Засухи — бич Средиземноморья

Неудобство, которое средиземноморский климат причиняет людям, связано с распределением годового объема выпадающих осад­ков. Здесь идут обильные дожди, в некоторых местах даже чересчур обильные³⁰. Но они выпадают осенью, зимой и весной, главным обра­зом осенью и весной. В противоположность муссонному климату, в ко­тором гармонически сочетаются жара и влажность, в средиземно­морском климате эти жизненно важные факторы отделены друг от дру­га, последствия чего нетрудно предсказать. «Сияние небес» в теплое время года имеет свою оборотную сторону. Сухость воздуха вызывает обмеление источников и препятствует естественному орошению: Средиземноморье — это зона уэдов и fiumari . Останавливается рост всех трав и кустарников, поэтому как культурные, так и дикорастущие растения вынуждены приспосабливаться к засухам³¹ и использовать по­ступающую драгоценную влагу как можно полнее и раньше. Озимые³² зерновые культуры спешат достигнуть зрелости и завершить свой ак­тивный жизненный цикл в мае или в июне, в Египте и в Андалусии — уже в апреле³³. Плоды оливковых деревьев в Тунисе созревают в сезон

Русла высыхающих потоков. Пересохших ручьев.

Климатическое единство 333

обильных осенних дождей. По-видимому, dry farming стали приме­нять повсюду очень рано³⁴, и не только основываясь на опыте финикий­цев: с незапамятных времен в странах Средиземноморья распростра­няются различные способы орошения, пришедшие с востока. Можно заметить, что сегодня (см. карту К. Заппера)³⁵ границы зоны Kunsi^è-wasserung являются границами зоны средиземноморского климата... Теми же путями, что и приемы орошения, в Средиземноморье проник ряд травянистых и кустарниковых растений, давно приспособившихся к засушливой местности. В первом тысячелетии до нашей эры происходит, об этом мы уже говорили, широкое продвижение виноградников и олив­ковых деревьев с восточной в западную часть моря³⁶. Благодаря своему климату Средиземноморье как бы предназначено свыше для произраста­ния кустарников. Это не просто сад — это страна питательных плодов... Зато его климат не способствует росту лесов и обычных деревьев. Он, по меньшей мере, не благоприятствует их сохранению. Люди очень рано начали свое наступление на леса, бывшие изначально неотъемле­мой частью средиземноморского пейзажа, и слишком активно занялись их истреблением. На месте этих лесов, которые восстановились в лучшем случае лишь частично, появились пустоши и заросли кус­тарника. Таким образом, по сравнению с европейским Севером, Среди­земноморье очень рано утратило свой естественный растительный по­кров. Когда Шатобриан путешествует по Морее, он не встречает «почти ни одного дерева»³⁷. Не представляют ли собой голая каменистая Герцеговина и лесистая Босния, как замечает Жан Брюне, разные миры³⁸? Цена дерева везде высока³⁹, иногда чрезвычайно высока: гума­нист Антонио де Гевара, размышляющий о своих расходах в городе Ме­дина дель Кампо, «где больше ярмарок, чем гор» (т. е. покрытых лесом холмов), приходит к выводу: «В конечном счете, дрова обходятся нам

4-П

во столько же, во сколько пища, которая варится в котелке» .

Другое последствие засушливого климата — недостаток настоящих пастбищ в Средиземноморье. Отсюда немногочисленность поголовья свиней, столь нужных в развитом сельском хозяйстве, основанном на применении удобрений, как в северных странах, где размытая дождя­ми почва теряет свои питательные компоненты; правда, средиземно­морская суша как ничто иное способствует их сохранению. Свиноводство

Сухое земледелие. Искусственного орошения (нем.).

334 Физико-географическое единство: климат и история

хорошо развито только в Египте и на влажных Балканах, на северных окраинах Средиземноморья, или на возвышенностях, орошаемых бо­лее обильно, чем другие места. Козы и овцы (последних разводят скорее ради их шерсти, чем на мясо) не могут покрыть недостаток мяса в питании. Вспомним забавное рассуждение, которое Рабле вкладывает в уста «совершенно раздосадованного» амьенского монаха, который вместе со своими путниками созерцает красоты Флоренции: «...в Амье­не мы прошли бы втрое-вчетверо меньше, и я бы уже показал вам около пятнадцати старых аппетитно пахнущих харчевен. Не понимаю, что за удовольствие глазеть возле башни на львов и африканов (так, по-моему, вы их называете, а здесь их зовут тиграми) или на дикобразов и страу­сов во дворце синьора Филиппо Строцци. Честное слово, други мои, я предпочел бы увидеть славного жирного гусенка на вертеле...»⁴¹ Один географ в переписке со мной в шутку высказался по поводу Средизем­номорья таким образом: «Маловато мяса и много костей»⁴².

