Однородность климата

Предельные границы описанной климатической зоны приходится провести довольно далеко от берегов Средиземного моря, если с одной стороны отодвинуть их через территорию Европы туда, куда летом проникает сухой воздух из Сахары, а с другой стороны — через Азию и Африку, до тех мест, где зимой выпадают принесенные атлантическими циклонами дожди, т. е. до середины огромного степного пояса. Но не очевидна ли чрезмерность таких широких рамок?

Средиземноморский климат определяется не господством того или или иного из двух указанных нами выше факторов, а их сложением, их взаимодействиям и их смешением в определенный пропорции. Доста­точно возобладать одной составляющей, чтобы средиземноморский кли­мат утратил свои черты, переходя на востоке или на юге в климат степей и пустынь, а с противоположной стороны, на севере, — в климат, подвла­стный западным ветрам. Поэтому собственно средиземноморская клима­тическая зона теснится на довольно небольшом пространстве.

Впрочем, установить ее границы нелегко. Для этого следовало бы учесть множество самых незначительных факторов, и не только природных, потому что о климате нельзя судить только с помощью обычных измерений температуры и давления, регистрации направле­ния ветров и уровня осадков; о его воздействии на почву говорит мно­жество примет. Андре Зигфрид отмечает это, говоря о Ардеше*¹³.

Департаменте.

328Физико-географическое единство: климат и история

Лео Ларгье обращает внимание на климатическую границу между Лан­гедоком и Лозером¹⁴, Ж. Л. Водуайе — на переходы от одной части Прованса к другой¹⁵... Все это справедливо в каждом конкретном случае. В целом же следует безоговорочно принимать неоднократно подтвержденные географами наблюдения: зона средиземноморского климата располагается в тесных пределах от исчезновения олив на се­вере до появления больших пальмовых рощ на юге. Итак, впишем в эти границы итальянский (или лучше сказать, Апеннинский) полу­остров, Грецию, Киренаику, Тунис и другие прибрежные земли, шири­на которых обычно не превышает 200 км. Горы сразу же заслоняют им путь к расширению. Климат Средиземноморья — это часто лишь кли­мат предгорий и узенькой прибрежной полосы, окаймляющей море, как та лента побережья, которую можно видеть в Крыму: фиговые, оливковые, апельсиновые и гранатовые деревья растут там на откры­том простран-стве¹⁶, но только в южной части этого почти острова.

Но как раз малая протяженность придает этой нарядной кромке материков неоспоримую однородность как по оси север—юг, так и в на­правлении с востока на запад.

С севера на юг по меркам земного шара морское побережье занима­ет продольные участки малой длины. Самое большое расстояние между их границами, от северного края Адриатики до триполитанского бере­га, равно 1100 км, но это аномалия. Действительно, в восточно-среди­земноморском бассейне максимальное расстояние составляет в среднем от 600 до 800 км, 740 км от Алжира до Марселя. В целом эти морские и сухопутные пространства образуют фигуру веретенообразной формы, пролегающую с двух сторон вдоль 37—38-го градуса северной широты. Амплитуда отклонений в поперечном направлении невелика. Но имен­но ею объясняются различия между северным и более теплым южным побережьями. Средняя разность температур между Марселем и Ал­жиром составляет 4°С. Январская изотерма 10°С почти повторяет изги­бы главной оси моря, фиксируя обособленность южной Испании и Ита­лии, скорее африканских, нежели европейских земель. В общем, замет­но, что климат Средиземноморья повсеместно дублирует его гео­метрические очертания.

Различия, которые можно наблюдать, перемещаясь с востока на за­пад, вытекают из ослабления и замедления действия атлантической влажности по мере приближения к восточному краю моря.

