Диалектика в философии Гераклита

Гераклит знаменит не только интересными и глубокими размыш­лениями о первоначале. Еще более славен он как великий древне­греческий диалектик⁵. Те диалектические мысли и идеи, которые в зародыше и стихийно заключены в концепции первоначала первых греческих философов, получают у Гераклита более четкую артикуля­цию, дальнейшее развитие. Диалектика у Гераклита, как и у его пред­шественников, — это прежде всего констатация и фиксирование вечности происходящих в мире изменений. Мысль об изменениях, характерная для самых первых греческих философов, у Гераклита приобретает форму мысли всеобщей, т.е. философской идеи. Все из­меняется, и изменяется постоянно; нет предела изменениям; они есть всегда, везде и во всем — вот что сцрессовано в знаменитой краткой формуле, приписываемой Гераклиту: „Все течет, все изменяется". Ка­кой бы простой и банальной ни казалась эта формула человеку сего­дняшних дней, необычной, новаторской и мудрой она выглядела то­гда, когда впервые в емкой, обобщенной форме представила результа­ты тысячелетних наблюдений, раздумий человека об окружающем ми­ре и своей собственной жизни. Переход здесь весьма тонкий. Скажем, наблюдения за рекой легко могут склонить мыслящего человека к идее изменений. У Гераклита же — река не более чем символ, благодаря которому понятным для людей способом утверждается всеобщая мысль. Такова же роль других гераклитовых символов — огня, войны (враж­ды) и др. Повязанность мысли Гераклита с символами, образами — специфическая черта его философии, да и всего древнегреческого лю­бомудрия. Это диалектика изменений в образах и символах. Хотя мысль об изменении то и дело приобретает в фрагментах, приписы­ваемых Гераклиту, всеобщий, абстрактный характер, она объединяет­ся с хорошо запоминающимися образами, делающими философскую мудрость живой, понятной. Например, солнце Гераклит характеризу­ет как "новое ежедневно, но и всегда и непрерывно новое " (58 (а); 225). В другом случае Гераклит говорит: „На входящих в те же са­мые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды" (40 (а); 209). Поэтому, согласно Гераклиту, в одну и ту же реку нельзя войти дважды.

Специфика диалектики Гераклита — еще и в том, что мысль об изменениях объединяется здесь с идеей единства и борьбы противо­положностей. Предвестником такого подхода, как уже упоминалось, был Анаксимандр. Гераклит как бы извлекает из недр внутренней ло­гики первоначала только брезжившую идею единства и борьбы проти­воположностей и подробно, уже именно по-философски, развивает ее. Идея Единого — и, стало быть, приведения к Одному, к единству — соседствует с идеей раздвоения Единого, выделения из него противо­положностей. "Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно", — говорит, согласно свидетельству Ипполита, Гераклит (26 (а); 199). Гераклит утверждает не просто существование противоположностей, но их не­избывность и всеобщность. Противоположности существуют везде. Эта идея воплощается у Гераклита в некоторой космической, но также в этической и эстетической формах. Ибо наличие противоположностей для Гераклита — основа и существования, и гармонии мира. Противо­речивость сближает — таков гераклитовский парадокс.

Еще одна диалектическая идея — борьба, "вражда" противопо­ложностей. Гераклит был изобретателем идеи борьбы противополож­ностей как конструктивного философского начала. В изображении Гераклита борьба, распря, война имеют глубинное отношение к рож­дению, возникновению, расцвету, т.е. к самой жизни. "Должно знать, что война общепринята, что вражда — обычный порядок вещей... и что все возникает через вражду и заимообразно [= "за счет друго­го"]" (28 (а); 201). В этой связи Гераклит снова вступает в полемику с Гомером: ведь тот, молясь, "чтобы 'вражда сгинула меж богами и меж людьми', сам того не ведая, накликает проклятье на рождение всех [существ]", "ибо они рождаются в силу противоборства и противодействия... " (свидетельство и комментарий Плутарха — 28 (о³); 202).

Три основополагающие диалектические идеи, которые были выде­лены из корпуса гераклитовских фрагментов, внутренне связаны друг с другом, друг в друга переливаются, в чем также уже проявляется диалектика — в ее облике диалектики философских идей. Раз мы приняли, вместе с Гераклитом, идею-образ вечного изменения: в одну и ту же реку нельзя войти дважды, то логично сделать вывод в не­сколько иной форме: в ту же реку вступаем и не вступаем, существуем и не существуем. Одно состояние уступает место другому, "холодное нагревается, горячее охлаждается, влажное сохнет, иссохшее оро­шается (42 (а); 214). Так идея всеобщей изменчивости поворачива­ет к нам другой свой лик — она переливается в тезис о единстве противоположностей. Изменение и есть, по Гераклиту, совмещение крайностей — прежде всего существования и несуществования, но также уничтожения и возникновения. Ведь уничтожение одного есть возник­новение другого

