рый устраивают несколько деревень, так как его участники остаются не уверенными до конца, закончится ли он дружбой и поддержкой или предательством и смертью.

Случай 5. Яномамо Венесуэльского нагорья

Яномамо стали прецедентным случаем для материалистической теории, в основном из-за трудностей в объяснении необычной формы войн у них (Chagnon and Hames 1974; Harris 1974). Центральным был и остается следующий вопрос: Сражаются ли яномамо, которые, кажется, делают это часто, импульсивно и с необычайно высокими показателями смертности, за скудные материальные ресурсы или же по другим нематериальным причинам (Lizot 1989)?

Шэгнон184 (Chagnon 1968а, 1968b) подчеркивал в своих первых описаниях яномамо, что они сражаются по многим причинам: из-за женщин, которых, как они говорят, мало; в отместку за колдовство, о котором подозревают, и за реальный ущерб от него; и потому, что политическая система слишком слаба, чтобы предотвратить войны. Харрис (Harris 1974: 102; 1979) правильно указал, что такой эклектичный взгляд не дает удовлетворительного объяснения войн у яномамо. По его мнению, яномамо конкурируют за охотничьи угодья, и в особенности за доступ к скудным запасам пищевого белка. Шэгнон ответил (Chagnon 1983), что хотя яномамо действительно усматривают в мясе нечто в высшей степени желательное и довольно дефицитное, его же данные показывают, что в своем пищевом рационе они обеспечены белком достаточно (Chagnon and Hames 1979).

Недавно Шэгнон сблизился с биоэволюционной концепцией «инклюзивного соответствия», выстраивая свидетельства, показывающие, что успех в войне, при запугивании и политическом маневрировании коррелируется с успехом воспроизводства: попросту говоря, мужчины яномамо сражаются не только лишь изза женщин, но за «средства воспроизводства». В известных пределах агрессивные мужчины преуспевают, оставляя больше потомства, чем мужчины, которые позволяют себя запугивать и подчинять. Таким образом, когда дискуссия Харриса и Шэгнона о причинах войн у яномамо вызрела, постепенно она совпала с той, которая обсуждалась в разделе 2, т. е. между теориями, фокусирующимися на воспроизводстве и естественном отборе (Шэгнон, эволюционная биология), и теориями, которые фокусируются на производстве и адаптации (Харрис, культурный материализм). Мы же будем доказывать, что на биологической мотивации основываются и то и другое из этих правдоподобных объяснений, и что полное понимание войн у яномамо должно включать оба.

В этом разделе мы покажем, что войны у яномамо в конечном итоге объясняются конкуренцией за ресурсы, существующей на самом деле, которая, включает конкуренцию за партнеров и охотничьи угодья (но не ограничивается ею). Проблема состоит в том, чтобы объяснить, почему такая конкуренция, которая до некоторой степени действительно универсальна для всех уровней социокультурной сложности, выливается в специфический стиль войн у яномамо – форму в эволюционном спектре промежуточную между относительным отсутствием войн среди групп, стоящих на уровне семьи, и более организованными и обыденными формами войн, с которыми мы с вами столкнемся в последующих разделах. Яномамо, хоть и похожие на миролюбивых мачигенга (случай 3) в своей адаптации к

129

тропическому лесу, преступили роковой порог от акцента культуры на контроль над агрессией к акценту на контроль посредством агрессии.

Окружающая среда и экономика

Яномамо185 (Chagnon 1983), известные также как яноама (Биокка 1972; Biocca 1971; Smole 1976) и вайка (Zerries and Schuster 1974), традиционно населя-

ют нагорья у истоков рек Ориноко и Риу-Негру в Венесуэле и Бразилии. Хотя этот регион обычно рассматривают, как часть тропических лесных низменностей Южной Америки, а его народы часто как амазонские, эти нагорья отличаются от тропических низменностей, которые их окружают. В большинстве исследований яномамо описываются сообщества, которые недавно мигрировали с нагорий на «девственные» низинные территории (Smole 1976: 226), сообщества, значительно отличающиеся от горных яномамо, на которых мы здесь фокусируемся (см. карту

B в Migliazza 1972: 17).

