Судьба древнегреческого атомизма и философский вклад Эпикура

Наследие Эпикура (он жил, как полагают историки, между 342­341 и 271-270 гг. до н.э.) — более позднее явление в античной философии, чем философия Сократа и Платона, о которой речь пойдет дальше. Но имеет смысл об Эпикуре рассказать вслед за философией Демокрита — по той причине, что эпикуреизм есть не что иное, как продолжение атомистической традиции в древнегреческой философии. Учение Левкиппа и Демокрита с восторгом принимается Эпикуром. Вместе с тем, Эпикур вносит в атомистическое учение некоторые дополнения и изменения, причем изменения, которые совершенствуют атомистическую концепцию, как бы достраивают ее, делают более разумной и интересной. Это первое, что в истории мысли связано с именем Эпикура.

Впоследствии древнегреческий атомизм воспринимался не только, даже не столько в форме демокритовского учения, поскольку от сочинений Демокрита мало что сохранилось. А вот некоторые отрывки из сочинений Эпикура сохранились, и как раз они вошли в традицию дальнейшего развития философии и человеческой культуры как образец атомистической концепции. Эпикуреизм стал основанием древнерим­ского атомизма. Замечательный римский поэт и философ Тит Лукреций Кар написал поэму «О природе вещей», по существу посвятив ее изло­жению, развитию и защите учения Эпикура об атомах.

Второй момент, который важно подчеркнуть в связи с вкладом Эпикура в развитие философской мысли, — возникновение традиции целостного нравственно-поведенческого учения, так называемого эпикуреизма. Эпикуреизм в обоих смыслах — важное и длительное явление в истории человеческой культуры.

От Эпикура ведет свое начало обросшее потом разными интерпре­тациями и вариантами нравственное и этическое учение, которое было построено в форме определенных рекомендаций личности: как вести себя, как строить свою жизнь, как организовать свои занятия для того, чтобы жизнь была приятной и счастливой. Эпикуреизм — вид этического гедонизма, т.е. нравственного учения, положившего в основание стремление человека к счастью, к благополучию. Часто учение Эпикура проникало в идейные споры последующих веков, этапов развития человеческой мысли и культуры в некотором огрубленном изложении и выражении. Например, эпикурейцем считался человек, который, невзирая на ценности духа и культуры, предается чисто материальным, плотским удовольствиям, мечтает о роскошной жизни и, если может, ведет эту жизнь. Эпикурейцами нередко объявляли людей, ставящих плотские удовольствия превыше всего. Насколько такой образ эпикуреизма не согласуется с этическим наследием исто­рического Эпикура, может увидеть всякий, кто даст себе труд вчитаться хотя бы в некоторые отрывки из сочинений великого греческого философа, оказавшего очень глубокое влияние на последующую мысль.

Тит Лукреций Кар развивал эпикуреизм в двух его ипостасях — в виде атомизма и нравственного учения. У Эпикура были последова­тели в эпоху Возрождения. В XVII в. его учение развивал французский философ Пьер Гассенди. Эпикуреизм часто становился объектом интер­претации, подражания в художественной литературе: вспомните, напри­мер, Анатоля Франса с его «Садом Эпикура», интереснейшим литера­турным и эстетическим толкованием эпикуреизма. А каким же, согласно оставшимся документам, было учение самого Эпикура?

От главного труда Эпикура, который называется «О природе» (он содержал 37 книг), уцелели лишь небольшие отрывки. Сохранились также три письма Эпикура. В «Письме к Геродоту» излагается содер­жание атомистической физики Эпикура. Два других письма — к Пи- фоклу и к Менекею — содержат учение о богах, абрис концепции этики, обоснование ценностей мудреца.

Внутренняя логика атомизма и позиция Эпикура

В чем же состояло то дополнение, видоизменение атомистической концепции, которое осуществил Эпикур?

