1698 Г., с запрещением приближаться ближе чем на 30 миль к испанской

столице. Но все это не помогло австрийской партии одержать победу.

В годы войны за испанское наследство иезуитский орден и его разведка в

целом действовали на стороне Людовика XIV. Это было тем более важно для

французского короля, что иезуиты пользовались сильным влиянием в Вене, при

дворе императора, одного из главных противников Людовика. В 1708 г.

иезуитская разведка пыталась устранить наиболее способного императорского

полководца принца Евгения Савойского. Занятый осадой Лилля, командующий

австрийскими войсками однажды получил письмо, адресованное "Его

Преосвященству принцу Евгению". Титул "преосвященство" употреблялся при

обращении к лицам, посвященным в сан кардинала. А принц таковым не был. И

эта ошибка сразу же возбудила подозрение Евгения, догадывавшегося, что имеет

дело с иезуитскими кознями. Принц разорвал конверт, внутри оказалась серая

бумага с сальным пятном, которую Евгений поспешил бросить на пол. Вскоре у

него начала кружиться голова. Адъютант и слуга генерала, также страдая от

головокружения, засунули бумагу в горло собаки, животное проглотило роковое

послание и вскоре околело, хотя ему дали сильное противоядие. Евгений

открыто обвинял иезуитов в покушении на свою жизнь, и это обвинение никогда

не было опровергнуто.

"Славная революция" в шпионаже

В истории тайной войны важной вехой стал переворот, в результате

которого была свергнута династия Стюартов и который его апологеты окрестили

"славной революцией". В последние годы своего царствования Карл II поручил

руководство секретной службой новому министру сэру Леолайну Дженкинсу. Тот

умер в сентябре 1685 г., через полгода после кончины Карла II, и вместе с

ним фактически распалась секретная служба правительства Реставрации. Время

правления было для короля Карла II годами праздника, прерываемого приличия

ради краткими вылазками в область политики и дипломатии. Но он умел

соблюдать осторожность и не создавать ситуаций, угрожавших свержением с

престола. Незадолго до смерти Карл заметил:

- Я устал путешествовать (намек на годы эмиграции во время революции. -

Е. Ч.} и решил более не отправляться за границу. Но когда я скончаюсь, не

знаю, что станет делать мой брат. Очень опасаюсь, что, когда настанет его

очередь носить корону, ему придется снова странствовать за рубежом.

После Карла II на трон вступил узколобый фанатик Яков II, поставивший

целью восстановление абсолютизма и католическую реставрацию. В начале

правления Якова, летом 1685 г., вспыхнуло восстание во главе с незаконным

сыном Карла II герцогом Монмаутом, которое поддержала часть возникшей тогда

партии вигов - сторонников конституционной монархии. Восстание было жестоко

подавлено, а Монмаут обезглавлен. Казнь "протестантского герцога" была явной

политической ошибкой Якова. Пока живой Монмаут содержался в Тауэре, вигам

было сложно переориентироваться на голландского штатгальтера Вильгельма III

Оранского (женатого на дочери Якова Марии), куда более опасного

потенциального претендента на престол. Тем не менее Яков с характерной для

него тупой мстительностью приказал казнить своего племянника как мятежника,

покусившегося на власть законного монарха. Существует версия, что на казни

настоял лорд Сандерленд; его люди перехватили письмо Монмаута, в котором тот

уведомлял Якова о предательстве этого королевского министра. Как бы то ни

было, открыто предать Якова довелось лорду Сандерленду только через три

года, в 1688 г.

Постепенно политика Якова начала затрагивать коренные интересы главных

собственнических классов. В стремлении избавиться от короля-католика не

только виги, но и их противники - тори, не желавшие ограничения власти

монарха, стали прочить на престол Марию и ее мужа Вильгельма Оранского.