Река Ориноко вытекает с Гвианского плоскогорья – ландшафта из скалистых выступов и хребтов с нагорьями из древних гранитов и метаморфических186 скал, сильно выветренных и эродировавшихся в замысловатую и неравномерную последовательность из холмов и долин. За исключением редко встречающихся аллювиальных выбросов, почвы бедны: «Ни одно из этих нагорий из осадочных скал не подходит для сельского хозяйства. Кажется, что на Гвианском плоскогорье выгоды от земледелия ограничиваются низменностями долин, а они не отличаются особым плодородием» (Sauer 1948: 320; см. также Lathrap 1970: 42).

Высотность региона, который традиционно занимают яномамо, варьируется приблизительно от 1000 до 4000 футов. Поднятия суши еще выше (до 6000 футов), используют при добывании не так часто, и похоже, что они «необитаемы, покрыты кустарником и низкой порослью и весьма каменисты» (Smole 1976: 3233). Регион можно представить себе в виде острова, вздымающегося над морем тропического дождевого леса, который распространяется наружу от рек, входящих в дренажную систему Ориноко и северной Амазонки. Нагорье холоднее и засушливее низин дождевого леса, и поддерживает уникальную биоту187 (Anduze 1960: 186-87; Chagnon 1983: 55).

Андузе (Anduze 1960: 173) заметил, что если вдоль рек на поднятиях суши пониже дичь находится в изобилии, то ее все меньше и меньше при возвышении – факт, который он отчасти приписывал интенсивной охоте горных яномамо. Смоул (Smole 1976: 41, 131) также отмечает, что на нагорье природная пища вообще и дичь в частности менее изобильны. Рыбы также мало, и она в меньшей степени пополняет рацион у яномамо нагорий, нежели у низинных (Chagnon 1983: 102). Таким образом, Гвианское плоскогорье – хоть и не остров в физическом смысле, но – отдельная экологическая зона, для которой характерны бедные почвы и скудная пища из природных источников (Hames 1997а: 3-5).

Яномамо давно населяют Гвианское плоскогорье и даже могут являться потомками «пеших кочевников», первопоселенцев в этой части, которые занимали куда более обширный регион, пока их не вытеснили распространившиеся ка-

рибо- и аравакоязычные группы188 (Atlas 1979: 320-21; Smole 1976: 17-18; Wilbert 1966: 237-46). Язык яномамо по-видимому не родственен аравакским и карибским, а культура достаточно своеобразна. Аравако- и карибоязычные группы были народами каноэ189 поразительной силы и свирепости, господствовавшими на судоходных реках, с экономикой, сосредоточенной на горьком маниоке, рыбе и дичи, на которую охотились в сравнительно богатых низменных лесах. И когда

130

яномамо вступали в соприкосновение с такими группами, если контакт был мирным, то оказывались в подчинении, а если враждебным, то убивались и изгонялись, чаще всего именно яномамо (Chagnon 1976: 228, 230).

Как пример «конкурентного исключения» (Barth 1964), яномамо занимают экологическую нишу отличную от той, которая имеется у их конкурентов, обитающих на поднятиях суши пониже: они не используют каноэ, потребляют мало рыбы и вообще избегают воды, когда это возможно190. Их экономика также отличается, благодаря своему акценту на плантэне и сладком маниоке191. Согласно Смоулу (Smole 1976: 13-14), регион Парима на Гвианском плоскогорье является «одним из последних великих культурных редутов Южноамериканского континента. … Бóльшая часть традиционной территории яномамо недоступна для речного судоходства, эффективно защищая своих обитателей от пришельцев». Когда позже мы будем рассматривать войны и «жестокость» яномамо, следует помнить, что первоначально яномамо занимали зону, где трудно найти убежище, которую исторически окружали сильные антагонисты.