Северянам уже в XVI веке средиземноморский скот слишком часто ка­жется неполноценным: коровы — тощими, бараны — недомерками. «В 1577 году на пропитание Монморанси и его армии пошло 8000 баранов из нижнего Лангедока. Средний вес одного животного составлял «более или менее» 30 фунтов, или 12 кг по сегодняшним меркам. Это слишком ма­ло и очень дешево: 4 ливра, или чуть более 1 экю, за барана.. .»⁴³ Расчет веса 13312 баранов, забитых с 23 июня по 5 декабря 1586 года в Вальядолиде, дает в среднем 11,960 кг мяса на одно животное (12 кастильских фунтов). На одну голову крупного рогатого скота из 2302, забитых в этом же отрезке времени, приходится 148,012 кг (322 кастильских фунта) мяса⁴⁴. В общем, не такие уж плохие животные. Это относится и к лошадям. В Средиземно­морье есть прекрасные породы: турки и низкорослые испанцы из Неапо­ля, боевые кони из Андалусии, берберы из Северной Африки, но все это живые и подвижные верховые лошади, мода на которых в следующем сто­летии сменяется увлечением тяжеловозами, ослами и мулами с севера. Главным критерием оценки животного,-которого используют для перевоз­ки почты, артиллерийских орудий и лафетов, запрягают в приобретающие все большую популярность экипажи и кареты, постепенно становится его сила... Дантышек, который 4 декабря 1522 года высадился на кантабрий-ском берегу в Кодалии, отправляется в Леон на шести вьючных лошадях. «Non tarnen tarn bonis , — пишет он,— ut simt apud nos qui plumbum ferunt

Не столь хороших (лат ).

Климатическое единство 335

ex Cracovia in Hungarian!...»*⁴⁵ Сравнение с лошадьми, на которых возят свинец из Кракова в Венгрию, вырывается слишком непринужденно, что­бы таить в себе ошибку. Но чем кормят этих лошадей на юге? Овес можно встретить только в некоторых областях, например в Лангедоке⁴⁶, а ячмень оспаривают у скотины люди. Можно только пожалеть тех французски . ло­шадей, которые, как рассказывает нам Бартелеми Жоли, миновав испан­скую границу, стали ржать от огорчения, видя, что отныне им предлагают на обед «малосъедобные обрезки соломы»⁴⁷.

Не претендуя на универсальное объяснение, заметим, что соха, ко­торая едва задевает землю, так долго используется на средиземно­морских землях не только из-за малой глубины рыхлой почвы и ее хрупкости, но и вследствие недостаточной силы запрягаемых в нее бы­ков или мулов. Поверхностная вспашка, во время которой проводятся неглубокие борозды, повторяется до 7—8 раз в год⁴⁸. Как показало бу­дущее, предпочтительнее была более глубокая вспашка, как на Севере, где колесный плуг с подвижной тягой стал мощным орудием прогресса. Мнимое подобие северного плуга, изобретенное в Лангедоке, «мусс», не выполнило такой же роли и получило слабое распространение⁴⁹. Бедные aratores Лангедока «могут сколько угодно ковырять залежную землю, они бессильны...» в сравнении с зажиточными «плуговщиками» Иль-де-Франса или Пикардии⁵⁰.

По правде говоря, Средиземноморье постоянно борется с нище­той, причина которой кроется не только в усугубляющих ее обстоятель­ствах. Несмотря на множество мнимых или реальных преимуществ, здешняя жизнь не дает уверенности в завтрашнем дне. При этом никто не остается равнодушным к ее столько раз превознесенным чарам; да­же такие серьезные географы, как Филиппсон, иногда уподобляются путешественникам, приехавшим на Средиземное море с Севера, — их ослепляют здешнее солнце, краски, тепло, скороспелые фрукты и розы зимой. Так Гете, будучи в Виченце, поражался уличной жизни, всегда распахнутым лавкам, и мечтал привезти домой немного пьянящего воз­духа Юга. Вопреки очевидности, очень трудно соотносить этот светлый, радостный пейзаж с понятиями нищеты и тяжелого труда. На самом де­ле жителям Средиземноморья приходится зарабатывать хлеб насущный в поте лица. И огромное пространство остается неосвоенным и не приносит

Как те, на которых у нас возят свинец из Кракова в Венгрию. Пахари (лат.).

