Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Труды по ЭКОНОМИКЕ 1 / Бродель Фернан / Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Ч.I. Роль среды. 2002.doc
Скачиваний:
66
Добавлен:
20.04.2015
Размер:
3.16 Mб
Скачать

7. Отгонное животноводство сегодня

По статье Elli Müller, «Die Herdenwanderungen im Mittelmeergebiet», in Petermann's Mitteilungen, 1938.

Обозначения: HH— зимние пастбища —— — пути перегонов скота;— направление перегонов скота;

ПЕРЕГОНЫ СКОТА:

принадлежат горцам); промежуточных зон).

обычные (стада принадлежат жителям равнины);^···— обратные (стада — обычные и обратные; α·| — обоих видов (стада принадлежат жителям

108

Полуострова: горы, равнины, плоскогорья

низких цен на кастильскую шерсть, без хорошо известного свертыва­ния экспорта английской шерсти, без сукнодельческой промышленно­сти итальянских городов314.

Коротко говоря, примечательный и показательный пример Касти­лии подводит к недвусмысленному выводу: всякая система сезонных перегонов скота предполагает наличие сложных внешних и внутрен­них структур, прочных учреждений. В случае с кастильской шерстью речь идет о городах и рыночных центрах наподобие Сеговии, о генуэз­ских дельцах, которые выплачивают задаток за шерсть и вместе с флорентийцами располагают мастерскими, где моют и выделывают овечьи шкуры, не говоря о кастильских представителях этих крупных торговых компаний, перевозчиках кип шерстило флотилиях (контро­лируемых Бургосским консулатом), отплывающих из Бильбао и прибы­вающих во Фландрию, или о доставке шерсти в Аликанте или Малагу для переправки в Италию и, наконец, если обратиться к более зауряд­ным подробностям, то о такой необходимой вещи, как соль, которую тре­буется купить и привезти к стадам на пастбище. Невозможно объяснить систему кастильских перегонов скота вне этого широкого контекста, в который она встроена и от которого не может освободиться.

Сопоставления и построение общей карты

В каждом случае, более или менее характерном, анализ приводит к одним и тем же выводам.

1. Почти все известные примеры показывают, что перегоны скота — явление, закрепленное многими установлениями, находящееся под за­щитой всевозможных покровителей, уставов, привилегий и поставлен­ное как бы вне общества, что отражает обособленное положение пасту­хов вообще. Исследования, посвященные, правда, Верхней Германии315, подчеркивают эту обособленность, «неприкасаемость» пастуха, и это весь­ма примечательно. Замечательный репортаж о путешествующих пастухах современного Прованса316 также открывает перед читателем целый мир, особую цивилизацию.

Очевидно, от одной области к другой меры предосторожности, принимаемые в пользу и против перегонов скота, могут изменяться, но они всегда имеют место. В окрестностях Арля, на равнине Кро, допускаются злоупотребления в интересах «чужих стад»; муниципаль­ный совет принимает по этому поводу решение в 1603 году и поручает

Отгонное животноводство или кочевой образ жизни: два Средиземноморья 109

капитану дю Гюэ организовать необходимое расследование, уполно­мочив его собрать специальный налог для возмещения убытков. Парламент Экса утверждает соответствующий регламент. Не будем лишний раз повторять: речь здесь идет о сложившейся системе317. В Неаполе в начале XVII века318 главная должность за пределами горо­да — это должность таможенного начальника в Фодже. Он распределя­ет пастбища, вызывает в суд, взимает плату за пользование лугами, а в его отсутствие эти функции выполняют местные власти, представляе­мые президентом Камеры, который два раза в год отправляется на ме­сто, al modo de la Mesta , как уточняется в анонимном сообщении. Такое сближение, справедливо оно или нет, симптоматично. Сходным обра­зом в Арагоне пастушеской жизнью руководит своя Места, аналогичная кастильской и имеющая свои привилегии, — но на ее архивы историки еще не покушались.

  1. Второе правило: всякая система перегонов скота вырабатывает­ ся в силу потребностей сельскохозяйственной деятельности, которая, будучи не в состоянии полностью принять на себя бремя пастушества и одновременно отказаться от его преимуществ, оказывается вынужден­ ной разделить его, в зависимости от местных возможностей и времени года, с местами выпаса, расположенными в низинах или в горах. Вслед­ ствие этого всякий логический анализ должен начинаться с земледелия как перводвигателя. Именно оно заставляет провести грань между пас­ тухами и крестьянами. Первой заботой крупного скотоводческого движе­ ния, отправным пунктом которого являются Абруццские горы, а ко­ нечной целью — равнина Тавольере в Апулии, было обозначить положе­ ние местного крестьянства как в горах, так и на равнине. Мы уже отмечали ведущую роль Севера и постоянно живущих там крестьян в организации перегонов скота в Кастилии. Вспомним о paese habitatissimo на равнине в Вичентино. Более того, разве в Северной Африке, так же как в Турции и Иране, демографический взрыв и сельскохозяйственный подъем не ло­ мают на наших глазах древние пастушеские порядки? То, что происхо­ дит сегодня, происходило и вчера.