.Противоположности едины, неотрывны друг от друга. И эту неот­рывность Гераклит пытается разъяснить и на трудных, непонятных, и на простых примерах. Он говорит об обычных людях: „Они не пони­мают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры" (27 (а); 199). Есть очень много толкований этих гераклитовых образов. Вероятно, под "пере­вернутым соединением (гармонией) лука и лиры" он имел в виду то, что лук и лира — противоположности: "вражда" и единство уничто­жения, смерти и красоты; разъединяющей войны, понимаемой в са­мом широком смысле — как вражда, распря, и единящей красоты, символизируемой образом лиры. Вместе с тем, каждая из этих вещей (лук и лира) — символы единства двух зримо соединенных друг с другом концов. Музыка, гармония рождается именно потому, что ли­ра соединяет струны. Лук — изогнутая палка, у которой два конца соединены. Иными словами, лишь тогда, когда две как бы противопо­ложные части соединяются вместе, и существуют предметы. (Свиде­тельство Порфирия: "...гармония натянута в противоположные сторо­ны" и "стреляет из лука" посредством противоположностей. — 27 (е⁴); 200.) Пользуясь этими наглядными образами, Гераклит и делает "зримой" идею раздвоения единого и взаимодействия противополож­ностей. Есть и более "конкретные" толкования гераклитова образа лиры. Например, Платон считает (и к нему присоединяются многие авторы), что этот образ символизирует возможность гармонии низких и высоких звуков, которые, хотя и противоположны, мелодией могут быть приведены в гармоническое согласие (27 (Ь); 199).

В своде фрагментов Гераклита встречаются образы, связанные с техникой или наукой и символизирующие ту же идею. "У чесала путь прямой и кривой "один и тот же". Иными словами, "у орудия, называемого "улиткой" [= винтом], в мастерской валяльщика враще­ние прямое и кривое, так как он идет одновременно вверх и по кругу" (32 (а); 204). Та же идея заключена в фрагменте, связанном с геомет­рией: "...совместны у (окружности) круга начало и конец" (34 (а); 206). "...Начертив круг, начала не сыскать", — комментирует Псевдо- Гиппократ (34 (Ь²); 206).

Диалектика входила в историю философии и культуры, а потом продвигалась вперед также и через рассуждения, которые демонстри­ровали относительность представлений человека о мире и самом се­бе, ставили философов и интересующихся философией людей пе­ред мировоззренческими, логическими, математическими парадок­сами, загадками, противоречиями, трудностями. Ко времени Герак­лита философия уже накопила немало таких парадоксов, загадок. По­добные формы мысли — по мере развития философии они усложня­лись и видоизменялись — были не только свидетельствами накопив­шихся в философском объяснении мира противоречий и затруднений, но и своего рода точками роста диалектики. Это в такой же мере относится к парадоксам Гераклита, апориям элейца Зенона и антино­мия Канта.

Гераклит был отчаянным спорщиком. Слово "SuxXiyopm" (спорю), пожалуй, ближе всего связано как раз с гераклитовской диалектикой. Кроме того, что Гераклит полемизирует с учениями предшественни­ков, он в какой-то мере предчувствует, как бы "вычисляет" возмож­ность зарождения такого способа философской мысли и публичного диалога, который несколько позже воплотится в первоначальных формах древнегреческой софистики. Предвосхищая мыслью что-то подобное софистике или, быть может, уже и наблюдая зарождение софистических парадоксов в практике древнегреческой жизни, всегда наполненной полемикой, Гераклит сам не только формулирует философские тезисы об относительности, субъективности мнений, принципов, ценностей, но, предвидя их возможную разрушительную силу, все же ставит в зависимость от нетленных для него идей логоса, истины, единства, добра и красоты. Иногда эта черта гераклитовской диалектики не принимается в расчет. В таких случаях из Гераклита как бы делают глашатая древнегреческого релятивизма. Основанием для такого подхода служат некоторые фрагменты эфесского мыслите­ля, которые, однако, вырываются из более широкого контекста и от­деляются от целостности его философии.

Гераклит в своих сочинениях, если судить по некоторым из сохра­нившихся фрагментов, настраивал на готовность к познанию неожи­данного, скрытого, обескураживающего и парадоксального. "Не чая нечаянного, не выследишь неисследимого и недоступного", — гово­рил, по свидетельству Климента Александрийского, Гераклит (11; 193). "Нечаянным" же могло казаться и то, что привычные греку житей­ские знания и понятия, согласно которым различные качественные состояния несовместимы друг с другом. Гераклит находит возможным соединить их с противоположностями. Отличается ли чистая вода от грязной? Может ли одна и та же вода в одно и то же время быть и чистой, пригодной для жизни и для питья, и грязной, для всего этого непригодной? Грек, скорее всего, уверенно и однозначно отвечал на подобные вопросы отрицательно, да еще, наверное, дивился, почему кому-то приходит в голову их задавать. А у Гераклита наготове был неожиданный, парадоксальный положительный ответ: „И грязное и чистое, говорит [Гераклит], — одно и то же, и пригодное и непригод­ное для питья — одно и то же. «Море, — говорит, — вода чистейшая и грязнейшая: рыбам — питьевая и спасительная, людям — негод­ная для питья и губительная»" (35 (а); 206). (Конечно, такое можно было уверенно утверждать в эпоху, когда моря еще не сделались, как в наше время, губительными и для рыб!) Так, сталкивая обыденное сознание с философскими парадоксами, Гераклит снова и снова отстаи­вал идею единства, тождества противоположностей. Польза или вред чистой, казалось бы, только живительной или только губительной гряз­ной воды оказывались относительными. Гераклит напоминал и о дру­гих примерах: "...свиньи грязью наслаждаются больше, чем чистой водой" (36 (а¹); 206); "...птицы моются пылью" (36 (с¹); 208); "ос­лы солому предпочли бы золоту" (37 (а); 208); быки чувствуют себя счастливыми, когда находят в корме горькую траву вику (38 (а); 208)" и т.д.

