.Раздел IV Основные понятия и проблемы античной философии введение

Из дошедших до нас исстари способов организации духовной дея­тельности многие — лишь отжившее и архаическое предание; между тем несколько духовных дисциплин, обновляющихся и всегда живых, являющихся теми основами, на которых зиждется европейское миро­созерцание, — это христианство, право и философия. Философия начинается в античности. Вместе с тем философия — любовь к мудро­сти, не зависящей от времени и исторического способа ее представле­ния, т.е. к мудрости вечной. В платоническом сочинении «Определе­ния» о мудрости говорится, как о подлинном, первом и последнем, абсолютно истинном умозрительном беспредпосылочном знании вечно сущего. Поэтому всякие истинные философские размышления можно рассматривать как проявления единой непреходящей philosophia perennis: она дает познание не только и не столько случайного и ми­молетного, но прежде всего непреходящего, его начал и причин, и есть систематическое исследование явлений и сведение их к немногим. первым принципам, т.е. знание истины.

Того, кто уже знает истину, Европа начиная с античности называ­ет мудрецом. В отличие от мудреца фигура философа определяется стремлением к подлинному знанию, любовью к тому, что действитель­но есть за видимыми символами мира. Философ уступает мудрецу в том, что еще только идет, еще только ищет, еще не достиг конечной цели; зато несомненно превосходит его, поскольку может и должен дать себе отчет в том, как совершается этот путь и как всякий раз находится ответ на самые главные вопросы. Иными словами, фило­соф не только движется к знанию, но знает о самом этом движении и о своем знании и незнании. Таким образом, философ в своей любви к вечной мудрости и движении к ней — всегда по-разному, но неизбеж­но — связан с временем и с историей.

Это движение во времени не бесконечно, не беспредельно, ибо иначе оно не имело бы смысла, конца. Его можно сравнить с движением не по бесконечной прямой, но внутри конечного совершенного круга во все более точной его аппроксимации конечными отрезками (образ Ни­колая Кузанского). И если мы что-то действительно поняли, значит мы уже внутри круга бытия и знания. Говоря иначе, мы уже внутри истории. Любовь, философский эрос, т.е. нескончаемое стремление, возносящее душу к высоте и простоте знания первых начал, врачует

душу, избавляет ее от смерти, неведения, зла; любовь философа обре­тает здесь свой подлинный предмет, и его порыв успокаивается на этой высоте и в этой простоте. Эту любовь нельзя изъять и отмыслить из философии и из всего мирового целого, потому что она — путь жизни, в самом себе представляющий свою цель. Цель же первой ев­ропейской философии, античной, как формулирует ее, следуя Плато­ну, александрийский платоник Евдор, — уподобление богу, насколь­ко это возможно для нас.

В следующем ниже изложении поневоле приходится ограничиться главным, т.е. прежде всего теоретической философией, обходя молчани­ем практическую философию (этику, политику, риторику, теорию го­сударства и права), которая также строится по образцу и канону стро­гого умозрения: ойкос-дом устроен так же, как полис-государство, как и мир-космос, ибо в них проявляется все тот же правящий миром разум-логос, закон-номос и порядок-таксис, мерно, точно и неизменно являющиеся во всем сущем.

Конечно, это только один из многих возможных срезов многомер­ного и разноликого целого, называемого античной философией, при­том видимой из современной культуры, хотя и с любовью к античной. Но для того чтобы стать философом, нужно жить в своем времени и нужно вместе с ним, т.е. синхронно, одновременно, мыслить вместе с древними; другими словами, нужно быть внутри общей нам с древними европейской истории. Поэтому необходимо всякий раз самому заново читать тексты древних философов, самому вживаться в их контексты и самому стремиться не только к их современному истолкованию, но и к их подлинному пониманию.

Подобное движение мысли уже само есть философствование. Поэто­му если нам удалось понять Плотина или Прокла, значит, они — наши современники, и являвшийся и открывавшийся им умопостигае­мый космос явлен и открыт нам (хотя, может быть, и по-другому, поскольку способы явления истины зависят от эпохи и ее исторически определенной культуры). Мысля вместе с древними последние осно­вания сущего, т.е. культивируя совершенно определенный — фило­софский — способ собственного исторического бытия, мы вместе с тем открываем нечто неизменное, выходящее за пределы культуры и исто­рии, вневременное, то, что можно поэтому назвать Абсолютом.

Абсолют же, по-видимому, является четверояким образом: в знании- ёяшттрт!, точном умозрительном ведении истины, чему соответствует гносеологическое различение разума и рассудка, рассудка и вообра­жения; в гармоническом уложении структуры идеального умопости­гаемого космоса, чему соответствует онтологическое различение бытия и становления; в моральном законе, чему соответствует нормативное различение норм и фактов; и наконец в любви-филии к истине, к себе и к другому как к существу, в котором истина отражается, чему соот­ветствует энологическое (ev '— единое) различие единого и многого или тождественного и иного.

И все это собирается вместе в едином радостном деле — деле философии