  2. Единственный способ обобщения этих отдельных случаев состо­ ит в том, чтобы нанести все известные нам маршруты перегонов скота на карту Средиземноморья. Эту операцию применительно к нашему

На манер Месты. Густонаселенной местности.

110Полуострова: горы, равнины, плоскогорья

времени проделала в 1938 году мадемуазель Элли Мюллер, составив карту, которую мы воспроизводим в упрощенном виде с некоторыми дополне-ниями319. Применительно к прошлому мы можем представить ее в виде ряда фрагментов. Шириной в полтора десяка метров, ското­прогонные тракты носят в разных местах разные названия: canadas в Кастилии, camis ramaders в Восточных Пиренеях, drayes или drailles в Лангедоке, carraïres в Провансе, tratturi в Италии, trazzere в Сицилии, drumul oilor в Румынии. Древние следы и остатки этой дорожной сети образуют довольно ясную георграфическую картину. На средиземно­морском пространстве XVI века сезонные перегоны скота были огра­ничены рамками Иберийского полуострова, Южной Франции, и Италии. На других полуостровах — на Балканах, в Анатолии, в Северной Афри­ке — их следы тонут в потоках всеобъемлющих кочевых или около­кочевых передвижений. Только часть Средиземноморского региона располагает достаточно развитым земледелием, достаточно многочис­ленным населением, достаточно активной экономикой, чтобы за­ключить пастушескую деятельность в свои узкие, тесные рамки.

За пределами этих участков все усложняется, но, как мы увидим, клубок противоречий можно распутать не столько с помощью про­странственных характеристик, которым нужно отдать должное, сколь­ко с помощью исторических образов.

Дромадеры и верблюды: нашествия арабов и турок

В самом деле, история — замечательное подспорье для объясне­ний. На востоке и на юге Средиземноморский регион пережил два на­шествия, по сути дела, два ряда следующих друг за другом потрясений, затронувших его вплоть до основания. Это «две зияющие раны», о ко­торых говорит Ксавье де Планьоль: нашествия арабов начиная с VII века и нашествия турок начиная с XI века; отправной точкой последних бы­ли «холодные» пустыни Центральной Азии, они сопровождались рас­пространением или усилением распространения верблюдов; первые начинались в «жарких пустынях» Аравии и способствовали экспансии дромадеров, даже были ее причиной320.

Эти два вида вьючных животных отличаются друг от друга, не­смотря на явное сходство и частое их смешение. На Западе очень мно­гие ошибались на этот счет, что, впрочем, извинительно: Савари в сво­ем «Коммерческом словаре» (1859 г.) определяет дромадера как «вид

L

Отгонное животноводство или кочевой образ жизни: два Средиземноморья 111

верблюда», что совершенно неверно. Итак, это два разных животных: верблюд, родина которого Бактрия, не боится ни холода, ни высоты; дро­мадер, выходец из Аравии, остается детищем песчаных пустынь и жаркого пояса. Он практически не пригоден к путешествиям по горным дорогам и не выносит низких температур. Уже прохладными ночами в сахарских или аравийских пустынях хозяева заботливо прячут головы дромадеров под полой своих шатров. Гибрид верблюда и дромадера, выведенный в Туркестане около X века, имел лишь местное значение.

Важное значение для обоих животных имеет окружающая среда. Довольно широкая пограничная зона разделяет области их обитания, она простирается от линии, которую можно прочертить по южным око­нечностям Загроса и Тавра (это основная граница) до условной линии, пролегающей вдоль восточного побережья Черного моря, южного по­бережья Каспийского моря и поворота реки Инд321. В очень грубом приближении этой зоной является Иранское плоскогорье, сильно про­мерзающее зимой. Дромадеры попадают туда, это верно, в составе мно­гочисленных караванов, движение которых в XVI веке сосредоточива­ется вокруг Исфагана322. Дромадеры доходят даже до Индии, где они ценятся323 так же высоко, если не выше, чем лошади, и отсюда следует, что это не совсем привычная для них местность. В действительности и анато­лийские плато, и иранские нагорья являются скорее закрытыми для них, и, если арабское завоевание потерпело неудачу в Малой Азии, если арабы никогда не чувствовали себя уверенно в Персии, это следует приписывать, по большей части, как раз ограниченным возможностям дромадеров.

Во всяком случае, каждая из двух зон имела свою историю.