Климатическое единство 329

Не следует преуменьшать значения всех этих различий. В эпоху, когда климатологи черезвычайно внимательны к деталям, Средизем­номорье справедливо представляется им подразделенным на разные климатические зоны. Но благодаря их родству сохраняется его бес­спорное единство. Ведь для истории небезразлично почти повсемест­ное сходство климата и сезонных ритмов, порождающих одинаковую растительность, одни и те же краски и благодаря одинаковому геоло­гическому строению — одни и те же ландшафты, однообразные до одури. Ими определяется, в конечном счете, и подобие образа жизни. По мнению Мишле, «каменистые» пейзажи внутреннего Лангедока на­поминают Палестину. Сотни авторов писали о том, что Прованс больше похож на Грецию, чем сама Греция, если только не считать подлинной Грецией те или иные берега Сицилии. Йерские острова были бы впол­не к месту среди Киклад, только на них больше зелени¹⁷. Равным обра­зом, Тунисское озеро вызывает в памяти лагуну Кьоджи, а Марокко — опаленную солнцем Италию¹⁸.

Повсюду господствует все та же троица, детище истории и климата: хлебные поля, оливковые рощи и виноградники, свидетельствующие о раз­витой аграрной цивилизации, о победе человека над природной средой. Коротко говоря, отдельные части моря не являются взаимодопол­няющими¹⁹. Везде встречаются одни и те же амбары и кладовые, одни и те же маслобойни и хозяйственные орудия, одни и те же стада, зачас­тую общие для всех деревенские традиции и общие повседневные забо­ты. Что пригодно для одного места, пригодно и для другого и прижи­вается чуть подальше. В XVI веке на всех приморских территориях производится воск, шерсть, montonini e vacchini* шкуры; повсюду са­жают (или могут посадить при желании) тутовые деревья и выращи­вают шелковичных червей. Все эти земли без исключения, даже при­надлежащие мусульманам, имеют свои сорта винограда и собственное вино. Кто лучше воспел этот напиток, чем исламский поэт? Виноград­ники растут в окрестностях Тора, на Красном море²⁰ и даже в далекой Персии, где пользуется популярностью вино из Шираза.

Повсюду одни и те же продукты — следовательно, в каждой из при­морских стран можно запастись всем необходимым. В XVI веке есть вы­бор между сицилийским и фракийским зерном, greco о latino** вином из

Овечьи и коровьи. Греческим или латинским.

330Физико-географическое единство: климат и история

Неаполя, хотя итальянский напиток поставляется в большем количестве²¹; многочисленные бочки с вином отгружает также Фрон-тиньян*; есть рис из Ломбардии и есть рис из Валенсии, турецкий и египетский рис. Точно так же можно выбирать между балканской и се­вероафриканской шерстью, если говорить о товарах низкого качества.

Итак, средиземноморские страны соперничают или должны были бы соперничать между собой: то, что они могут предложить, пригодно для обмена скорее за пределами их климатической зоны, чем внутри нее. Это так, но XVI век — эпоха слаборазвитого обмена, с низкой оку­паемостью и малым радиусом действия. Как бы то ни было, соседние ре­гионы, как густо-, так и малонаселенные, должны налаживать отношения между собой, ведь везде остро стоит проблема снабжения городов, посто­янно алчущих съестных припасов, которые к тому же не очень портились бы при перевозке, от кулей с миндалем с берегов Прованса до бочек, на­полненных рыбой, тунцом или солониной, до мешков с бобами из Егип­та, не говоря уже о бочонках с маслом и зерном, самым популярным то­варом... Таким образом, производство одинаковых товаров не настолько мешало внутренним обменным процессам Средиземноморья, как можно было бы предположить. По крайней мере, в XVI веке.

В социальном плане климатическое единство²² влечет за собой мно­гие другие последствия. Очень рано оно начинает готовить почву для ут­верждения схожих между собой аграрных цивилизаций. Уже в первом тысячелетии до н. э. культура, основанная на выращивании маслин и ви­ноградарстве, распространилась за пределы восточной части Средизем­номорья в западном направлении. Начало этого процесса унификации уходит далеко в глубину веков. Природа и человек действовали в данном случае согласованно.