Вслед за европейской колонизацией обеих Америк речные группы такие, как аравако- и карибоязычные, оказались весьма уязвимы, поскольку занимали богатые среды, легко доступные для лодок. Они были порабощены, подвергнуты децимации192 с помощью болезней и, в конце концов, включены в расширяющийся фронтир западной цивилизации. Яномамо же, кажется, напротив, даже еще более основательно закрылись в раковине своего нагорья, главным образом, возможно, чтобы избежать болезней, которые они приравнивали к белым людям193

(Биокка 1972; Biocca 1971: 213; Chagnon 1983: 200).

Однако, по крайней мере, к XIX в., яномамо приобрели орудия из стали и плантэн, после чего популяция их стала быстро расти (Chagnon 1983: 61). Начиная с 1940-х гг., некоторое число яномамо рискнуло выйти из редутов своего нагорья, чтобы колонизовать реки крупнее на поднятиях суши пониже. Эти группы лучше всего известны миру благодаря тому, что исследования их случая194, предпринятые Шэгноном, как и фильмы последнего, снятые им совместно с Тимоти Эшем195, получили широкую огласку (Chagnon 1992). Первоначально давление населения ощущалось в этом регионе сравнительно слабо, что было обязано разрушению аравако- и карибоязычных популяций, и тому факту, что здесь присутствовали малярия и желтая лихорадка и в прошлом действовали, несомненно, как барьер для миграции яномамо (Smole 1976: 228). В результате вокруг яномамо выросла незаселенная безлюдная земля или буферная зона. В этой зоне имелись в распоряжении хорошие садовые земли, дичь была в изобилии и поистине не пугана, так как на нее так редко охотились (Steinvorth-Goetz 1969: 195). Шэгнон в 1968-1971 гг. отмечал изобилие дичи в этом регионе.

Для поборников скудости ресурсов в качестве причины конкуренции и войн у яномамо проблема заключается в том, что эти сообщества колонистов не только продолжили практиковать войны перед лицом ресурсного изобилия196, но стали, может быть, даже неистовее, чем прежде (Chagnon and Hames 1979: 912). Но для чего сражаться, если теперь у них имелись обильные ресурсы? Из-за двух причин. Во-первых, миграция недавняя, и не надо ожидать, что войны исчезнут немедленно после изменений в наличии ресурсов – прежняя неприязнь остается, как отношение, привитое с детства. Во-вторых, и что ближе к истине, изобилие ресурсов на низменностях кратковременно – общий для всей Амазонии случай, когда колонисты проникают в регионы прежде необитаемые (Baksh 1984). Местные ресурсы в пределах нескольких лет становились скудными (хотя в наличии

131

оставались земли, пригодные для обработки). Например, через 10 лет после первого исследования Шэгнона в этой области, яномамо и другие выбили дичь, и Шэгнон уподобил этот регион пустыни (Chagnon 1983: 157, 202).

Ввиду этих исторических причин плотность населения среди яномамо низменностей часто довольно низка (ниже 0,3 чел. на кв. км), тогда как в традиционной для них окружающей обстановке нагорий она обычно значительно выше

(более 2 чел. на кв. км) (Hames 1983: 425). Смоул (Smole 1976: 48) резюмирует ситуацию следующим образом: «Средняя плотность населения на их территории в целом составляет приблизительно 0,5 чел. на кв. милю. Так как основой для такого подсчета являются и плотно заселенные нагорья, и практически пустые низменности и необитаемые высокогорья, то фактическая плотность на местах куда выше. Наблюдение над той степенью, с которой участки Паримы, расположенной высоко, превращались в саванну, наводит на подозрение, что лишь несколько десятилетий назад, а не веков, плотность населения там была значительно выше, чем сейчас».

Как и экономика семейного уровня, которую мы рассмотрели ранее, экономика яномамо обеспечивает достаточные средства к существованию при сравнительно низких затратах. В частности, в рационе яномамо нагорий содержатся достаточные запасы белка (Chagnon and Hames 1979). И все же ресурсы, которые нужны им для их высококачественной диеты, и которые они рассматривают как основную необходимость в жизни, скудны, и в результате они испытывают перенаселенность. До некоторой степени перенаселенность – результат войн, которые заставляют яномамо собираться для защиты в большие деревни, и ускоряют деградацию окружающей среды в пределах разумной досягаемости от деревни. Это парадоксально, потому что, как будет показано, сама война является следствием скудости ресурсов и конкуренции из-за них.