От Сирии до Магриба арабские завоеватели обходили стороной горные вершины. Они предоставили собственной участи эти древние внутренние горы, сухие и обращенные к пустыне, рано освоенные людьми, такие как Орес в Северной Африке; равным образом арабы обогнули безлюдные горы, граничащие с морем и благодаря изобилию осадков, покрытые густыми лесами. Эти сохранившиеся с незапамят­ных времен леса, которые люди всегда щадили, во время арабского за­воевания служили укрытием для беженцев. В VIII—XII веках марони-ты и друзы обосновались в Ливане; создавая свое государство, они расчищали территорию от лесов. В Северной Африке Кабилии начи­нают заселяться с X и особенно с XI века, после массового притока кочевников хиляли324. «Бедуинизация», последовавшая за арабским на­шествием, заполонила эти давно или недавно заселенные горные края, как

112Полуострова: горы, равнины, плоскогорья

потоп, окружая горные вершины, как море окружает острова. При этом обитатели высокогорья оказались неожиданно отрезанными от внеш­него мира, благодаря чему некоторые архаичные черты образа жизни (быки как тягловая сила, земледелие в орошаемых долинах, амбары с зерном, пещерные жилища, где скучиваются люди и животные) со­хранились чуть ли не до наших дней.

Появление турок с их верблюдами в горах Малой Азии и в меньшей степени на Балканах, где существует множество исключений, повлекло за собой сокрушительные, иногда необратимые перемены, но совер­шенно другого характера. Агрессивные кочевники при первой возмож­ности взбирались на самый верхний этаж горного края, поднимаясь выше пределов лесного пояса. Причина заключается, возможно, в том, «что летний отдых обозначен в языке турок дорогим для них понятием «яйла», в которым образы летней прохлады, струящейся ледяной воды, роскошных пастбищ смешиваются с представлением о рае»325. Великое дело весной «покинуть стоянку «пирелэнди», которая стала обитали­щем блох и рассадником червей», и, самое главное, стронуться с места, двинуться в путь. Турецкая пословица (в свободном переводе) говорит: «Юрюк (кочевник, путник) не обязан направляться куда-то, главное, чтобы он двигался»326, побуждаемый к этому скорее традицией, чем географическими предпосылками.

Богатая история этих передвижений запутанна, ее трудно разло­жить по полочкам: у нее есть свои ловушки; кроме того, кочевникам приходится бороться с постоянно возобновляющимся противодействи­ем оседлых жителей; они должны преодолевать, обходить или ломать препятствия, воздвигаемые этими последними, и иногда отступать перед их безмолвным натиском. В Малой Азии в период с XIII по XV век пас­тухи-кочевники постепенно и последовательно вытеснялись с вну­тренних равнин и низменностей и были отброшены к гористым окраи­нам и периферийным равнинам, «почти пустынным», которые на про­тяжении веков оставались во власти «болезнетворного воздуха и запус­тения», «а летом зарастали ядовитым кустарником», — это киликий-ские, памфилийские равнины, долины Меандра и Гжедиза. В XVI веке ту-рецкое правительство не прекращало попыток приручить юрюков, т.е. сделать их оседлыми путем наделения земельными участками, при этом самых упорствующих ссылали на работы в рудники или на строитель­ство укреплений, а также переселяли, в частности, на Кипр, принадле­жавший туркам с 1572 года.

Отгонное животноводство или кочевой образ жизни: два Средиземноморья 113

Но это была безнадежная задача. Если кочевой образ жизни угасает в западной Анатолии, то он процветает на востоке, куда прибывают кочевники из Азии, известные под общим именем «туркмены». Вплоть до наших дней туркмены перемещаются по анатолийской степи и дохо­дят до Алеппо и Дамаска; на всем протяжении этого маршрута встает проблема их привлечения к оседлой жизни. Начиная с XVI века и еще более в следующем столетии предметом особой заботы оттоманских правителей и сборщиков податей становятся кочевники-туркмены, ко­торые до этого, во времена великих успехов, великих завоеваний пред­шествующих эпох, никогда их не беспокоили. Для Порты речь идет о взимании налогов с туркмен, о наборе среди них воинов для конни­цы. Ожесточенная борьба с Персией влечет за собой вытеснение в Иран шиитских племен; сунниты, напротив, продвигаются на запад и пополняют ряды кочевников-юрюков. Племя, которое в 1613 году на­ходится в области Караман, на юго-востоке от Коньи, через 70 лет ока­зывается в районе Кютахьи; одна группа попадает даже на остров Ро­дос. Последняя волна: образовавшиеся на юго-востоке пустоты запол­няются снова; курды, до тех пор запертые в своих горах, захватывают новые пространства. В XIX веке «благодаря им возобновляются вели­кие миграции с севера на юг между анатолийским высокогорным плато и южными предгорьями Тавра». Это доказывает, что кочевая жизнь развивается по циклам, в которых есть неожиданные остановки, перио­ды застоя, плавного развития и возобновления327.

Кочевая жизнь Балкан, Анатолии и Северной Африки в освещении