Фостер (Foster 1961) показывает, как такое родство, не носящее регулярного характера и сфокусированное на индивидах, отличается от жестко структурированного, сфокусированного на группе родства у обществ, занимающихся интенсивным садоводством. К тому же друзья повсеместно осуществляют важные вклады в экономическую надежность и самостоятельность домохозяйств: там, где родственные группы контролируют индивидуальную экономическую жизнь у своих членов, друзей фактически стараются выбирать из среды неродственников, чтобы помогать друг другу, служа буфером от вторжений со стороны родственной группы (A. Johnson and Bond 1974). Хотя Буа-Вентура, насчитывая примерно 300 чел., и представляет собой популяцию деревенского уровня, она составляет сообщество лишь в том смысле, что является субъектом политики управления со стороны землевладельца. Экономически значимые же группы в повседневной жизни бывают куда более мелкими, чем сообщество фазенды, и ограничиваются кластерами из родственников и друзей размером с село в небольших соседствах. Этот распад основанного на родстве деревенского сообщества в ходе эволюции региональной политии представляет собой один из наиболее важнейших коррелятов рыночной интеграции и усиливающегося расслоения.

Вовлеченность в рынок

В дополнении к тем ответам общества, которые описывались выше, слишком малые размеры хозяйств и непредсказуемость урожаев понуждают издольщиков до некоторой степени вовлекаться в рынок. Часто, чтобы поднять свой ничтожный доход, издольщик по совместительству занимается еще и ремесленными видами деятельности, а чтобы создать себе буфер от грядущих неурожаев, он продает свои сельскохозяйственные излишки, полученные в урожайные годы. Узы обмена на индивидуальной основе интегрируют сообщество фазенды и простираются за его пределами.

Обычно на фазенде обретает целый отряд экономических специалистов. Наибольшим спросом пользуются кузнецы, занимающиеся ковкой и починкой орудий, плотники, изготавливающие двери, окна и мебель, и каменщики, строящие здания. Всеми этими профессионалами являются издольщики, увеличивающие свои доходы, благодаря специальностям по совместительству; за свою работу они получают заработки ниже, чем у тех специалистов, которые живут в городе, зато и обладают большей безопасностью. У специалистов, которые живут в городе, нет сада, восполняющего недоимки, когда у клиента нет денег, чтобы оплатить их работу, и, чтобы выжить, им нужны могучие родственники или покровители. Один плотник, в 1966 г. покинувший фазенду, чтобы попытать своего счастья в городе, вернулся в 1967 г. обратно; его сбережения уничтожило гибельное для финансов полугодие; у него, не имевшего покровителя, не было способа вытребовать то, что клиенты задолжали ему (A. Johnson 1971a: 90-91).

Также, если нужно, то можно воспользоваться специалистами и с других фазенд, но большинство домохозяйств арендаторов получают вещи, которые сами не производят, в магазинах на фазенде или за ее пределами. Эти магазины снабжаются с рынков в городе, но крестьяне редко ходят на эти рынки. Вместо этого они совершают покупки и продают свои урожай и товары через землевладельца и владельцев магазинов, с которыми пробуют поддерживать близкие личные узы, очень похожие на узы дружбы, действующие между ними.

Их редкие попытки выращивать урожай на продажу или применять наемный труд неизменно терпят неудачу, либо потому, что у них не получается кон-

298

тролировать какой-либо из факторов производства (напр., обладать транспортом, чтобы продавать скоропортящиеся товары), либо потому, что размер их прибыли слишком низок, чтобы сколько угодно долго выдерживать риски производства (напр., потери из-за плохой погоды в один год могут превышать прибыль от урожайного года).

