Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
18. Иисус в свидетельствах очевидцев
Иисус Евангелий — это Иисус глазами очевидцев • Философские аспекты свидетельства •·Свидетельство — основа знания, требующая доверия • Свидетельство перед судом истории·• Когда участники и свидетели не могут не свидетельствовать — события «на границе восприятия» •·Богословие свидетельства
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
Историческая часть нашей книги завершена. Мы показали, что Евангелия подводят нас вплотную к очевидцам истории Иисуса. Евангелисты, каждый по–своему, представляют нам свои труды как основанные на показаниях очевидцев и включающие в себя эти показания. Литературные и богословские стратегии евангелистов имеют своей целью не заменить собой эти свидетель ства, но придать им литературную форму и тем сохранить их навечно. Одно из Евангелий, как мы показали, сам очевидец и написал — и неудивительно, что в этом Евангелии (от Иоанна) мы встречаем наиболе развернутые размышления о важности свидетельств очевидцев. Между свидетель ством очевидцев и тем богословским значением, которое извлекает из них автор, нет эпистемологической пропасти. Другие евангелисты, не будучи очевидцами, не столь увлекаются богословием. Разумеется, само по себе написание Евангелия представляло собой очень серьезный и сложный акт интерпретации: отбор показаний и соединение их в связный рассказ — сами по себе истолкование, а избежать этой работы евангелисты никак не могли. Однако этот акт интерпретации оставался прямым продолжением самих свидетельств очевидцев — ко-
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
торые, разумеется, также интерпретировали наблюдаемые ими события и не могли не сочетать в своих рассказах эмпирически наблюдаемые ими факты с собственными выводами о значении этих фактов. Они не просто вспоминали — они рассказывали связные и осмысленные истории. Иисус, как его рисуют нам Евангелия — это Иисус, как рассказывали о нем очевидцы, Иисус в свидетельствах очевидцев.
В заключительной главе мы поговорим подробнее о показаниях такого рода, и эпистемологическом статусе, их роли в историографии и значении как богословской категории. Мы покажем, что свидетельства очевидцев — одновременно категория историческая, позволяющая нам понять, к историографии какого типа относятся Евангелия, и богословская, объясняющая читате- лям–христианам, каким образом они, читая Евангелия, приближаются к Иисусу и его истории. Эта категория позволит нам преодолеть противоречие между так называемыми Иисусом истории и Христом веры. Мы увидим, что Евангелия — не препятствия на пути к познанию реального Иисуса и его истории, а напротив, средства достижения этого познания, столь необходимого и историкам, и богословам.
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
Что такое свидетельство и можно ли ему доверять
Кевин Ванхузер предлагает такое определение: «Свидетельство — это речевой акт, в котором само утверждение свидетелем некоего ρ является доказательством того, что «действительно р», так как предполагается, что свидетель обладает достаточной компетенцией и заслуживает достаточного доверия для того, чтобы полагать, что о ρ он говорит истину»¹² . Сразу обратим внимание на три случая более узкого ис пользования этого термина. Первый — свидетельство в суде. Второй — свидетельство из прошлого, благодаря которому мы узнаем, что произошло в прошлом: с таким свидетельствами профессионально работают историки. И наконец, есть очень специфический случай, который Ванхузер определяет так: «Жанр, представляющий собой по-
¹² K.J.Vanhoozer, "The Hermeneutics of I–Witness Testimony: John 21:20–24 and the Death of th Author," in idem, First Theology: God, Scripture and Hermeneutics (Downers Grove: InterVarsity, 2002) 269.
Это адаптация несколько более сложного опреде-
ления C.A.J.Coady, Testimony (Oxford: Clarendon, 1992) 42. Более изящно Ванхузер формулирует ту же мысль в Is There a Meaning in This Text* (Grand Rapids: Zondervan, 1998) 291: «Свидетельство — ре-
чевой акт, в котором само высказывание свидетеля служит доказательством истинности того, о чем он говорит».
