Языческая и христианская модели бытия

Древнерусская языческая модель мироздания, ставшая итогом мно­готысячелетнего предшествовавшего пути, приняла к X в. окончатель­ные формы. Ее установки таковы: нерасторжимость с природными циклами, поклонение стихиям, неразличение материального и духов­ного аспектов бытия, культ тотемов и почитание предков как способы социальной детерминации. Древнейшие мифологемы вроде "брака не­ба и земли" и архетипы сознания вроде "мирового древа" служили образиосимволической интерпретации бытия. Тройная вертикальная структура (небо, земля, преисподняя), четверичное горизонтальное членение (север, запад, восток, юг), бинарные оппозиции (верх — низ, мужское — женское, день — ночь) не только структурировали языческое сознание и создавали своеобразный механизм объяснения мира и человека, но и содержали в себе протомодели, которые впо­следствии были преобразованы в развернутые и рационализированные концепции. Источниками по реконструкции данного типа мировосприя­тия являются исторические хроники (записи в «Повести временных лет» о волхвах), фрагменты языческих святилищ (Перынское в Новго­роде), четырехгранный и трехъярусный Збручский идол, семиотические исследования языка (В.В. Иванов, В.Н. Топоров), дохристианский пласт православной культуры (Б. А. Успенский, Г. А. Носова) и другие памятники культуры [21; 23].

Христианство вместо уравновешенного натуралистического панте­изма язычества вводит напряженное противостояние духа и материи, драматический конфликт добра и зла, олицетворяемый Богом и его супротивником дьяволом. Идею вечного круговорота, или возвраще­ния, сменяет концепция векторного, эсхатологического, финалистиче- ского типа от сотворения мира до грядущего Страшного суда, уже присутствующая в монотеизме Ветхого Завета. Человека призывают к моральной ответственности, его жизнь подключается к мировому уни­версуму, судьба родного этноса становится частью общечеловеческой. Все народы и все люди вовлекаются в единый поток вселенской исто­рии. Основные парадигмы христианского мировидения в их концен­трированном богословско-философском выражении воплощены не толь­ко в рукописных и печатных текстах, но и невербальных источниках, в частности в уникальном русском высоком иконостасе, символизирую­щем Summa theoloeiae православной церкви, выраженную эстетиче­скими средствами (К. Онаш), где представлена мировая история на образах праотеческого, пророческого, деисусного, праздничного чинов с включением атрибутов почитаемых святынь местного ряда.

Средневековый храм был не только местом молитвы, но и объемной моделью космоса и социума с особой системой росписи и организации пространства. Неслучайно Э. Панофски называет готику каменной схоластикой и видит, подобно многим незашоренным узкой профессио­нализацией исследователям, в устройстве готического храма модель западного мировосприятия по наиболее существенным его признакам. Древнерусский храм, воспринятый от византийских крестово-куполь- ных сакральных сооружений, содержит в себе сходную, но несколько иную модель упорядоченного бытия, менее рационализированную и динамичную, но более пластичную и гармонизированную с природой [6, с. 5-27].