В таких системах рынок находится под контролем посредников и элит. Землевладельцы сваливают в кучу все, что производят на собственных фазендах, и отправляют товар на склады, либо в иные сельские накопительные центры, где его хранят, частично обрабатывают или покуют, и переправляют дальше. Рынки представляют собой основное место, где городские жители покупают продукцию, оптом приобретенную на товарных складах посредниками, которые затем разбивают ее для перепродажи малыми количествами. Некоторые фермеры действительно продают прямо на рынке, но это уже скорее самостоятельные огородники, выращивающие урожай на продажу, а не издольщики с удаленных фазенд.

Торговля и политическая экономика

Любому издольщику на фазенде доступны всевозможные лавки, а п о- скольку цены на отдельные вещи различаются, то прежде чем заплатить за них, он присматривается. Обычно наиболее привлекательные цены обнаруживаются в магазинах, которые принимают оплату только наличными и никогда не дают в кредит. Однако немногие из издольщиков могут позволить себе всякий раз платить наличными; в мертвый сезон для выживания им жизненно необходим кредит, а чтобы его заполучить, надо стать «верным покупателем» (freguês) у одного и того же издольщика, цены у которого выше, поскольку так он, давая в кредит, избегает повышенного риска от неплатежей. А поскольку стоимость кредита закладывается в цену продуктов, то по иронии судьбы, самым бедным приходится платить за них больше, чем их экономически более благополучным соседям, в полном соответствии с универсальным принципом, согласно которому «бедный платит больше» (Caplovitz 1963). Издольщики это очень хорошо понимают, но не могут отказаться от гарантированной возможности получать в кредит бобы, муку из маниока, керосин и масло для жарки, когда нет денег, а семья голодает.

В более общем смысле похожую логику используют в отношениях с землевладельцем. Зависимые крестьяне видят в нем не «наибольшего социального врага крестьянина» (Quijano 1967; cf. Feder 1971), а потенциального союзника, в основе своей важного для их благосостояния. Всеми действиями они стремятся превратить его в своего покровителя, привлекая тем самым его личные ресурсы и такие его сети, состоящие из могучих покровителей и клиентов, посредством которых он мог бы выполнить почти любую услугу, необходимую арендатору.

Пока один из авторов проводил в этом районе полевую работу, произошли изменения в порядке владения фазендой. Прежний собственник, известный как «Женерал» (‘генерал’), продал фазенду богатому торговцу, которого звали Сеу Кловис. И хотя Сеу Кловису близки были идеалы демократии, и он уменьшил повинности арендаторов (фонд ренты), все равно они были им недовольны и чуть ли не все желали, чтобы вернулся генерал. Но почему?

Одной из причин послужило то, что семья генерала слыла за старую и престижную, а сам он занимал разные высокие должности – Сеу Кловис, хоть человек и богатый, все же происходил из более низкого класса. Арендаторы не только разделяли ценности общества крупнее, в котором старая землевладельческая аристократия помещалась выше нового торгового класса, но они также понимали,

299

что статус генерала из высшего класса потенциально предоставлял ему куда более сильное политическое и экономическое влияние, которое можно было использовать.

Однако доступ хозяина к ресурсам считается менее важным, чем готовность его использовать этот доступ на благо своих клиентов. От своих издольщиков генерал требовал долю выше, чем Кловис, но они признавали в нем более щедрого хозяина. Генерал мог скупать и продавать плоды урожая в своей собственной «лавке компании», делая возможным для своих арендаторов получать продукты и деньги в кредит (хотя и по более высоким процентным ставкам). Семьи, в которых были больные дети, он снабжал молоком от своего скота и фруктами из своих орошаемых садов. И свое влияние он использовал, чтобы заступаться за своих арендаторов в институциях государственного уровня: например, у него был арендатор, которого арестовали, но потом сразу же выпустили из тюрьмы; и у правительства он выбил помощь, чтобы бесплатно госпитализировать больную раком женщину.