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
пытку передать фактическую сторону смысл уникальных событий, обладающих абсолютным значением»¹²¹ . Легко заметить, что все это частные случаи общег определения, приведенного нами в начале раздела. Вполне возможно, мы склонны относить слово «свидетельство», скорее, к одному или нескольким частным случаям, чем к более общему феномену. Все три случая прямо связаны с темой этой главы и всей нашей книги: Евангелиями как свидетельствами истории Иисуса. Однако вначале полезно будет поговорить об общем определении и том бытовом феномене, который оно описывает. При этом мы будем опи раться на важнейшее философское исследование свидетельства, принадлежащее перу С. Коуди.
Многие понимают слово «свидетель ство» прежде всего как свидетельские показания в суде, и мы видели, что в Евангелии от Иоанна метафорически используется именно этот образ¹²¹¹. Однако, как указыва-
¹²¹ Vanhoozer, "The Hermeneutics," 269. В этом определении Ванхузер следует P. Ricoeur, "The Hermeneutics of Testimony," in idem, Essays on Biblical Interpretation (ed. L.S.Mudge; London: SPCK, 1981) 119–120.
¹²¹¹ Об использовании этой метафоры в Новом Завете вообще см.: A.A.Trites, The New Testament Concept of Witness (SNTSMS 31; Cambridg Cambridge University Press, 1977).
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
ет Коуди,
Из этого не следует… что подобные юрические ситуации — единственные, в которых может существовать свидетельство: точнее будет сказать, что юридический контекст адаптирует к себе и усложняет повседневный феномен, к которому мы обычно не применяем столь серьезно звучащее слово. В самом деле, в неформальном контексте довольно странно говорить: «Он свидетельствует о том–то и том–то…»; вместо этого мы обычно говорим просто: «Он говорит… он рассказывает… » или: «Вот его версия». Когда я получаю какое–то сообщение и в ответ на вопросы о его истинности твердо отвечаю: «Этому человеку я верю» или: «Ну, это же в Times напечатали!» — я именно принимаю чье–то свидетельство, и факт этот не меняется от того, что дело происходит не в суде¹²¹².
Коуди говорит о «формальном свиде тельстве», предполагающем юридическую или квазиюридическую ситуацию, а также о более широком понятии «естественного свидетельства». Естественное свидетельство возникает в любой ситуации, в которой
говорящий говорит об истинности некоего положения, которое подвергается сомнению или по какой–либо иной причине требует
¹²¹² Coady, Testimony, 26.
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
детельство требует доверия: «Когда мы верим свидетельству, то верим в истинность сказанного, поскольку доверяем свидетелю»¹²¹ . Но как проверить, правду ли говорит свидетель? Как знание на основе свидетельства соотносится с другими видами знания? Каков его эпистемологический статус? Действительно ли мы знаем то, что известно нам с чужих слов — в том же смысле, в ка ком знаем сведения, полученные благодаря собственному восприятию и собственным умозаключениям, извлеченные из собственной памяти? Коуди пишет: «Основная идея [его книги] в том, что без доверия к чужим словам невозможна вообще никакая се рьезная познавательная деятельность»¹²¹ . Коуди удалось показать, что свидетель ство — такая же базовая форма познания как восприятие, воспоминание, умозаключение. Оно «обладает таким же эпистемическим статусом, как и другие первичные источники информации, например восприя-
тие»¹²¹ .
¹²¹ Coady, Testimony, 46. ¹²¹ Coady, Testimony, vii.
