ложное этим календам. Жизнь быстротечна и нуждается в ско­рейшем знании того, чего ей следует придерживаться, и эту не­отложность необходимо превратить в метод поиска истины, Прогрессизм, помещающий истину в неопределенное завтра, ока­зался опиумом, оглупляющим человечество. Истина есть то, что является истиной сегодня, а не то, что собираются открыть когда- то в будущем. Господин Леб, а с ним и все его поколение ценой построения в будущем физики морали отказываются от истины о морали в своем настоящем. Любопытный способ существова­ния 8á счет потомков, оставляющий собственную жизнь без фундамента, без корней, без глубоких основ. Вот почему при первых же поверхностных потрясениях нашей цивилизации, науки, экономики и политической морали оказалось, что чело­век не обладает собственными истинами, ясными и твердыми позициями ни в одном важном вопросе.

Физический разум был единственным, во что верил человек, когда же истина этого разума понадобилась для решения более близких человеку проблем, то оказалось, что ему нечего ска­зать. И западные народы внезапно ощутили, что почва уходит у них из-под ног, что они теряют точку опоры, их охватил па­нический страх, им показалось, что они идут ко дну, погружа­ются в бездну.

И тем не менее достаточно проявить немного выдержки, что­бы вновь ощутить под ногами восхитительную твердь матери- Земли, элемента, способного удержать человека. Как и всегда, для этого необходимо и достаточно, отринув страх и не теряя головы, превратить в точку опоры именно то, что вызывало представление о бездне. Физический разум не способен сказать о человеке ничего определенного. Прекрасно! Но это означает лишь то, что мы должны со всей решимостью отказаться от изучения человека с помощью физических и естественнонауч­ных методов. Вместо этого рассмотрим человека в его спонтан­ности, таким, каким он нам видится, каким выходит нам на­встречу. Или, иными словами, крах физического разума откры­вает путь жизненному и историческому разуму.

.Человек нуядается в новом откровении....

6. Человек нуждается в новом откровении, которое не способен дать физический разум

Человек нуждается в новом откровении. А откровение всегда присутствует там, где человек чувствует связь с иной, чем он, реальностью. Не важно, какова она, если это абсолютная ре­альность, а не наше представление, предположение или мысль о ней.

206

В свое время физический разум был откровением. До Кеп­лера и Галилея астрономия была всего лишь игрой идей, и «ве­ра» в одну из признанных тогда систем, либо в ту или иную разновидность этих систем, всегда была псевдоверой. Верили в ту или иную теорию как таковую. Наша приверженность определенному рассуждению или набору идей не выходит за их пределы. Она порождена идеями как таковыми и кончается на них. Мы верим в то, что эти идеи самые разработанные, самые убедительные, самые тонкие «в области имеющихся идей», од-: нако не эта вера вызывает не покидающее нас чувство, что в этих идеях обнажается сама реальность, и следовательно, эти идеи — не просто «идеи», а открывающиеся в нас отверстия, сквозь которые в нас проникает нечто запредельное, нечто трансцендентное, ровно и грозно бьющееся у нас под рукой.

Итак, идеи играют в человеческой жизни две совершенно разные роли, иногда это бывают «чистые» идеи. Человек отдает себе отчет, что, несмотря на тонкость, точность и логическую стройность его мыслей, последние всего лишь его изобретение, в конечном счете внутричеловеческая игра и нетрансцендентная субъективность. Тогда идея есть нечто противоположное откро­вению: изобретение. Однако иногда идея исчезает как идея и превращается в чистый способ патетического присутствия,: избранный абсолютной реальностью. Тогда идея не восприни-*, мается нами ни как идея, ни как наша. Трансцендентное откры­вается нам без нашего участия, затопляя и переполняя нас — это и есть откровение.