Кловис упразднил лавку компании как эксплуататорскую, продавал свои молоко и фрукты с целью получения прибыли, и у него не хватало политического влияния, чтобы защищать людей, как это делал генерал. И хотя генерал, будучи щедрым, не терял прибыли, поскольку денежные поступления от ренты у него были выше, чем у Кловиса, все равно его считали более сильным покровителем и защитником. Этот имидж, несомненно, усиливали и определенный налет гордости за свой класс, и бравада, которые были у генерала, в противоположность куда большей непритязательности в поведении Кловиса, человека из среднего класса.

Аграрные государства часто организуются по-феодальному в виде восходящих цепочек патронажа (Silverman 1965). Наверху могучие покровители контролируют основные ресурсы, такие как деньги правительства на ирригацию, строительство дорог, приобретение сельскохозяйственных машин и социальные службы. Эти деньги они ассигнуют клиентам более низкого уровня, которые в свою очередь являются патронами для мелких землевладельцев и местных политических лидеров. Каждый патрон уровнем ниже перераспределяет деньги своим клиентам, получая взамен с их стороны политическую поддержку для себя и для своего покровителя уровнем выше (Greenfield 1972). Например, генерал регулярно рассказывал своим арендаторам, как голосовать, а в день выборов доставлял их на грузовиках на избирательные участки. Сеу Кловису хотелось оставаться аполитичным, поэтому эту функцию (на выполнении которой настаивали незнающие за кого голосовать арендаторы) взял на себя его управляющий, тем самым усилив свою собственную политическую власть.

Связи клиент-хозяин настолько важны для зависимого крестьянства, что продолжают существовать, несмотря на множество присущих им противоречий. Хозяина идеализируют, как лицо, обладающее родительскими качествами; часто называют «отцом», который защищает своих подопечных и заботится о них; клиенты же – его «дети», и от них ждут лояльности и преданности. И хозяин, и клиенты открыто признают, что их связь в основе своей носит инструментальный характер и работает, если только оба партнера достигают желаемого справедливого обмена. Очевидно, что издольщики на фазендах северо-восточной Бразилии поставляют землевладельцу свой труд, голоса избирателей, какие-то еще вещи или ценности, и могут уйти к новому хозяину от старого, если тот перестанет придерживаться своих обязательств по обмену.

300

Как и бигменам, патронам необходимо потворствовать своим верным последователям, демонстрируя щедрость; тем не менее, связи клиент-хозяин – это также и отношения власти в классово-расслоенном обществе, и в этом патрон не похож на бигмена. В конце концов, за фамильярными выражениями и упованиями на справедливый обмен скрывается полиция и военная мощь государства – мощь, которую могут и будут использовать, дабы удержать различия в доступе к богатству и ресурсам. Зависимые крестьяне не торгуются на предмет того, оплачивать им фонд ренты или нет; вопросами остаются только: насколько большим этот фонд будет, и какие дополнительные льготы предложит патрон.

В стабильном аграрном обществе большинство крестьян не видит альтернативы этой классовой структуре. Таким образом, господствующее у них мировоззрение – это своего рода сознание клиента, типологически противоположное сознанию пролетария. Зависимому крестьянину в его зависимости видится источник безопасности и силы (Hutchinson 1966). Он чувствует себя в изоляции в обществе, где нет механизмов защиты демократических идеалов и общественной безопасности, или они еще не достигли крестьянства. В других арендаторах он не видит потенциальных союзников по политическому движению, чтобы объединившись в профсоюзы, добиться безопасности и прямого политического влияния на программы правительства. Скорее он рассматривает собратьев-арендаторов лишь как бессильных и нуждающихся как он сам, либо как потенциальных соперников за благосклонность со стороны их общего хозяина. Вне тесного круга собственных друзей и родственников он видит настороженное внимание конкурентов

– членов класса, к которому принадлежит.