Пища из природных источников и охота. Яномамо зависимы от природной пищи в части пищевого разнообразия и приправ, которые добавляют к еде, в о с- новном состоящей из того, что производит сад197. У них эклектичные вкусы и относительно мало ограничений на то, что можно есть (see, Taylor 1974). Их пища включает крабов, креветок, и время от времени маленькую рыбешку из горных стремнин, лягушек, муравьев, термитов, личинок насекомых, сердцевину и плоды пальмы, другие фрукты и различные коренья. В самом деле, хоть яномамо нагорий и предпочитают мясо большой дичи, но из-за его нехватки, вероятно, в той же мере зависят от насекомых, как и от дичи (Smole 1976: 163). Некоторые фрукты консервируют, засушивая, и потом хранят в пещерах (Биокка 1972; Biocca 1971: 76; cf. Smole 1976: 237), а некоторые группы устраивают специальные «племенные площадки», где размножается множество лягушек, а потом их собирают

(Smole 1976: 247).

Как было показано в разделе 1, эта общая скудость пищи и разнообразие отыскиваемых пищевых продуктов характерны для экономики жизнеобеспечения: наиболее обильная и предпочтительная пища со временем становится настолько редкой, что и к менее предпочтительной начинают присматриваться, как к сравнимой с ней по ценности. В этом смысле яномамо нагорий описывали скорее, как собирателей, нежели как охотников. Пока они живут в деревнях, им трудно удовлетворять свое желание получать природную пищу. Поэтому часто они покидают свои деревни и образуют расширенные семейные группы в размере села, чтобы заниматься добыванием198 в менее плотно населенных районах на своих территориях и даже на удаленных участках территорий соседей.

132

Время от времени эти небольшие группы добытчиков возобновляют походы. Покинув свои безопасные деревни и сады, они сильно зависят от природной пищи. Но поскольку эти походы могут завести их в окрестности, где есть старые сады, в которых еще может оставаться что-то съедобное, особенно персиковые пальмы199, им не надо всецело полагаться на природную пищу. Однако если они натыкаются на свалившееся откуда-то изобилие природной пищи, то шлют родственникам весточку, приглашая их присоединиться к щедротам, которых не ожидали. Итак, случается, что в течение года деревня часто либо совсем пуста, либо ее заселяет малая доля от общего населения.

Группы яномамо различаются по тому, насколько много природной пищи они потребляют. Обитатели больших оседлых деревень могут быть защищены в военном отношении, но сожалеть о том, что в их рационе сравнительно отсутствуют природные продукты, тогда как малые, мобильные группы владеют доступом к природной пище, но очень уязвимы для набегов, и их могут изгнать с их территорий. В одном случае, о котором сообщает Хэлена Валеро, бразильская девушка, воспитанная у яномамо, могущественная группа деревенских жителей захватила женщин у небольшой добывающей группы. Когда пленницы сбежали, женщины из деревни рассержено закричали им вслед: «Бегите, бегите! Возвращайтесь к поеданию диких плодов, плохих плодов. Глупые женщины, потому что убегаете! Если бы вы остались с нами, то объедались бы пупунья [плодами персиковой пальмы] и бананами из наших рока [садов]. Теперь же вам надо будет много трудиться, чтобы отыскать в лесах дикие плоды!» Но это не произвело впечатления на женщин добытчиков, закричавших в ответ: «Мы не пришли просить у вас плоды и бананы» (Биокка 1972; Biocca 1971: 34-36). В самом деле, одна группа, гнаминаветери (‘одинокие люди’), получила свое имя за то, что предпочла мирную подвижную жизнь малыми группами – культурно признаваемую стратегию «прятанья» (баими), чтобы избегать своих врагов (Hames 1997: 8).