Во-первых, к свойствам атома, обрисованным Демокритом, Эпикур прибавил вес атома. Он подчеркнул, что атомы имеют не только величину, фигуру, размеры, но и, будучи "тельцами", имеют определенную тяжесть. Также и под действием того или иного своего веса различные атомы образуют тела; вес тел, таким образом, связан с весом атомов. Это было новшество, дополнение, которое, однако, вполне укладывалось в рамки той логики, которую предложили Левкипп и Демокрит, точнее, одной его стороны. Далее, Эпикур стремился более глубоко обосновать атомистическую концепцию. И здесь вопросы логики атомизма, логики атомистического рассуждения выдвигаются на первый план. В отличие от Демокрита, учение которого в большей мере носит натурфилософский характер — больше повернуто к приро­де, к телам, — Эпикур старается основательно разработать именно внутрен­нюю логику атомистической концепции. Он пытается осмыслить, почему стал необходим атомизм. Почему стала необходимой идея о плюраль­ном, неделимом начале? Эпикур отчетливее высветил внутреннюю логику атомизма. Вот как рассуждает Эпикур в «Письме к Геродоту»: "...вселенная состоит из тел и пространства; что тела существуют, об этом свидетельствует само ощущение у всех людей, на основании которого необходимо судить мышлением о сокровенном, как я сказал прежде. А если бы не было того, что мы называем пустотой, местом, недоступной прикосновению природе, то тела не имели бы, где им быть и через что двигаться, как они, очевидно, двигаются... В числе тел одни суть соединения, а другие — то, из чего образованы соедине­ния. Эти последние неделимы и неизменяемы, если не должно все уничтожиться в несуществующее, а что-то должно оставаться сильным при разложениях соединений... Таким образом, необходимо,-чтобы перво­начала были неделимыми телесными природами (субстанциями)..."⁷.

Другая идея Эпикура: "...неделимые и полные тела, из которых образуются соединения и в которые они разрешаются, имеют необъ­ятное число форм". Почему? "...Ибо невозможно, — рассуждает Эпикур, — чтобы такое множество различий в сложных предметах могло образоваться из одних и тех же ограниченных по числу форм. И в каждой форме подобные атомы безграничны по числу, а различие форм в них не совсем безгранично, но только необъятно." Так идея атома как предела развивается дальше: „Атомы движутся непрерывно в течение вечности..." (С. 348-349).

"Далее, — продолжает Эпикур, — миры безграничны [по числу], как похожие на этот [наш мир], так и не похожие. Ибо атомы, число которых безгранично, как только что было доказано, несутся даже очень далеко. Ибо такие атомы, из которых может образоваться мир и которыми он может быть создан, не израсходованы ни на единый мир, ни на ограниченное число миров, как тех, которые таковы [как наш], так и тех, которые отличны от них. Поэтому нет ничего, что препятство­вало бы [признанию] безграничного числа миров" (С. 349).

Эпикуру принадлежит интересная идея и о свойствах тел: "...что касается формы, цвета, величины, тяжести и всего прочего, что говорится как о постоянных свойствах тела, присущих или всем телам, или видимым и познаваемым через чувственное восприятие этих свойств, то не следует думать ни того, что эти свойства суть самостоя­тельные сущности (независимые субстанции) — ведь это невозможно вообразить, — ни того, что они вовсе не существуют, ни того, что они суть какие-то другие бестелесные субстанции, присущие телу, ни того, что они суть части тела; но надо думать, что все тело хотя в целом обязано своим существованием всем этим свойствам, однако не в том смысле, что оно сложилось из этих свойств, снесенных вместе ... но только, как я говорю, всем этим свойствам тело обязано своим постоян­ным существованием. Все эти свойства имеют свои специальные возмож­ности быть познаваемыми и различаемыми (познаются отдельно и различаются), если только целое сопутствует им и никогда от них не отделяется, но вследствие совокупного представления свойств имеет название тела..." (С. 352).

Это важное размышление о понятии свойств тела. Здесь углубля­ется спор с теми, кто эти свойства провозгласил бы некоторыми субстан­циями, некоторыми самостоятельными "материями". Нет, свойства не самостоятельные материи. А если бы кто-то сказал, что этих свойств нет вовсе, что они всецело субъективны? Такие суждения в философии тоже встречались. Эпикур возражает: свойства тел объективно, реально существуют. Но между телом и свойствами — существенная разница, и ее должна уловить философия. Свойства присущи телу, но вместе с тем тело не есть простая, механическая совокупность свойств. Тело обладает свойствами, но тело не есть непосредственно его свойс7Пва, а свойства не суть непосредственно упело.