Прекрасное или безобразное могут совмещаться в одной и той же вещи, в одном и том же состоянии, человеке и т.д., в зависимости, так сказать, от точки отсчета. Сказанное верно и в отношении жизни и смерти, рождения и гибели. Чтобы убедиться в этом, людям доста­точно поразмыслить о самих себе. "Рожденные жить, они обречены на смерть (а точнее, на упокоение), да еще оставляют детей, чтобы родилась [новая] смерть" (99 (а); 246). Желая уподобить смену чело­веческой жизни смертью превращениям "мерами вспыхивающего" и "мерами угасающего" огня, Гераклит изрекает: „Человек — свет в ночи: вспыхивает утром, угаснув вечером. Он вспыхивает к жизни, умерев, словно как вспыхивает к бодрствованию, уснув" (48 (а); 216). Смерть одного состояния — момент рождения чего-то другого. Этот парадокс помогает подтвердить идею взаимопревращения тел, состояний, стихий, в свою очередь питающую идею бесконечности из­менений. "Душам смерть — воды рожденье, воде смерть — земли рожденье..." (66 (а); 229). Мысль древних о взаимопревращениях, переливах друг в друга противоположных вещей, состояний, стихий Гераклит, таким образом, тоже предпочитал зафиксировать в виде диалектического парадокса. Казалось бы, что может быть несовмести­мее, чем Солнце и ночь? Если светит Солнце, то это заведомо значит, что нет ночи. Однако и здесь Гераклит заготовил свой парадокс: „Не будь Солнца, мы бы не знали, что такое ночь" (60 (0); 226).

Парадоксы, загадки, ирония Гераклита всегда побуждали к спо­рам и поиску разгадок. Так, эфесский мыслитель изрек, что Солнце, которое "правит космосом", "шириной [всего лишь] в ступню чело­веческую" (57; 224). Загадка тут в том, что другие фрагменты из Гераклита свидетельствуют о его "почтительном" отношении к Солнцу как главному среди небесных тел. "Солнце же, будучи их эпистатом [распорядителем] и судьей, дабы определять, регулировать, знаме­новать и объявлять перемены и времена года, которые все порожда­ют..." (64 (а); 228). Почему же судья, распорядитель, правитель космоса так иронически "унижен": шириной он всего лишь в чело­веческую ступню? Через парадокс — Солнце и вознесено над миром, человеком, и приближено к ним — Гераклит утверждает по крайней мере две важнейшие философские идеи. Во-первых, при всем "приви­легированном" положении Солнца в космосе не дано ему нарушить естественный порядок Вселенной, что, собственно, разъясняет сам Ге­раклит: Солнце "не преступает положенных границ, ибо если оно <преступит> должные сроки, его разыщут Эринии, <союзницы Прав­ды>" (57; 224. 52; 220). Во-вторых, величина Солнца тут поставлена в рамки человеческого ведения и наблюдения, субъективных мерок жизнедеятельности человека, борьбы таких противоположностей, как размышление и чувственное наблюдение. Об этом верно сказал Сене­ка, комментируя интересующий нас гераклитовский фрагмент: „Хотя разум доказывает, что Солнце больше Земли, взор наш сократил его до таких размеров, что мудрые мужи утверждали, будто оно величиной в ступню" (57 (d); 225).

Аристотель считал, что гераклитовская диалектика оказала огром­ное влияние на Платона. Трудно не верить Аристотелю — ведь он был учеником Платона. В интеллектуальной судьбе многих последующих философов, причем таких несхожих, как Гегель и Ницше, можно обнаружить глубокое воздействие гераклитовских идей и образов. Итак, непреходящая заслуга Гераклита в том, что он, представив мир множе­ственных, смертных вещей, человеческий мир подвижным, изменчивым, текучим, разделенным на противоположности, в то же время удер­жал идею единства и закономерного порядка в неизмеримом, всегда задающем загадки, до конца не познанном и непознаваемом космосе.

Иначе обстояло дело в философии элеатов — тоже великой свои­ми открытиями, интеллектуальными новшествами. Именно она выве­ла античную мысль к одной из самых грандиозных идей — философ­ской идее бытия. Но не смогла, натолкнувшись на глубочайшие мыс­лительные трудности противоречия, объединить бытие и движение.

3 История философии, кн. 1