ческом смысле слова. И так как технические учения вообще пользуются как фундаментом для возведения своих норм иногда преимущественно одной теоретической дисциплиной, иногда несколькими, то и чистая ло­гика могла бы составлять только часть, хотя, быть может, и самую важ­ную часть фундамента логики в смысле технического учения. Если бы к тому же оказалось, что собственно логические законы и формы об­разуют замкнутую область отвлеченной теоретической истины, кото­рую никоим образом нельзя уместить в рамки уже разграниченных те­оретических дисциплин, и на которую, следовательно, и должна распро­страняться компетенция чистой логики,то явилось бы дальнейшее пред­положение - именно, что несовершенство определения понятия этой дисциплины и неумение представить ее во всей ее чистоте и выяснить ее отношение к логике как техническому учению способствует смеше­нию ее с этим техническим учением и порождает спор о том, следует ли по существу отграничивать логику как теоретическую или как практи­ческую дисциплину. В то время как одна сторона имела в виду чисто те­оретические и в узком смысле слова логические положения, другая об­ращала внимание на спорные определения намечаемой теоретической науки и на ее фактическое осуществление.

Нас не должно здесь тревожить возможное возражение, что дело идет о восстановлении схоластически-аристотелевской логики, уже осужденной историей. Быть может, еще окажется, что эта дисциплина имеет далеко не столь малый объем и не так бедна глубокими пробле­мами, как это подразумевает этот упрек.Быть может,старая логика была только весьма несовершенным и смутным осуществлением идеи чистой логики,хотя как почин и первый шаг она имеет свою годность и достойна внимания. Это презрение к традиционной логике следует, быть может, считать неправомерным отзвуком чуждых нам теперь настроений эпохи Возрождения. Исторически справедливая, но по существу зачастую не­осмысленная борьба против схоластической науки естественно направ­лялась прежде всего против логики как принадлежащего к схоластике учения о методах. Но характер неправильной методики, свойственный формальной логике у схоластиков (в особенности в период вырождения) указывает, быть может, лишь на отсутствие настоящего философского понимания логической теории (поскольку она уже существовала тогда). Поэтому практическое использование ее пошло по ложному пути, от ло­гики требовалась такая методическая деятельность, до какой она еще не

203

доросла. Ведь и мистика чисел не есть аргумент против арифметики. Из­вестно, что логическая полемика эпохи Возрождения по существу была бессодержательна и безрезультатна; в ней говорила страсть, а не тео­ретическое убеждение. Зачем же нам руководиться ее презрительными суждениями? Теоретический творческий ум Лейбница, соединявший в себе пылкое стремление к преобразованиям, свойственное эпохе Воз­рождения, с научной трезвостью нового времени, не хотел ничего знать об этом антисхоластическом колдовстве. Он заступился теплым словом за поносимую аристотелевскую логику,хотя и считал,что ее необходимо расширить и исправить. Во всяком случае, мы можем не считаться с уп­реком, что чистая логика сводится к обновлению "бессодержательной схоластической стряпни формул" до тех пор, пока не выясним смысла и содержания сложной дисциплины и правомерности открывшихся нам предположений.

Мы не станем для исследования этих предположений собирать все аргументы за то или другое понимание логики в их исторической после­довательности и подвергать их критическому анализу. Не этим путем можно обновить интерес к старому спору; но принципиальные разно­гласия, которые не выявились до конца в этом споре, имеют свой особый интерес, возвышающийся над эмпирической обусловленностью споря­щих, и на них-то мы и остановимся.