336Физико-географическое единство: климат и история

пользы. Пахотные земли почти повсеместно подвергаются двухлетнему полеразделению, которое исключает высокую производительность хо­зяйства. Мишле, не будучи первооткрывателем, лучше всех остальных понял экономическую несостоятельность всех этих земель, начиная с нашего Прованса.

Явным признаком бедности является всегда поражавшая северян воздержанность в пище. Фламандец Бузбек, в 1555 году находивший­ся в Анатолии, писал: «Я думаю, что не погрешу против истины, ут­верждая, что на сумму, которую фламандец тратит на пропитание ка­ждый день, турок живет две недели... Туркам чужды все тонкости приготовления пищи; они чрезвычайно умеренны и мало привязаны к еде; довольствуясь солью, хлебом, чесноком или луком, они делают из них рагу, прибавляя немного кислого молока... Часто они смеши­вают с молоком холодную воду, тем самым утоляя свой голод и одно­временно сильную жажду, которую вызывает чрезвычайная жара»⁵¹. Эту воздержанность часто отмечали в качестве одного из преиму­ществ поведения на войне турецких солдат, которым достаточно не­много риса, муки, приготовленной из высушенного на солнце мяса, и испеченных в золе лепешек⁵². Западные солдаты были более требова­тельными, возможно, равняясь на пример многочисленных немцев и швейцарцев⁵³.

Но были ли греческие, итальянские, испанские крестьяне и даже горожане столь же неприхотливыми, как турки, умеренность в еде ко­торых отмечал также еще 100 лет назад Теофиль Готье, поражаясь то­му, что красавцы кайджи, мускулистые благодаря тяжелому труду греб­цов, могут проводить целые дни на своих каиках, питаясь почти ис­ключительно свежими огурцами⁵⁴? «В Мурсии, — пишет Александр де Лаборд в своем «Описании путешествия в Испанию»(1828 год), — ле­том невозможно было найти служанку, и многие из них покидали свои места с началом весны. В это время они едят только салат, фрукты, ды­ни и особенно стручковый перец. Этих кушаний им достаточно для пропитания»⁵⁵. «Я пригласил всех на обед, — пишет Монтень и добав­ляет (дело происходит в Баньи-ди-Лукка): Ведь итальянская пирушка по французским понятиям — это легкая закуска»⁵⁶.

Зато Коммин восторгается венецианским изобилием. Его извиняет то, что он иностранец. Кроме того, Венеция — это Венеция, город, имеющий особое пристрастие к еде. Даже Банделло поражается город­ским рынком, «l'abbondanza grandissima d'ogni sorte di cose da mang-

Климатическое единство 337

iare» ⁵⁷, и его свидетельство не вызывает сомнения. Но мы знаем, как трудно обеспечивать эту роскошь и достаток богатейшего и удобно рас­положенного города, сколько забот и беспокойства причиняет его снаб­жение Синьории.

Обращали ли вы внимание на то, как мало места в средизем до-морской литературе уделено кутежам и попойкам? Описания обедов — если, конечно, речь не идет о столах государей — не свидетельствуют об изобилии⁵⁸. В новеллах Банделло хороший обед — это пучок ово­щей, немного болонской колбасы, побольше сала и стакан вина. Пустой желудок — постоянный персонаж испанской литературы Золотого Ве­ка. Он воплощается в знакомых каждому классических образах Ласари-льо из Тормеса и его собрата по picardia Гусмана Де Альфараче, ко­торые съедают большой кусок черного хлеба, не оставляя муравьям ни крошки, вопреки требованиям приличия⁵⁹. «Да хранит тебя господь от чумы, идущей из Кастилии, — говорит тот же Гусман, — и от голода, распространяющегося из Андалусии»⁶⁰. Нужно ли еще напоминать ме­ню Дон Кихота или поговорку: «Если жаворонок собирается пересечь Кастилию, он должен захватить с собой зерно для корма»⁶¹?