Развивая учение Демокрита о чувственном восприятии, Эпикур глубоко осмысливает демокритовскую концепцию идолов, или исте­чений, исходящих от тела. Увидеть эти истечения нельзя ни сегодня, ни в будущем, ибо по природе своей "идолы", "истекающие образы" бесконечно малы. Но то, что образы телесны, представляется Эпикуру совершенно ясным. Существуют, как он говорит, очертания, отпечатки, оттиски, подобные по виду плотным телам, но по тонкости не сравнимые с предметами, доступными чувственному восприятию. Такие истечения могут проникать "сквозь" воздух, когда возникают благоприятные условия. Образы, согласно Эпикуру, имеют-"непревосходимые" тон­кость, быстроту, и всякий путь для них — подходящий. Возникновение образов происходит с быстротою мысли. Мы смотрим вдаль, видим там предмет, ибо образ доносится к нам так же быстро, как быстро мы успели о предмете подумать. Чтобы мы могли мыслить о предмете, рассуждает Эпикур, до этого образы должны были принестись к нам с быстротою мысЛи, а то и с несколько большей скоростью, чем "сверши­лась" мысль об увиденном предмете.

Еще одно существенное и интересное дополнение в атомистичес­кую концепцию привнес Эпикур. Оно состояло в допущении, так сказать, большей свободы в движении атомов. Концепция Демокрита относительно движения атомов — это концепция жесткой необходимос­ти. Здесь нигде не может вмешаться никакой случай — все предопреде­лено. Что же касается Эпикура, то он, напротив, считает, что атомам должна быть (по логике рассуждения!) присуща некоторая свобода, случайность в их движении. Атомы не движутся в каких-то строго предопределенных направлениях, а они, как говорит Эпикур, "трясутся во всех направлениях". Происходит по виду беспорядочное, обладающее множеством степеней свободы движение атомов, и потому в сочетаниях, которые из атомов возникают, заключено немало элемен­тов случайности, возможны отклонения от жесткого порядка. Иными словами, необходимость здесь диалектически соседствует со случай­ностью.

Боги, человек, нравственное поведение, счастье

Для Эпикура атомистическая концепция, разумное, рациональное объяснение природы, философское и научное, — предпосылки и основа­ния для того, чтобы перейти к человеческим делам, в частности к человеческому поведению, к нравственности. Поэтому нужно, согласно Эпикуру, обязательно задаться вопросом о связи философии с обыч­ной человеческой жизнью. Самая главная, быть может, из задач филосо­фии — объяснить человеку, обычному человеку, насколько превратны составляемые людьми представления о богах. В эпикуреизме продолжа­ется в какой-то мере начатое предшествующей античной философией богоборчество. Следуя линии мысли предшествующих философов- богоборцев, Эпикур говорит в «Письме к Меиекею»: „Во-первых, верь, что бог — существо бессмертное'и блаженное, согласно начертанному общему представлению о боге, и не приписывай ему ничего чуждого его бессмертию или несогласного с его блаженством; но представляй себе о боге все, что может сохранять его блаженство, соединенное с бессмертием" (С. 355). Казалось бы, это всего лишь ортодоксальное, религиозное представление, но вот что дальше советует Эпикур

Менекею: „Да, боги существуют: познание их — факт очевидный. Но они не таковы, какими их представляет себе толпа, потому что толпа не сохраняет о них постоянно своего представления. Нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, но тот, кто применяет к богам представления толпы: ибо высказывания толпы о богах являются не естественными понятиями, но лживыми домыслами, согласно которым дурным людям боги посылают величайший вред, а хорошим — пользу. Именно: люди, все время близко соприкасаясь со своими собственными добродетелями, к подобным себе относятся хорошо, а на все, что не таково, смотрят как на чуждое" (Там же).

