21. Марсель и французский внутренний рынок в 1543 году

Указанные величины подсчитаны очень приблизительно.

Вверх по течению перевозки осуществляются речным и вьючным транспортом Речной флот Роны доставляет в северные области соль в больших количествах Начиная со времен Людовика XI финансовые воротилы Монпелье проявляли интерес к этой доходной торговле, ко-юрую позднее не смогли прервать даже Релшиозные войны²⁴². По во­де могла поставляться также невыделанная шерсть из Лангедока или Прованса или медянка (зеленая краска) из Монпелье. По наземным пу­тям, находившимся в не очень исправном состоянии и зачастую покры­тым рытвинами, движется все, что Марсель отправляет во внутренние области Франции· пряности, перец, лекарственные травы, шерсть и ко­жу из Берберии, сардинский сыр, рыбу в бочонках, иногда ящики с фи­никами и с апельсинами с Йерских островов²⁴ *, турецкие ковры, леван-

296Границы, или Расширительное понимание Средиземноморья

тинский шелк и рис, пьемонтскую сталь, квасцы из Чивитавеккьи, вино из Мальвазии ²⁴⁴. Этот перечень взят нами из случайно сохранившего­ся марсельского списка 1543 года²⁴⁵. В него входят также те города, с помощью которых на карте можно обрисовать экономическую зону Марселя, поскольку они являются непосредственными участниками его торговли. Осью этой зоны является Рона до Лиона. Отдельные по­ставки изредка осуществляются в Тулузу. Очень мало товаров доходит до Парижа. В целом, функции марсельской торговли внутри страны перенимает ряд городов-посредников. На некотором удалении от моря — в Арле, Бокере, Пезенасе — она иссякает, а затем ее следы пол­ностью сглаживаются, поглощаемые торговой махиной Лиона. Такова, без сомнения, участь и всех остальных средиземноморских городов: в то время ни один из них не был в состоянии сопровождать свои товары, на­правляемые внутрь материка, вплоть до места их назначения

Указанный перечень 1543 года не оставляет сомнения в скромно­сти масштабов марсельской торговли. Тем не менее в эту эпоху город является бесспорным хозяином прованских берегов: к его услугам все близлежащие порты, одни из которых привозят зерно из Арля, а дру­гие накануне рыболовного сезона доставляют потребные для него бочки из Фрежюса... В это время Марсель притягивает к себе морехо­дов с мыса Корсо. Однако взлет марсельской торговли приходится на эпоху после капитуляций 1569 года или, точнее, войны 1570—1573 го­дов, которая связала Венеции руки, тяжелейшим образом осложнив ее сношения с Левантом. Этот кризис пошел на пользу Марселю, уве­личив востребованность его торгового флота в то самое время, как не­померно расширились торговые потоки, идущие по Ронскому коридору, — очевидно, благодаря переходу части торговых перевозок из Германии на маршруты, ведущие через Лион и Марсель²⁴⁶. Около 1580 года волны Средиземного моря на всем его протяжении борозди­ли барки и галионы фокейского города.

Очевидно, что Марсель возвысился не только благодаря подпитке со стороны континентального перешейка²⁴⁷. Его возвышению способ­ствовала также морская торговля. Марсельские «барки» состоят на службе у Генуи, Ливорно, Венеции, их можно встретить в портах Испа­нии и Африки. Как и судовладельцы из Рагузы, марсельцы живут

Греч Монемвасия, на восточном побережье Пелопоннеса От греч города Фокеи, античной метрополии Марселя

Европа и Средиземное море 297

за счет моря и международной торговли. Ведь XVI век не может срав­ниться с эпохой Кольбера: Марсель еще не опирается на мощную под­держку французской промышленности, а Францию с ее рынком уже нельзя сбрасывать со счетов. Нельзя сбрасывать со счетов и важнейшую дорогу, которая пересекает всю Францию из конца в конец, и поэтому Марсель является одним из портов, через которые в Средиземно­морский регион ввозятся английское сукно и фламандская саржа. Гра­жданские смуты после 1563 года не остановили этих торговых потоков. Кризисные явления и продолжительные перебои наблюдаются только после 1589 года, и это могло бы послужить лишним поводом к пере­смотру всех наших представлений о внутреннем кризисе во Франции²⁴⁸.