Для всех крестьянских экономик важны личные узы и патронаж; в представленном же нами примере в сравнении со многими другими, наибольшей важностью обладает один единственный патрон. Как мы увидим, в крестьянских деревнях часто имеются политические и церемониальные институты, которые повышают экономическую безопасность крестьян и выступают их посредниками во взаимоотношениях с государством. В иных же случаях, отдельные крестьянские домохозяйства, направляя свои усилия в разные стороны, чтобы добиться безопасности, могут подыскивать себе различных патронов, включая врачей, аптекарей, нотариусов, лавочников, боссов в рабочих бригадах и даже зажиточных крестьян. Но всегда главная цель заключается в том, чтобы свести обезличенные, далекие, бюрократические и инструментальные элементы политической экономики государства (рынки, суды, полицию, налоговую службу и проч.) к личным узам зависимости от известных на местах и надежных патронов.

Недавние изменения

Значительные изменения были задокументированы в ходе последующих полевых исследований в Буа-Вентура, которые проводились Карозу Суаресом в

1981 г. (Caroso Soares 1982) и им же и А. Джонсоном в 1988 и 1989 гг. (Johnson 1999). Несмотря на то, что и две декады спустя общий план фазенды по-прежнему тот же, и многие семьи, как обнаружилось, занимают те же самые дома, все же в целом будущее крестьянского способа жизни было поставлено под сомнение фундаментальными изменениями в политической экономике.

Изменения эти начали проявляться еще при переходе генеральской фазенды в собственность Сеу Кловиса во время первоначального исследования нач. 1960-х гг. Сдвиг от престижно-ориентированного собственника, который сам умело несет традиционную ответственность по отношению к подопечным, к биз-

301

несмену, ориентированному на прибыль, изначально мотивированному увеличивать свое личное богатство, в миниатюре отражает экспансию современного рынка и превращение крупных сельских землевладений феодальных государств в капиталистические фермы, которые появляются в Бразилии и во многих развивающихся регионах мира (Wolf 1969).

Этот сдвиг наглядно проявляется в наборе специфических черт, характерных для Буа-Вентура кон. 1980-х гг.:

1.Количество семей арендаторов сократилось на 1/3 – с 45 до 30.

2.Сеу Кловис существенно урезал ту часть леса из колючки (мата) на пригорках, которую собирался было пожаловать арендаторам для расчистки под сады. Там, где это было нужно, он обосновывал этот шаг прибегая к рассуждениям об устойчивом развитии и угрозе обезлесения. Но непосредственной его мотивацией было стремление увеличить поголовье собственного стада, которому в качестве фуража требовалась мата. Арендаторы восприняли это изменение с горечью, поскольку это вынуждало их расчищать менее плодородный вторичный лес на более мелкие делянки и при этом без ощутимой пользы. На деле какой-то из сыновей Сеу Кловиса при всякой возможности скупал скот и пригонял его в БуаВентура, пополняя стадо своего отца.

3.Одновременно на прибрежных речных землях (наилучших для посадки и используемых арендаторами, как изгородь против засухи) Сеу Кловис решил посадить сахарный тростник, вместо использования их под производство продуктов питания. Поддерживаемая правительством Бразилии программа по переработке тростникового сока в спирт (этанол) для автомобилей породила экономическую ситуацию, в которой это стало высокоприбыльным занятием. И снова арендаторы напрасно протестовали.

4.Сеу Кловис перестал ценить труд арендаторов, как это было раньше, на что указывает сокращение их числа. Он даже нанял временные бригады с побережья, которые резали тростник до тех пор, пока его арендаторы не стали судиться с ним из-за того, что лишились возможности получать дополнительные деньги, проделывая они это сами. Но сыновья землевладельца заявили, что однажды у них будет-таки фазенда, с которой они сгонят всех фермеров-арендаторов, полно-

стью заменив их труд на наемный, чтобы удовлетворить свои потребности. Они видят в этом ключевой шаг к модернизации фазенды в целом, следуя модели окрестных фазенд, которые уже модернизированы.