¹²¹ Coady, Testimony, 175. С Коуди согласен и
C.S.Evans, The Historical Christ and the Jesus of Faith
(Oxford: Clarendon, 1996) 334–335. Единственная из-
вестная мне критика аргументации Коуди содер-
жится в книге R.Foley, Intellectual Trust in Oneself and Others (Cambridge: Cambridge University Press, 2001), глава 4. Вместе с Коуди Фоули отвергает
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
Однако такой взгляд на свидетельство
«эпистемический эгоизм» и «эпистемический эгоцентризм», однако считает, по всей видимости, что Коуди недостаточно четко осветил «возможность иконоборчества разума — то есть возможность для индивида отвергать даже самые популярные мнения своих современников или самые глубоко укорененные в обществе традиционные положения — и при этом продолжать мыслить рационально» (99). Он пишет, что мы регулярно принимаем на веру свидетельства других, не подвергая их сомнению, по тем же причинам, по которым доверяем свидетельствам собственного разума. Однако, если свидетельство других противоречит нашему собственному знанию, мы начинаем искать аргументы, которыми можно было бы оспорить их свидетельство. Таким образом, наше доверие к интеллектуальной надежности других вытекает из доверия к собственному интеллекту и, следовательно, не является базовой формой познания, обладающей тем же статусом, что и восприятие или память. Но как проверить, действительно ли такая цепочка умозаключений определяет наше отношение к конкретному свидетельству? На мой взгляд, Коуди достаточно убедительно обосновал для свидетельства ту степень интеллектуальной автономии, которой требует Фоули. По мнению Коуди, обоснованно усомниться в свидетельстве другого можно лишь в случае, когда оно противоречит нашим собственным взглядам, которые мы считаем хорошо обоснованными, или же если мы знаем, что свидетель не заслуживает доверия. В конце своей книги Фоули рассуждает о взаимоотношениях интеллектуальной автономии и интеллектуальной зависимости от других почти так же, как и Коуди: «Как разумные су-
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
не без труда плывет против течения современной философской эпистемологии; единственный значительный прецедент подобных взглядов Коуди видит в «философии здравого смысла» шотландского философа XVIII века Томаса Рейда¹²¹ . Рейд классифицировал обмен свидетельствами как частный случай того, что называл «общественными действиями сознания». Другие случаи «общественных действий сознания» — приказы и их выполнение, обещания, вопросы и ответы на вопросы; словом, интеллектуальная деятельность, требующая межличностного взаимодействия. Этим действиям Рейд противопоставляет «одинокие действия сознания» и настаивает, что первые не сводятся к последним, хотя одинокие
щества, мы одновременно живем в обществе и автономны от общества. Второе, казалось бы, противоречит первому — и в то же время с ни неразрывно. Если с нами все в порядке, мы обретаем интеллектуальную независимость, несмотря на влияние других — и в то же время благодаря этому влиянию. Наше интеллектуальное воспитание, получаемое в большой степени от других, взращивает и укрепляет в нас способности, позволяющие оценивать и временами даже жестко критиковать те взгляды, стандарты и процедуры, которые нас интеллектуально сформировали». Это верно: однако даже самая жесткая критика может затрагивать лишь малую долю той информации, которую мы получаем от других.
¹²¹ Coady, Testimony, 23, 54–62.
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
действия по отношению к общественным первичны, и общественные действия возможны, лишь если мы проверяем и контролируем их при помощи одиноких действий ¹²² . Таким образом, свидетельство, по Рейду, является общественным знанием. Доверие к свидетельству других — фундамен тальное свойство рода человеческого. Ему не требуется подтверждение другим («одинокими») видами знания, поскольку оно независимо от них.
В наше время подход Томаса Рейда разделяют «многие из наиболее влиятельных современных эпистемологов»¹²²¹; однако это сравнительно недавнее достижение. Основная причина, по которой его не разделяла большая часть философов эпохи модерна — а также причина широко распространенного пренебрежения к свидетельству даже к предмету философского исследования — кроется в индивидуализме, свой ственном философии Просвещения, точнее, в индивидуалистическом эпистемологии, склонной преуменьшать зависимость личной интеллектуальной деятельности индивида от других людей¹²²². Отправной точкой
¹²² Coady, Testimony, 54–55; см. такж
Vanhoozer, Is There a Meaning, 290.