Но великий континентальный тракт — это не только торговый путь. Это ось французской экономики, по которой, наряду с доставкой соли на север и вывозом оттуда сукон в обратном направлении, с сере­дины XV века активно распространяется французский язык, проникая на юг и на берега Внутреннего моря через посредство языкового и культурного влияния Лангедока²⁴⁹. По этому же пути в XVI веке устремляются пестрые толпы итальянцев — торговцев, художников, мастеровых, ремесленников, искателей счастья; тысячи итальянцев, ге­ниев и забияк, удобно располагающихся за столом французского по­стоялого двора, изобилием которого восторгается даже Джироламо Липпомано, посол хлебосольной Венеции: в Париже, говорит он, «со­держатели харчевен предложат вам обед за любую цену — за один тес­тон, за два, за один экю, за четыре, за десять и даже за 20 экю с челове­ка, если вы пожелаете!»²⁵⁰.

Эти итальянцы вписали знаменательные страницы во французскую историю: мы обязаны им осушением нижней долины Роны, бурным ростом Лионского банка и Лионской биржи, а в целом успехами Ренес­санса и искусства Контрреформации, этих могучих достижений среди­земноморской цивилизации.

Судьба французского перешейка знала немало перемен. В XII—XIII ве­ках он притягивает к себе жизненные силы Запада благодаря ведущему положению ярмарок в Шампани. Затем наступил период длительного заб­вения. Но с окончанием Столетней войны²⁵¹, начиная с 50-х, а точнее с 80-х годов XV века, французский коридор снова оживает. С присое­динением Прованса и Марселя королевская Франция приобретает себе роскошный фасад на Средиземном море, и на его берегах утверждается все возрастающее французское влияние.

298Границы, или Расширительное понимание Средиземноморья

Это влияние, поначалу сводившееся к авторитету великой держа­вы, знаменует собой новое наступление французской культуры, которое в эпоху Ренессанса и барокко еще слабо ощутимо, но дает о себе знать благодаря множеству мелких признаков, предвещающих вскоре ничем не сдерживаемый рост. Вспомним восторг, который охватывает испан­ских придворных дам, когда «королева мира», малышка Елизавета Ва-луа, молодая супруга Филиппа II, распаковывает свои туалеты. Фран­цузская мода делает успехи даже в Венеции, до XVII века бывшей зако­нодательницей мужской и женской элегантности в одежде и в быту²⁵². Маркиза Дюгаст в Неаполе пускается в расходы, чтобы завоевать серд­це навестившего ее в 1559 году Великого Приора . «Госпожа маркиза, — пишет Брантом, присутствовавший при этой сцене, — приветствовала его на французский манер, затем началась беседа. Она просила своих дочерей вести себя с ним (с Великим Приором), как принято во Франции, т. е. свободно говорить, смеяться и шутить, сохраняя при этом скромность и достоинство, как вы делаете это при французском дворе»²⁵³. Французская песня начинает свое триумфальное шествие на юг достаточно рано, чтобы не пересечься с итальянской оперой, распространившейся в конце сто­летия. Все это мелкие и на первый взгляд поверхностные приметы. Но разве не существенно, что Италию XVI века обживают французы, по крайней мере такие французы, как те, что предстают в нашем вообра­жении; жестикулирующие, трясущие головой в сложном поклоне, нося­щиеся по городу как сумасшедшие, заставляющие своих лакеев бегать с вы­сунутым языком и служащие в обществе образцом изящества²⁵⁴?