9 Термидора. Через несколько месяцев после термидорианского переворота, 5

октября 1794 г., такой убежденный республиканец, как Камбон, утверждал,

будто Робеспьер, Дантон и Паш еще 23 мая 1793 г. имели встречу с бароном

Батцем в его доме, обсуждая возможность возвращения на трон Людовика XVII.

Бывший секретарь Комитета общественной безопасности Сенар - свидетель,

правда, ненадежный - уверял в своих "Мемуарах", что руководители монтаньяров

рассматривали возможность создания военного правительства, главой которого

намечали Филиппа Орлеанского, близкого к дантонистам, либо самого Дантона

или Робеспьера, который, однако, отверг эти планы. Узнав об аресте депутатoв

Конвента Шабо, Базира, Жюльена из Тулузы и Фабра д'Эглантина, эмигрантские

круги рассматривали это как крушение роялистского заговора с целью

освобождения дофина. Наиболее умные среди эмигрантов вполне верили

обвинениям в намерении восстановить монархию, выдвигавшимся против

руководителей различных якобинских группировок во время процессов над ними в

Революционном трибунале. Менее чем через неделю после термидорианского

переворота, 3 августа 1794 г., Малле дю Пан в письме к главе английской

секретной службы в Бельгии лорду Элджину писал, что главари этого переворота

- "сторонники Дантона, казненного за намерение провозгласить королем

Людовика XVII". Английский дипломат и разведчик У. Майлс в апреле 1794 г.,

узнав о казни Дантона, писал: "Дантон в феврале 1793 г. стремился к

установлению регентства".

Обвинение в скрытом роялизме, в стремлении учредить регентство при

малолетнем Людовике XVII выдвигалось едва ли не против всех руководителей

политических партии - его предъявляли жирондистам, эбертистам, дантонистам,

потом Робеспьеру и его сторонникам. Оно повторяется как рефрен в речах

общественного обвинителя Фукье-Тенвиля. Известный юрист и историк М. Гарсон

считает, что поэтому ни в одном случае такое обвинение не заслуживает

доверия. "Если бы, - писал он, - подобное обвинение выдвигалось лишь против

Шометта и его приспешника Эбера, оно заслуживало бы самого детального

рассмотрения. Но оно было использовано без особой убедительности против

почти всех остальных". Этот аргумент, сам по себе весомый, все же не дает

основания решить вопрос. Ведь не исключено, что постоянно выдвигавшееся

обвинение могло оказаться справедливым в отдельных случаях. К тому же никому

из тогдашних политиков не было предъявлено таких конкретных улик, как Эберу.

Другой вопрос, было ли все же обвинение достаточно обоснованным.

Чтобы приблизиться к истине, надо в полной мере учитывать "человеческий

фактор". Никто из революционных деятелей не имел революционного прошлого до

взятия Бастилии. Они были, конечно, сторонниками идей Просвещения, но оно

было революционным только в потенции, а его идеологи, как правило, возлагали

свои надежды на просвещенного монарха, и те из них, кто дожил до 1789 г., за

очень немногими исключениями, не приняли революцию. В начале революции

будущие якобинцы были конституционными монархистами. Республика многим из

них рисовалась аристократическим учреждением, образцом чего были Древний

Рим, итальянские торговые республики, вроде Венеции, или шляхетская Речь

Посполита. Жирондистам представлялось, что плебейские выступления губят

свободу, ведут к "анархии", прокладывая тем самым путь к восстановлению

абсолютизма или к личной диктатуре одного или нескольких честолюбивых

демагогов типа древнеримских триумвиров. Позднее гибель собственной партии

казалась и жирондистам, и дантонистам, и робеспьеристам равносильной гибели

республики и свободы. Жирондисты в победе якобинцев видели не только угрозу

собственности, но и покушение на основы нового гражданского общества. Для

борьбы против якобинцев оправдан даже союз со вчерашними противниками -

сторонниками восстановления монархии.

Хотя в годы революции огромные массы французов порвали с монархическими

иллюзиями и подтвердили делом свою преданность республике, однако для

определенной части народа монархические иллюзии отнюдь не ушли в прошлое,

причем не только в Вандее и других департаментах, где контрреволюционное

движение приняло широкий размах. Напомним, что позиции католической церкви

оставались крепкими во многих районах Франции и ее влияние было полностью

употреблено в пользу роялистов. Не забудем, что особенно важно, что

роялистские настроения даже усилились среди значительной части буржуазии,

считавшей восстановление монархии гарантией против "санкюлотских эксцессов".

Вспомним, что в октябре 1795 г. значительная часть буржуазных кварталов

Парижа выступила под роялистским знаменем против Конвента, что в 1797 г.

роялисты, казалось, были близки к овладению властью парламентским путем. В