Одно из самых главных соображений, которое, согласно Эпикуру, заставляет мыслить Бога, — идея Блага, блаженства, целостности человеческой личности. Но человек не должен мыслить божество подоб­ным себе, он не имеет права распространять мысль о своем собственном блаженстве на Бога. Иными словами, хотя в "природе" Бога — быть этическим критерием, хотя к Богу восходят мысли человека, думающего об этическом совершенстве, тем не менее сам Бог с этическими перипетиями жизни человека не имеет ничего общего. Бог, по Эпику­ру, — иное, чем человек, существо, его нужно всячески освобождать от тех признаков, которые человек — по своему образу и подобию — приписывает Богу. Ясно, что в греческом мире с целиком антропоморф­ными представлениями и изображениями богов подобные рассуждения о божестве и религии были весьма смелыми, неортодоксальными.

Одна из самых существенных для человека проблем, вокруг кото­рой гнездится целый рой религиозных представлений, — неизбеж­ность смерти. Человек никак не может примириться со своей смерт­ностью. Ему трудно представить себе, что его совсем-совсем не будет на Земле. И постигнуть безжалостное: тебя не будет, мир будет, но без тебя — и трудно, и горестно. А отсюда, согласно Эпикуру, рожда­ется иллюзорное представление, будто существует какая-то сила, кото­рая, может быть, тебе и другим людям обеспечит некое другое существо­вание — после смерти. Не будет ли "жить" твоя душа? Эпикур такие представления решительно отвергает, рассуждая при этом весьма любо­пытно, но, конечно, вполне в духе античного грека. Эпикур обращается к каждому, приглашая понять, что со смертью Человек не имеет ничего общего. Как же это? Но прочтите Эпикура: "...самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем" (С. 356). Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим! Перед нами — попытка естественного объяснения смерти, которая вместе с тем заключает в себе нравственное содержание, определенный момент мудрости, успокоения. А ведь, в самом деле, разве не прав Эпикур? Остается, однако, ощущение, что Эпикур не считается с тем, насколько настоя­тельна мысль о смерти, как часто она приходит людям в голову и насколько остро эту мысль многие из нас переживают, И все же Эпикур прав в том, что и горестные мысли о смерти могут, должны служить нравственному самовоспитанию человека. Когда нас поражает, потря­сает смерть близких — не можем, не должны ли мы становиться мудрее, лучше понимать соотношение ценностей, видеть, как коротка и как суетна жизнь, сколь важно в этой жизни сделать главное, доброе, истинное.

Собственно, в этом направлении и движется мысль Эпикура. Его цель — помочь человеку сориентироваться в жизни, сосредоточить внимание на самом главном, различать ценности истинные и мнимые, подлинные и неподлинные, быстротечные и непреходящие. А значит, Эпикур хочет помочь человеку разобраться в том, как следует жить. В частности, для Эпикура важно определить, какой должна быть линия жизненного поведения человека, занимающегося философией или интересующегося ею. В «Письме к Менекею» он пишет: „Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией: ведь никто не бывает недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило или прошло время для занятий философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или еще нет, или уже нет времени. Поэтому и юноше, и старцу следует заниматься философией: первому — для того чтобы, старея, быть молоду благами вследствие благодарного воспо­минания о прошедшем, а второму — для того чтобы быть одновременно и молодым, и старым вследствие отсутствия страха перед будущим. Поэтому следует размышлять о том, что создает счастье, если действи­тельно, когда оно есть, у нас все есть, а когда его нет, мы все делаем, чтобы его иметь" (С. 354-355).

Так что же такое счастье, согласно Эпикуру? Желания, рассужда­ет он, "бывают: одни — естественные, другие — пустые, и из числа естественных одни — необходимые, а другие — только естественные; а из числа необходимых одни необходимы для счастья, другие — для спокойствия тела, третьи — для самой жизни. Свободное от ошибок рассмотрение этих фактов при всяком выборе, избегании может содействовать здоровью тела и безмятежности души, так как это есть цель счастливой жизни: ведь ради этого мы все делаем, именно чтобы не иметь ни страданий, ни тревог... Мы имеем надобность в удовольст­вии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии. Поэтому-то мы и назы­ваем удовольствие началом и концом счастливой жизни..." (С. 356). Такие высказывания критики эпикуреизма вменяли в вину Эпикуру — он-де проповедует безудержный культ удовольствия. На самом же деле Эпикур говорит просто о неискоренимости стремления к удоволь­ствию, о природности и естественности этого стремления. Человек не может жить, не получая никаких удовольствий, и он не может жить, не избегая каких-то страданий.