Каким бы дополнением к этому столу ни служили овощи, фрукты и дары моря, он все равно остается скудным даже сегодня, это образ жиз­ни «во многих случаях на грани недоедания»⁶². Такая умеренность не является следствием добродетели или равнодушия к пище, о которых говорит Бузбек, а вытекает из необходимости.

Средиземноморская почва также несет свою долю ответственности за нищету живущих здесь людей, предлагая им только бесплодные из­вестняки, обширные засоленные пространства, поля, покрытые «се­литрой», о которых говорил Белой дю Ман⁶³, с редкими слоями рыхлых отложений и ненадежными пахотными землями. Тонкие пласты земли на поверхности, для обработки которых пригодна только примитивная деревянная соха, отданы на милость ветра и проточной воды. Пашня существует лишь благодаря человеческим усилиям... Когда рвение сельских жителей ослабевает из-за продолжительных смут, исчезает не только крестьянское сословие, но и сама плодородная почва. Во время испытаний Тридцатилетней войны германское крестьянство было в зна­чительной части истреблено, но земли остались, а с ними и возможность

Редчайшему изобилию всякого рода съестных припасов. Плутовству.

338Физико-географическое единство: климат и история

возрождения. В этом преимущество Севера. В Средиземноморье почва, не защищенная культурными растениями, погибает: пустыня выжида­ет удобного момента и больше не выпускает пашню из своих объятий. Ее сохранение или восстановление благодаря крестьянскому труду можно считать чудом. Об этом говорят современные цифры: за выче­том лесов, пастбищ и непригодных для сельского хозяйства участков обрабатываемые земли около 1900 года составляли 46 проц. площади почвы в Италии; 39,1 проц. в Испании; 34,1 проц. в Португалии и толь­ко 18,6 проц. в Греции. На острове Родос пребывают сегодня в запусте­нии 84 тысячи гектаров земли из 144 тысяч⁶⁴. На южном побережье моря эти цифры выглядели бы еще более устрашающими.

Но что дают сами эти возделываемые земли? Очень мало, если речь не идет об исключительных условиях (например, об орошении), — и повинен в этом климат.

В Средиземноморье, более чем где бы то ни было, судьба урожая за­висит от власти капризных стихий. Если южный ветер начинает дуть накануне жатвы, хлеб высыхает, не успевая созреть и вырасти, или, если он уже созрел, он осыпается: испанские крестьяне во избежание этой напасти жнут ночью, при прохладе, потому что высушенное зерно днем падает на землю⁶⁵. Зимой наводнения опустошают низменные участки, и посевы погибают. Если весной слишком рано устанавливает­ся ясная погода, зерно, которое уже начало созревать, вымерзает, ино­гда безвозвратно. За судьбу урожая нельзя быть спокойным до послед­него момента. В конце января 1574 года на Крите ожидался богатый урожай; прошли обильные дожди, и было засеяно больше земли, чем обычно. Но, добавляет наш источник, разве не могут все эти надежды обратиться в прах в этой стране, подверженной «губительным туманам, которые сжигают зерно»⁶⁶? Сильные порывы южного ветра, которые наводят страх на острова Эгейского архипелага, часто уничтожают в Корфу уже созревший урожай⁶⁷; именно их опасаются еще и сегодня во всех земледельческих областях Северной Африки, ведь сирокко, ко­торому ничего нельзя противопоставить, за три дня может погубить труды целого года. Прибавим к этому списку бедствий, угрожающих средиземно­морским полям, бич саранчи, столь же опасной сегодня, как и вчера⁶⁸.

Очень редко урожай не бывает затронут ни одной из подстере­гающих его опасностей. Сборы обычно невысоки, и ввиду ограничен­ности посевных площадей Средиземноморье всегда находится на краю голода. Из-за нескольких скачков температуры или недостатка небесной

Климатическое единство 339

влаги человеческая жизнь подвергается опасности. В этих случаях все претерпевает изменения. Даже планы политиков. Если на границах Венгрии не ожидается достаточный урожай ячменя (известно, что в Средиземноморье ячмень является аналогом овса на севере), можно быть уверенным, что султан не станет вести активную войну: чем он бу­дет кормить лошадей спаги? Если в трех или четырех житницах Среди­земноморского региона одновременно ощущается недостаток зерна — а это бывает не так уж редко, — то каковы бы ни были военные планы, составленные зимой или весной, театр военных действий непременно замирает на время сбора урожая, которое совпадает с периодом хоро­шей погоды на море и крупных операций флота. Зато сельские разбой­ники и морские пираты тотчас же начинают действовать с удвоенной силой. Стоит ли после этого удивляться, что единственный повседнев­ный вопрос, регулярно обсуждаемый в важной политической перепис­ке, касается урожая? Шел ли дождь, не шел ли дождь, хлеба еще не под­нялись; прогнозы в Сицилии удовлетворительные, но в Турции недород, султан наверняка не разрешит вывозить хлеб. Будет ли этот год неурожай­ным, di carestia годом, годом дороговизны, как тогда говорили?