Уже более века мы пользуемся словом «разум», с каждый днем снижая его смысл, пока наконец оно не стало означать' просто игру идей. Поэтому нам кажется, что вера противополож­на разуму. Мы забываем, что в час своего рождения, в Греции, и своего возрождения в XVI в. разум был не игрой идей, а глу­бочайшим и непоколебимым убеждением, что в Гастрономических рассуждениях уверенно проглядывается абсолютный порядок ‘ Космоса, что через физический разум космическая природа щедро делится с человеком своей огромной трансцендентной тайной. Поэтому разум и был верой. Поэтому и только поэтому, а вовсе не в силу других своих качеств и достоинств, он мог со­перничать с религиозной верой, которая и поныне не угасла. ;И наоборот: теперь забыли о том, что религиозная вера — тоже разум, ибо наши представления о последнем узки и случайны. Нас уверяют, что разум — это только то, что действует в лабо-1 раториях, или кабалистика математиков. Сегодня эти притязания^ немного смешны и выглядят одной из тысяч форм интеллек­туальной провинциальности. На самом деле ¡ то, f что составляет существо религиозной веры, строится на основе, * которая не ме­нее .-концептуальна, чем .диалектика или физика.

Все дефиниции разума, сводящие его сущность к определен­ным способам оперирования интеллектом, в своей узости выхо­лащивают разум, лишая его основных свойств или притупляя

207

их. Для меня разум в подлинном и строгом смысле слова есть» всякое действие ума, посредством которого мы устанавливаем связь с реальностью и встречаемся с трансцендентным. Все ос­тальное только... ум, нехитрая домашняя игра без последствий, которая сначала развлекает, эатем развращает и, наконец, при­водит человека в отчаяние, заставляя презирать самого себя.

: Поэтому в современной ситуации человечеству нужно отвер­нуться от так называемых «интеллектуалов», как от предста­вителей устаревшей фауны, и снова равняться на людей разу­ма, людей откровения, v -

^[0⁽' Чейббёк нуждается в новом откровении. Ведь если он не способен положить пределы внутренней произвольной каба­листике, противопоставив ей то, что несет на себе отпечаток су­ровой подлинной реальности, он теряется в ее дебрях. Реаль­ность — единственный подлинный учитель и руководитель че­ловека. Вне ее сурового и патетического присутствия нет, стро­го говоря, ни культуры, ни государства, ни даже — что самое страшное — реальности собственной жизни человека. Когда он остается или думает, что остался, один, не имея перед собой, кроме своих идей, никакой другой реальности, способной удер­жать его в строгих границах, он теряет ощущение собственной реальности, сам себе начинает казаться воображаемым, при­зрачным, фантасмагорическим существом. Только под мощным давлением трансцендентности наша личность приобретает плот­ность и компактность, и мы начинаем проводить различие меж­ду тем, чем мы на самом деле являемся, и тем, чем мы себя просто вообразили.

Итак* физический разум в силу собственной эволюции, из­менений и превращений достиг той точки, где он признает себя простым интеллектом, хотя и высшей его формой. Сегодня мы знаем, что физика — это всего лишь комбинация идей. Сами фи­зики открыли чисто «символический», т. е. домашний, имма­нентный, внутричеловеческий характер своего знания. В естест­венных науках могут происходить те или иные изменения, физика Эйнштейна может уступить место другой физике, кван­товая теория — другой теории, идея электронной структуры ма­терии — другим идеям: никто не ждет, что эти изменения и ус­пехи когда-либо выйдут за горизонт символизма. Физика не устанавливает никакой связи между нами и трансцендент­ностью. Тан называемая природа, по меньшей мере то, что под Ътим названием исследует физик, оказывается им самим изобре­тенным устройством, которое играет роль посредника между ¡подлинной реальностью и человеком. Поэтому последний поте­рял страх перед физикой, а вместе со страхом — уважение_в а с уважением — энтузиазм.

Тогда где найти это новое, столь необходимое человеку от­кровение? Для меня несомненно: только там, где до сих пор не .удалось обнаружит разум. В самом человеке. Не в его идеях о вещах и даже о. собственной «природе», а в его ^! реальности.

208