Вместе с тем, в учении Эпикура о потребностях, желаниях, удоволь­ствиях имеется строгая максима, смыСл которой в том, что безнрав­ственно и противоестественно безмерное стремление к удовольст­вию. Проповедуя именно умеренность в удовольствиях, Эпикур не жалеет доводов и аргументов. Он пишет: „Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие • страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того как мы вытерпим страдания в течение долгого времени. Таким образом, всякое удовольствие по естественному родству с нами есть благо, но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать..." (С. 356-357).

Это относится, например, к потребности в пище — одной из фунда­ментальных потребностей человека. Согласно Эпикуру, не нужно стремиться к излишествам в еде: „Простые кушанья доставляют такое же удовольствие, как и дорогая пища, когда все страдание от недостатка устранено. Хлеб и вода доставляют величайшее удовольствие, когда человек подносит их к устам, чувствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, приводит нас в лучшее расположение духа, когда мы после долгого промежутка получаем доступ к предметам роскоши, и делает нас неустрашимыми перед случайностью" (С. 357).

Иными словами, простые, умеренные блага, простые потребности человеку и полезнее для здоровья, и доступнее, а потому они благопри­ятнее для ощущения счастья. Как только он встает на путь погони за все большими наслаждениями — например, начинает стремиться ко все более изысканной, роскошной пище, — этому уже нет предела. И если распорядиться так, что у него не будет возможности иметь такую пищу, то неминуемы телесные страдания и неудовлетворенность жизнью. Стало быть, привычка к простому образу жизни и более здорова, и более разумна.

То же самое говорит Эпикур о всех других удовольствиях: „Итак, когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые, не знающие или не соглашающиеся, или неправильно понимающие, но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и кутежи непрерывные, не наслаждения мальчиками и женщинами, не наслаждения рыбою и всеми прочими яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания и изгоняющее [лживые] мнения, которые производят в душе величайшее смятение. Начало всего этого и величайшее благо есть благоразумие. Поэтому благоразумие дороже даже философии" (С. 357).

Такая позиция достаточно типична для философии вообще и выдаю­щихся философов. На разных этапах развития философской мысли вновь и вновь возникало противопоставление того, что сейчас называют "потребительством", и сосредоточения на высших духовных ценностях. Неверно было бы считать его плодом досужих размышлений, интерес­ных только для философа. Но для философа это действительно пробле­ма. Не потому только, что философ должен отыскать какое-то разумное оправдание своему сосредоточению именно на духовных благах, размышлению о первопричинах вещей, о нравственном. Он связывает с этим некоторый закон человеческого счастья. Не случайно философы часто идут именно по такому пути, оправдывая философию также и житейским рассуждением.

Сам процесс философствования приносит человеку молодому и чело­веку старому неизъяснимое духовное наслаждение, но это еще и средст­во для того, чтобы указать людям путь их жизни. В одном из отрывков, приписываемых Эпикуру, сказано: „Пусты слова того философа, кото­рыми не врачуется никакое страдание человека. Как от медицины нет никакой пользы, если она не изгоняет болезней из тела, так и от фило­софии, если она не изгоняет болезни души" (С. 360).

Много сказано Эпикуром также о богатстве и бедности, о том, что само по себе богатство никогда не делает людей ни нравственными, ни духовно одаренными, что бедность вовсе не препятствует быть челове­ком глубокой, богатой, истинно человеческой души. Как видим, здесь все акценты расставлены очень четко. И если вам придется читать или слышать об Эпикуре нечто противоположное, всегда вспоминайте о том, что говорил он сам