Политический вакуум, постепенно создававшийся вокруг последнего короля

из династии Стюартов, наложил отпечаток и на тайную войну между Яковом II и

Вильгельмом Оранским. Секретная служба оставалась при Якове II в полном

упадке. Было утрачено даже искусство раскрытия неприятельских шифров. Во

время восстания Монмаута правительству лишь случайно удалось выяснить смысл

захваченных у повстанцев секретных бумаг. Правда, король содержал шпионов в

Голландии, в Риме, а английский посол во Франции лорд Престон создал

осведомительную сеть в Париже. Но Яков II умел выбирать на редкость

неподходящих людей не только на государственные посты, но и на роль своих

тайных агентов. Они не сообщили ему о переговорах, которые вели влиятельные

политики с Вильгельмом Оранским, о том, как адмирал Герберт в одежде

простого матроса отправлялся в Гаагу.

Вильгельм III, дальновидный политик и опытный полководец, посвятивший

жизнь борьбе против гегемонистских планов Людовика XIV, отлично понимал,

какую роль в создавшейся обстановке была призвана сыграть его секретная

служба. Во главе ее он поставил близкого друга и самого доверенного

советника Виллема Бентинка, впоследствии графа Портленда. А главным

представителем этой секретной службы в Англии стал Генри Сидни, в прошлом

британский посланник в Гааге, сам предложивший свои услуги Вильгельму.

Осенью 1687 г. Сидни вернулся в Англию. Еще до этого туда направились агенты

Бентинка Джон Хаттон, Джеймс Джонсон и др. с заданием держать Вильгельма в

курсе всех закулисных событий, вызванных быстро нараставшим политическим

кризисом.

Сидни имел обширные связи в правительственных и придворных сферах

Лондона. В юности он был очень близок со своим племянником Робертом

Спенсером, графом Сандерлендом, предавшим всех своих былых союзников и

ставшим главным исполнителем планов Якова II, а затем переметнувшимся в

лагерь Вильгельма II. Те разведывательные донесения, которыми снабжали

Вильгельма Генри Сидни и его помощники и которые сохранились в архивах,

содержат настолько подробную и достоверную информацию, что в последнее время

стали широко использоваться исследователями для освещения истории "славной

революции". В результате этого переворота Яков II был свергнут и на престол

вступил Вильгельм Оранский со своей женой Марией.

После 1688 г. международная обстановка разом круто изменилась. У Англии

и Голландии появился общий лидер, опытный политик и полководец, поставивший

целью сломить могущество Франции. Правда, в годы, непосредственно

следовавшие за "славной революцией", на английском троне Вильгельм Оранский

чувствовал себя не очень уверенно. Угрюмый, неразговорчивый голландец,

окруженный фаворитами, которые вместе с ним приехали в Англию, не сразу стал

пользоваться популярностью. Многие из влиятельных деятелей партии тори,

которые, опасаясь восстановления католицизма, согласились на удаление Якова,

теперь, когда перевес получили их противники - виги, начали подумывать о

призвании обратно изгнанного короля. Эту часть тори стали называть

якобитами.

Якобитство превращалось в удобное политическое знамя для жестоко

Листавшихся ирландских католиков, а также для значительной части населения

Шотландии, которая выступала против унии с Англией и поэтому особенно

подчеркивала свою лояльность по отношению к "национальной" шотландской

династии Стюартов. В Англии якобитскими стали круги крайней дворянской

реакции. Однако в отдельные моменты в якобитские гона окрашивались

недовольство джентри засильем в правительстве вигской земельной и денежной

аристократии, увеличением налогов в связи с длительными войнами, а также

некоторые формы социального протеста самых различных слоев населения.

Подавление якобитских восстаний и заговоров якобитского подполья,

растянувшееся более чем на полвека, не было, таким образом, борьбой с

заранее предопределенным исходом, как это представлялось некоторым

историкам, писавшим через 100 лет после событий. Более того, эта борьба во

многом, по крайней мере внешне, напоминала противоборство протестантской

Англии в годы правления Елизаветы I с силами международной контрреформации.

Ведь в заговоры были снова вовлечены держава, претендовавшая на господство в

Европе, - на этот раз Франция Людовика XIV, папский престол и иезуиты. Но

это отнюдь не было повторением в форме фарса былой трагедии - в ходе борьбы

было пролито слишком много крови, чтобы преуменьшать ее размах и

ожесточение. Было, конечно, одно отличие - в конце XVII в. и первой половине