Определенные виды дичи – единственные животные, которые яномамо обозначают как «настоящую еду»; «настоящей едой» также являются плантэн и плод персиковой пальмы – основные продукты питания из сада. Только настоящая пища может составлять основу трапез во время пиров и церемоний, совместно устраиваемых несколькими деревнями. Таким образом, в предвкушении пира деревню покидает большая группа мужчин приблизительно на 8 дней (временная продолжительность, которая требуется, чтобы свежесорванные зеленые бананыплантэн дозрели в деревне), возвращаясь только после того, как добудет достаточное количество дичи. Среди видов, которые наиболее ценятся, – тапир и пекари (в обоих животных много мяса), агути, броненосец200, и во вторую очередь – определенные обезьяны и птицы (Smole 1976: 182). В этих экспедициях мужчины забредают далеко от своей деревни и часто на охотничьи угодья близлежащих дружественных деревень. Обычно предпочитают охотничьи районы, расположенные на поднятиях суши повыше, где нет ни садов, ни деревень, и поэтому на дичь охотятся там не так часто. Но даже, если охоту устраивают для нужд домохозяйства, а не для пира, часто ждут, что охотники будут отсутствовать по нескольку дней. Напротив, обычное охотничье путешествие у стоящих на уровне семьи мачигенга (раздел 4) длится от 5 до 7 часов.

В других отношениях у яномамо нагорий и мачигенга, проживающих на поднятиях сущи еще выше, есть много общего. Ни та ни другая группа не получает природной пищи столько, сколько она хочет, и нет ни одной высокогорной территории в каждом из регионов, на которой систематически и продолжительно

133

не занимались бы добыванием. Дичи мало даже в той единственной зоне, которую обе группы избегали, – на краю низины, заселенной недавно, где жили некогда наводящие ужас индейцы на каноэ, а потом еще больше наводящие ужас белые. Шэгнон (Chagnon 1983: 157) сообщает о результатах охоты, которую для пира устроили бисааси-тери в 1965 г., через 14 лет после того, как переместились на низину. Хотя охотясь, большая группа мужчин провела неделю, она вернулась лишь с 17 обезьянами, 7 дикими индюками201 и 3 большими броненосцами, что едва ли было достаточно, чтобы прокормить сотню гостей в течение нескольких дней и обеспечить их мясом, чтобы они смогли унести его домой после пира. У яномамо, что вполне понятно, имеется специальный термин для «мясного голода», в отличие от всякого другого голода (Smole 1976: 175), и даже на низинах «мясо является наиболее желанной пищей, и всегда считают, что запасы его огра-

ничены» (Chagnon 1973: 119; cf. Harris 1974: 102-3).

Вкупе с этим всеобъемлющим ощущением нехватки находится и, возможно, более важное ощущение нарушенного равновесия. Считается, что некоторые участки лучше дичью, чем другие, и большинство из них, вероятно, действительно лучше. Эти места сильно желают заполучить и, можно предположить, активно защищают от охотников извне. Согласно Шэгнону (Chagnon 1983: 70), «яномамо предпочитают долгое время оставаться в одном основном районе, особенно там, где имеется надежный источник дичи в пределах разумной дистанции от деревни. Мое исследование выявило множество случаев подобного нахождения деревень в одном районе на протяжении от 30 до 50 лет, который покидали только тогда, когда все сокрушало военное давление на них».

Сады. Вблизи деревень расчищают от леса делянки под подсечно-огневое земледелие. Центробежное тяготение к природной пище уравновешивается центростремительным притяжением садов, которые также высокопродуктивны, как и у мачигенга (Smole 1976: 150-51). Яномамо нагорий сделали эффективным использование своих бедных земель, пригодных для садоводства, выращивая по нескольку пищевых продуктов и прочих материалов, без которых они просто не могли бы просуществовать при такой же численности, как сейчас.

Почвы, которые яномамо расчищают под сады, – «плодородный, рыхлый суглинок» (Smole 1976: 24) – часто способны на протяжении многих лет поддерживать население деревни, располагающейся на том же самом основном месте. Но большие площади нагорий не подходят для земледелия: в них «почвы приближаются к песчаным и, по меньшей мере, умеренно выщелоченным» (Smole 1976: 37). Даже «рыхлые суглинки» часто – весьма кислотные (pH 4,5), что ограничивает продуктивность некоторых культур. Вдобавок, во многих районах склоны – слишком крутые для садоводства. Поднятия суши повыше (более 3500 футов) – пороговые для земледелия, а те, которые ниже, избегаются из соображений здоровья. Наконец, обширные площади нагорий, по высоте пусть и удобные, представляют собой стерильную саванну, экономически абсолютно бесполезную

(Smole 1976: 37).