¹²²¹ Foley, Intellectual Trust, 96. На c. 97 он приво-
дит ссылки на некоторых из них.
¹²²² Coady, Testimony, глава 1, полагает, что еще
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
здесь становится личное восприятие индивида (Какова природа моего знания? Откуда я знаю то, что знаю?), которой присваивается эпистемологическая первичность по сравнению с коллективным знанием (Какова природа нашего знания? Откуда мы знаем то, что знаем?)¹²²³ Желание исследовать и удостоверять знание только как личное знание индивида, конечно, ставит свиде тельство под сомнение. В ответ на эту проблему традиция, идущая от Юма, стреми лась обосновать достоверность знания через свидетельство, выводя его из других якобы более фундаментальных форм знания, не требующих доверия к другим. Предполагается, что мы доверяем свидетельству только потому, что можем каким–то образом проверить надежность свидетеля или видим, что истинность свидетельства всегда подтверждается¹²² . Коуди отвергает все эти попытки свести свидетельство к другим видам знания. Неужто в самом деле каждый из нас наблюдал соответствие между свидетельствами и наблюдаемыми фактам столько раз, что мог сделать из этого ка кие–то обоснованные выводы? Это попросту неправда¹²² . Дальнейшие попытки избе-
одна причина этого — математическая теория вероятности.
¹²²³ Coady, Testimony, 148–150. ¹²² Coady, Testimony, 22–23.
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
Подобно тому как автономному деятелю нет нужды отрицать свою зависимость от других даже на глубочайших уровнях своего существования, также и автономному мыслителю нет необходимости отрицать определенную степень доверия к словам других — напротив, ему следует использовать это доверие для выработки собственной, истинно независимой и критической позиции. Интеллектуальная автономия необходима для выработки посильного контроля над собственными взглядами и проверки того, насколько соответствуют текущие взгляды индивида его когнитивной истории и нынешнему интеллектуальному окружению. Тем не менее независимый мыслитель — это не тот, кто до всего додумывается сам, а тот, чей разум способен контролировать и оценивать информацию, поступающую к нему из обычных источников, индивидуальных или социальных
¹²² .
Таким образом, вера чужим свидетельствам (которую все мы демонстрируе очень часто) предполагает некое фундаментальное доверие к другим — но вовсе н обязательно некритическое доверие:
Когда мы верим свидетельству, то верим сказанному, так как доверяем свидетелю. Это доверие — фундаментальное, но не слепое. Как отмечал [Томас] Рейд, ребенок начинает с полного доверия ко всему, что ему го-
¹²² Coady, Testimony, 99–100.
Р. Бокэм |
Иисус глазами очевидцев Первые дни… |
роде требует доверия. У нас нет причин полагать, что оно представляет собой менее достоверный способ получения знания, чем восприятие, память, умозаключение. Нет причин полагать, что восприятие других, переданное нам в форме свидетельства, за служивает доверия менее, чем наше соб ственное. Недоверие ко всему, что говорят нам другие, отрицает социальную, меж субъектную реальность человеческой эпистемической ситуации. Базовое доверие — не легковерность, а необходимая эпистемическая добродетель. Доверие лежит в основе человеческого общения: критическая оценка чужих сообщений важна, но вторична — она вырастает на основе базового доверия. В принципе эта ситуация не отличается от нашего отношения к собственному восприятию, воспоминаниям, умозаключениям: у нас нет выбора — приходится им базово доверять, понимая при этом, что они могут нас обманывать и в сомнительны случаях требуют проверки. Только чрезмерный индивидуализм современной западной идеологии требует от нас, продолжая доверять собственным восприятию, воспоминаниям и умозаключениям, чужие свидетельства при этом постоянно и по умолчанию ставить под сомнение. Верно, что со свидетельствами дело обстоит несколько слож-