5. Неслучайно, что в карманах частной земли между крупными фазендами число самостоятельных участков стремительно выросло. Частично это были представители нового поколения арендаторов, которые покупают мелкие участки под дом, чтобы затем построиться, когда появятся для этого средства – первый шаг на пути их «бегства» (escapar) из фазенды; и если это хорошие работники, то землевладелец позволяет им продолжать обрабатывать его землю по контракту издольщика, даже если те уже перебрались в свой собственный дом вне фазенды. И когда настанет день, и арендаторов попросят покинуть Буа-Вентура, у некоторых из них будут свои домашние участки, и они смогут подыскать себе другие земли, чтобы на них издольничать. Другие же, возможно, большинство, останутся безземельными, и у них окажется мало выбора.

6. Также большую важность имела и новая правительственная программа социального обеспечения, которая позволила даже неграмотным арендаторам зарегистрироваться для получения пенсии по старости (aposentadoria) в возрасте 66

302

лет, и затем, являясь ежемесячно в ближайший муниципальный центр, получать свои пенсионные выплаты в банке. Все из сельской бедноты и среднего класса остались довольны этим нововведением, которое, как они считают, действительно спасло их.

7.Потенциально значимым для арендаторов явилось учреждение в окрестном городе Мадалена общественного медицинского поста. Хотя в 1989 г. в наличие там были не лекарства, а противозачаточные пилюли, а часы приема резко ограничивались из-за нехватки персонала, но, в конце концов, если бы оказывались еще услуги, то это могло бы заполнить огромную брешь в безопасности арендаторов, которую они находили в своих хозяевах.

8.Следуя проекту электрификации села, землевладелец завез из города к себе в особняк старый черно-белый телевизор, выставляя его каждый вечер на веранде, чтобы все, кого это заинтересовало, могли бы собираться и смотреть популярные теленовелас (мыльные оперы) по Rede Globo, ведущей бразильской сети. Перед теленовелас шли программы национальных новостей, содержащие собы-

тия со всей страны от политики до природных катастроф. Помимо этого, сериалы теленовелас сами по себе, будучи драмами о любви, власти и богатстве, по большей части, у белых и состоятельных протагонистов, изображали картины из современной жизни с потребительскими товарами и городскими занятиями. Наряду с прочим, они транслировали ценности и жизненные устремления среднего класса, вкупе с информацией о деяниях бразильской политии и законных правах ее населения.

9.Также арендаторы указывают на растущее использование ими потребительских товаров, из которых наибольшее распространение получили велосипеды

иалюминиевая мебель. Велосипеды, заместившие в основном прежнее транспортное средство – ослов, широко упоминаются арендаторами в качестве индикаторов прогресса.

10.Новая конституция Бразилии предложила сельхозрабочим множество прав, включая такие, которые обеспечивают проведение земельной реформы, что было просто беспрецедентно. Этим правам их учат радиопрограммы, телевизионные новости и местные активисты, как религиозные, так и светские, и ободряемые ими арендаторы начинают действовать. Пусть и оставаясь в массе беспомощными, а отсюда и нерешительными, арендаторы все равно обсуждают эти новые права между собой и ищут способы, как их добиться. Например, в Буа-Вентура имеется отрезок земли порядочного размера, который зарегистрирован на имя землевладельца не так, как положено. И группа семей там начала требовать себе эту землю, что привело к напряженным и неприязненным отношениям с Сеу Кловисом.

Сетевой эффект этих изменений заключается в том, что состоящее из зависимых фермеров-арендаторов крестьянство трансформируется, частично по собственному выбором, а частично и по необходимости, в более независимый и самодостаточный рабочий класс издольщиков, наемных рабочих и мелких земельных собственников. То, как арендаторы отзываются о землевладельце в 1989 г., резко разнится с тем, что слышалось в 1967 г. и могло быть резюмировано в следующей формуле, которую часто повторяли и принимали со спокойствием: «Сеу Кловис мало что делает для нас, но и не вмешивается в нашу жизнь». И хотя коекто все еще протягивает свою руку со сжатыми в кулак пальцами, иллюстрируя скупость Сеу Кловиса, люди все больше и больше высказываются по поводу сво-

303