Главной заботой является выбор хорошей земли под сад, как и у мачигенга. Потенциальные места для новых садов – популярная тема разговоров между мужчинами во время охотничьих походов (Chagnon 1983: 60). Самые лучшие земли (ишабена) должны быть покрыты лесом из больших деревьев; находиться на нормальной высоте; иметь достаточный склон для хорошего дренажа, и, чтобы там в одном и том же саду на разной высоте были сочетания из различных культур, но склон не чрезмерно крутой; иметь вязкие темные почвы; быть достаточно обшир-

134

ными, чтобы поддерживать население данной деревни; и находиться вблизи от чистой питьевой воды (Smole 1976: 26, 107-10, 132, 239). Такие идеальные условия редки и встречаются только местами. И как следствие, яномамо распределяются по нагорью очень неравномерно, с высокой концентрацией в районах, где лучшие места для садов, и мало, если вообще расселяясь в других районах. Разместившись однажды в районе с хорошими почвами, яномамо склонны там оставаться, расчищая сад за садом, пока целые регионы не покроют шахматные квадраты брошенных и новых мест, перемешивающиеся в откровенную саванну, которая оказывается рукотворной.

Как мы видели, высотность – важный фактор в садоводстве у яномамо, и сады на данной высоте часто не удовлетворяют всем потребностям домохозяйства. Для таких культур, как плантэн, персиковая пальма и табак, предпочтительнее расположенные низко, влажные почвы, тогда, как другие, как тростник для стрел, лучше растут на возвышенностях. Так как для яномамо необходимы все эти растения, то мы обнаруживаем не только частые торговые связи между деревнями на различных высотах, но также и возделывание садов на различных высотах предприимчивыми семейными группами в дополнение к их основному саду вблизи деревни.

К той сложной взаимосвязи факторов, которая определяет, где яномамо разместят свои сады, добавляются еще и войны. Члены деревни предпочитают, чтобы их сады находились вблизи деревни, где их легче защищать, и это способно вынудить их засаживать земли, не такие желаемые (Smole 1976: 107, 244). Но также случается и противоположное (Smole 1976: 239): «[Докодикоро-тери] стали настолько недовольны садоводством на низких, аллювиальных террасах, вблизи безопасной зоны шабоно [деревни], что новый большой сад расчистили высоко в горах, примерно в 4 милях южнее. Это намного приблизило их к врагам (башоба- ка-тери), но они рискнули, потому что чувствовали, что не было места ближе к шабоно, настолько же хорошего для выращивания ковата (плантэна)».

Главными съедобными растениями у яномамо являются: плантэн, сладкий маниок, плоды персиковой пальмы, кокоямс202 (Xanthosoma), который напоминает таро, и ямс (Dioscorea). Плантэн, весьма эффективный источник углеводов и главнейшую пищу в их рационе, надо пересаживать, отрезая от корня. На это потребуются огромные усилия, если новый сад будет далеко от нынешнего, или если группе внезапно нужно переселиться, и ей необходимо перевезти корни покрупнее, урожай от которых вырастет быстрее. Оба эти условия возникают в основном тогда, когда группа терпит поражение в войне.

Бананы собираются только раз в несколько месяцев, и их невозможно хранить. Их высаживают в разное время, насколько позволяет рабочая сила, чтобы в разное время созревали и растения, распределяя урожай на протяжении всего года (Chagnon 1983: 71). Но когда и в каких количествах созреют бананы-плантэн, точно предсказать трудно, так что иногда их не бывает даже там, где в среднем их производят достаточно, чтобы обеспечить население. Дружественные деревни выравнивают такие колебания на местах, приглашая друг друга на пиры, если у них в избытке имеется собственных запасов (Биокка 1972; see, Biocca 1971: 27, 45; Smole 1976: 104, 106, 129, 141-42). Смоул (Smole 1976: 193-94) полагает, что в действительности не существует никаких излишков бананов, так как все, которые не съедаются теми, кто их вырастил, в конце концов, потребляются в ходе пиров. Сады плантэна при минимальном уходе продолжают плодоносить многие годы.

