дется строчка, в которой он удержался бы, чтобы не отвесить словесного тумака. Причина такой свирепости откроется позже. Достаточно сказать, что оба оии были людьми не способными на компромисс, а их мышление было как ни у кого радикальным.

В то же время у Гераклита достаточно свидетельств поло­жительной оценки прошлого. Мы видели, что он положительно отзывался о Биасе из Приепы и о Фалесе из Милета. Это двое из «семи мудрецов»⁵⁸*. Фалес считался всегда самым древним из них, главным в ряду. Не пытаясь сейчас определять, в чем заключалась «мудрость» этих «мудрецов», укажем лишь две ев особенности. Во-первых, «знания» этих семи мудрецов были первыми секуляризованными знаниями, по своей тематике и ме­тоду отличными от предшествующей религиозно-поэтической традиции. Во-вторых, это было знание, формально исходившее от конкретных индивидуумов. Все, что ранее претендовало на роль «мудрости», было обезличено. Индивидууму отводилась роль инструмента для провозглашения некой мудрости, на ав­торство которой он и не претендовал. Что касается мудрости «семи мудрецов», то существенной ее особенностью было то, что она принадлежала определенной выдающейся личности. По причинам, которые вскоре станут ясны, именно мудрец гаран­тировал мудрость, а не наоборот. Дерево предлагало свои плоды.

Если даже пе вдаваться в данный момент в выяснение того, что представляли собой эти знания, то одни лишь имена их обладателей откроют нам, что эти знания имели как бы два уровня. Во-первых, это общая для всех них «мудрость», во кроме нее есть еще и более специфические формы интеллек­туальной деятельности, родоначальниками или, по крайней мере, представителями которых являлись некоторые из этих мудрецов. Действительно, Фалес не только один из семи муд­рецов, но, как свидетельствует сам Гераклит, и «первый астро­ном», т. е. родоначальник эллинической физиологии, или физи­ки, т. е. первой научной формы мышления на планете. Периандр был первым тираном. «Тщрания»—это изобретение науки, яв­ляющееся ее ровесником. Солон был законодателем в Афинах, Потому что около 600 г. была придумана также такая форма интеллектуальной деятельности, как создаваемое индивидуумом законодательство, и такой литературный жанр, как «написание законов»⁵⁹*. Гераклит считал: единственное, что, кроме разума, достойно уважения в этом человеческом мире,— это закон, а точнее, закон, созданный человеком.

⁵⁸* Как известно, существовали различные списки «мудрецов», число которых колебалось от списка к списку, причем только некоторые из имен повторялись. Сведёние длины списка к числу «семь» впервые* встречается у Платона³⁷.

59* Известно, что Платон с определенной долей иронии относил напи-» санные законы к литературному жанру.

266

Таким образом, «положительное прошлое» Гераклита ока­зывается не таким уж скудным, поскольку ионическая физио­логия и ее производные — тирания и законодательство — со­ставляют две трети того «нового», что питает интеллектуальную жизнь греков между 600 и 500 гг.

Если теперь подвести итог, то мы увидим, что почва, на ко­торой стояли Парменид и Гераклит, состояла из странным об­разом переплетенных интеллектуальных течений, которые на рубеже 6.00 г. подобно извержению взломали коросту «тради­ционной» греческой жизни. В этом сплетении участвуют мис­терии в честь Диониса и орфизм, протогеография и протоисто­рия, ионическая физика и арифметика, мистицизм и пифагорей­ская этика, тирания и законодательство. Часть этой почвы играет роль противника Парменида и. Гераклита, ибо наш про­тивник — это всегда наш современник, т. е. тот, кто вырос на той же почве, что и мы, а значит, имеющий с нами немало об- щего. С тем, что нам совершенно чуждо, мы не боремся.

Однако в результате всех этих исследований нам удалось осуществить всего лишь инвентаризацию различных форм ин­теллектуальной деятельности человека, причем картина полу­чилась достаточно разнородной. Теперь нам предстоит попытать­ся понять суть всех этих форм, что удастся только в том случае, если мы отыщем их общие корни, а с ними и ключ, который откроет единый для всех источник вдохновения, скрытый под их внешним многообразием и разногласиями. Первый расцвет всех этих форм человеческой деятельности приходится на первое двадцатилетие VI в. Протофилософия является как раз тем плодом, который созрел ровно век спустя после той весны, т. е. между 500 и 470 гг. Теперь мы подготовили все, чтобы присту­пить к историологической операции: реконструции дат рож­дений.

Понимание всякой эпохи базируется на одном или несколь­ких (очень немногих) основных событиях, являющихся как бы ее внутренним костяком. То, чем являлась Греция в период с 600 по 500 г., было определено одпим конкретным событием: к 650 г. эллинская колонизация, направленная во все четыре стороны света, достигла своих крайних границ. Живой прилив национальной греческой экспансии достиг своей верхней от­метки⁶⁰*. Тут же — и этот факт достоин более глубокого анали­за — колониальная периферия начинает оказывать свое влияние ца континентальную Грецию, на метрополию. Предшественни­ком этого влияния, за век до него, был Гомер, феномен которого является типично колониальным продуктом.

^ео* Расширение греческих владений в результате походов Александра Македонского носило скорее государственный, нежели национальный ха­рактер.

267