В письмах, которые мажордом Филиппа II Франсиско Озорио от­правлял ему в 1558 году, он подробно рассказывает королю, удаливше­муся на север, о погоде на полуострове. Сколько внимания уделяет этот горожанин из Вальядолида состоянию небес, сбору зерновых, ценам на хлеб! 13 марта 1558 года. «...За последние два дня, — пишет он, — погода прояснилась, было солнечно и ветрено. Дождь не выпадал с середины января. Цена на хлеб немного выросла, была издана «праг­матика» , закрепляющая ее курс на будущее. На днях распоряжение было опубликовано, и после этого небо покрылось облаками. Это по­зволяет твердо надеяться, что дождь выпадет в апреле. В Андалусии и в Эстремадуре, как и в королевстве Толедо, шел дождь и погода очень благоприятная: цены на хлеб значительно снизились»⁶⁹. 30 октября 1558 года: «Урожай зерновых обильный, вина в среднем по королевст­ву достаточно, посевы вовремя произведены повсюду. 26-го числа здесь все утро шел снег большими хлопьями. Затем пошел проливной дождь, который будет весьма на пользу посевам. Судя по здешней погоде, я уверен, что в Брюсселе не жарко. Цены на хлеб снизились во всем

Голодным. Распоряжение.

340Физико-географическое единство: климат и история

королевстве»⁷⁰. Филипп II интересуется малейшими колебаниями погоды, временем посевов; хлеб дорожает или дешевеет в зависимости от выпаде­ния осадков; эти подробности сохранены в письмах, где мы напрасно бу­дем искать других сведений по экономической истории: все это характери­зует положение с продовольствием в Средиземноморье XVI века. Это не просто экономическая проблема, это вопрос жизни и смерти.

Голод, настоящий голод, от которого люди умирают на улице, являет­ся реальностью. В 1521 году, рассказывает венецианец Наваджеро, «в Ан­далусии наступил такой голод, что пало несметное количество животных и страна вымерла; погибло также немало людей. Была такая засуха, что хле­ба полегли и в поле нельзя было найти ни травинки; в этом году почти исчезли лошади андалусской породы, и до сегодняшнего дня (1525 год), она не была восстановлена»⁷¹. Это крайний случай! На протяжении дли­тельного времени можно без конца отмечать неурожайные годы, когда любое правительство вынуждено заниматься поисками хлеба и организо­вывать его публичную раздачу, чтобы не допустить голодной смерти сво­их подданных, что не всегда удается. Особенно тяжелый кризис охватил все Средиземноморье во второй половине столетия, с 1586 по 1591 год, и этот кризис открыл дорогу в Средиземное море кораблям с европейского Севера. Но и в обычные годы здешнюю жизнь не назовешь легкой или изобильной. Вспомним о том, что тосканцы конца XVI века, распола­гающие многочисленными пахотными полями, виноградниками, туто­выми рощами, con tutto cio non raccolgono vettovaglie per un terzo dell'anno ⁷²! Оцените также следующую фразу из рассказа Гусмана: «Год был неурожайным вследствие засухи. Севилья, которая с трудом перено­сит даже благоприятные годы, страдала от этого чрезвычайно...»

В недрах средиземноморской истории действуют такие императивы, как бедность и неуверенность в завтрашнем дне. В них, возможно, и за­ключается причина благоразумия, умеренности, человеческой изобрета­тельности, а также своего рода инстинктивных империалистических побу­ждений, которые иной раз являются на деле не чем иным, как потребно­стью в хлебе насущном. Чтобы сгладить свои недостатки, Средиземно­морье было вынуждено действовать, устремляться за свои пределы, искать сотрудничества с далекими странами и включаться в их хозяйственные сис­темы. При этом оно существенно обогащало свою историю.

При всем том не могут собрать продовольствия более чем на третью часть года.

Времена года 341