135

В те периоды, когда недостаточно плантэна, восполнить его помогают сладкий маниок, кокоямс и ямс. Созревая обычно в январе и феврале, плоды персиковой пальмы (Guilielma sp.203) носят сезонный характер (Anduze 1960: 215); содержа белка вдвое больше, чем плантэн и маниок, а жира в 10-40 раз больше, они представляют собой высоко ценимую пищу. Согласно Шэгнону (Chagnon 1983: 70-71), «[э]та пальма – исключение из моего раннего обобщения о том, что нужно великое множество пальмовых плодов, чтобы заполнить желудок. У персиковой пальмы (раша) относительно маленькая косточка (у некоторых ее нет вовсе) и очень много мучнистой, напоминающей своей текстурой вареный картофель мякоти, богатой маслами и очень вкусной». Также эти пальмы имеют древесину такую прочную, что в нее почти невозможно вбить гвоздь. Яномамо используют эту древесину при создании своих луков, различных типов наконечников стрел и своих боевых дубинок (набруши).

Считается, что плоды персиковой пальмы вместе с плантэном – «настоящая еда», и поэтому они являются съестными припасами, подходящими при устроении пиров. По словам Шэгнона (Chagnon 1983: 71): «Обычно, каждый раз, когда сад расчищен, семьи высаживают одно или несколько этих деревьев, и они продолжают давать очень большой урожай плодов еще много лет после того, как сады уже брошены. Итак, с остающихся в основном районе насаждений персиковой пальмы можно легко и просто собрать урожай, и получить огромное количество вкусных, питательных плодов». Поскольку персиковые пальмы растут лучше на поднятиях суши пониже, и их плоды сезонны, то ими снабжают пиры не так часто, как плантэном, а в деревнях на поднятиях суши повыше они встречаются менее часто. Но то, что плоды персиковой пальмы доступны в старых садах, удаленных от деревни, позволяет семьям длительный период заниматься добыванием за пределами деревни, когда плантэна мало, и важной в рационе становится при-

родная пища (Smole 1976: 155).

Нужно подчеркнуть одно различие между садами яномамо и мачигенга. Полезная жизнь сада мачигенга в лучшем случае составляет всего лишь несколько лет. Напротив, сады яномамо с их посадками персиковых пальм (и в меньшей степени плантэна) – основное развитие капитала, который в течение многих лет после начала их возделывания приносит урожай пищи: может быть, 5 лет в случае с бананами-плантэн и более 20 лет для персиковых пальм. Для яномамо старые сады являются важным ресурсом. Из-за старых садов территория деревни становится со временем богаче, и ее не так просто покидают.

Роль нехватки в экологии яномамо. Мы упомянули о различных формах нехваток у яномамо: нехватка крупной дичи; земли высшего качества для земледелия; пищи из предпочтительных дикорастущих; определенных пищевых продуктов или сырья, которые плохо растут в их садах; и периодически их самых излюбленных земледельческих продуктов – плантэна и плодов персиковой пальмы. Однако наиболее разительное и значительное свидетельство нехватки на нагорьях

– разрушение лесов из-за чрезмерно интенсивного земледелия, что выражается в разрастающейся саванне. Это условие является наиболее тяжким в районах самого плотного и долговременного расселения (Smole 1976: 203, 208). В большинстве случаев эти саванны – остатки старых садов. У многих из них правильные формы и прямые углы садов, и некоторые прилегают к старым садам, которые через ка- кое-то время могут стать саваннами. В некоторых районах нагорий ускорить развитие саванн может их более прохладный, более сухой климат. Но как разъясняет Смоул (Smole 1976: 208-9, 254), теперь стерильными саваннами являются те обла-

136