Вследствие этого в XVI веке каждый житель Средиземноморья, от­куда бы он ни происходил, чувствует себя в любой его точке как дома. Когда-то, в героическую эпоху первых путешествий древних греков или финикийцев, колонизации были присущи драматические черты, но в дальнейшем все изменилось. Перед глазами поселенцев в более позднее время вставали знакомые деревья, знакомые кустарники, зна­комые пейзажи; на столе у них стояла та же пища, и чередование вре­мен года тоже напоминало им о родных небесах.

Близ Монпелье.

Климатическое единство 331

Зато когда выходец из Средиземноморья покидает его пределы, им ов­ладевают тоска и беспокойство. Об этом свидетельствуют жалобы солдат Александра Великого, участвовавших в походе, во время которого македо­нец оставил Сирию и углубился в сторону Евфрата²³, а также испанцев, воевавших в XVI веке в Нидерландах, — северные туманы сводили их с ума. Для Алонсо Васкеса и испанцев его времени (как, несомненно, и ис­панцев всех времен) Фландрия — «это страна, где не растут ни лаванда, ни тимьян, ни фиги, ни оливки, ни дыни, ни миндаль; где лук, петрушка и са­лат лишены сочности и вкуса; где кушанья готовят, трудно поверить, на сливочном масле вместо оливкового...»²⁴. Кардинал Арагонский, прие­хавший в Нидерланды в 1517 году со своим поварам и припасами, при­держивается того же мнения. «Из-за того, что во Фландрии и Германии едят много молочных блюд и сливочного масла, — заключает он, — там много прокаженных»²⁵. И вправду — это удивительные страны! Один итальян­ский священнослужитель, летом 1529 года спасшийся от кораблекрушения в Байе в Нормандии, полагает, что он очутился for del mondo*²⁶ .

Вот чем объясняется та легкость, с которой средиземноморские жи­тели переезжают из одного порта в другой. Речь идет не о настоящей перемене места, а, скорее, о переезде в новый дом, где переселенец чув­ствует себя вполне удобно. Вспомним для сравнения об освоении Ново­го Света, которое было таким изматывающим для жителей Иберийско­го полуострова! В традиционной истории сохранились более или менее подлинные имена тех мужчин и женщин, которые первыми пытались насаждать в Перу или в Новой Испании зерновые культуры, маслины и виноград. Эти дети Средиземноморья мужественно пытались воссоз­дать в тропиках его облик, вопреки враждебности климата и почвы. Но их усилия были тщетными: несмотря на отдельные успехи, сельско­хозяйственные приемы и продукты питания их родины не могли при­виться в испано-португальской Америке, производящей кукурузу, ма­ниок, пульке , а впоследствии и тростниковый спирт... Для искусст­венного поддержания в Новом Свете культуры питания, заимствованной у Внутреннего моря, служил один из великих продовольственных маршрутов, начинавшийся на Иберийском полуострове: отправлявшиеся из Севильи и Лиссабона корабли, груженные вином, мукой и оливко­вым маслом, плыли по нему на другой край океана.²⁷.

На том свете. Напиток из сока агавы.

332 Физико-географическое единство: климат и история

Однако человек Средиземноморья сумел прижиться на новых зем­лях, в почти полностью непривычной для себя среде. К этому его под­готовил, возможно, суровый средиземноморский климат, далеко не все­гда снисходительный к слабостям человеческого организма, а также по­стоянная борьба со вспышками малярии и вечно преследующей его чу­мой. Другая причина может заключаться в простом и умеренном образе жизни, который средиземноморские выходцы приучились вести у себя на родине. Обманчивый средиземноморский климат бывает ино­гда несносным и губительным. Именно он препятствует расселению на берегах теплого моря пришельцев из далеких краев. Новый завоева­тель, вчерашний варвар, легко утверждаются в качестве сегодняшних богачей — но как долго смогут они сопротивляться «изнурительной летней жаре и малярии»²⁸? «Захватчики приходят и уходят, — говорит Вальтер Бауэр о Сицилии, — их антиподы остаются, и это романс без слов»²⁹, всегда один и тот же.