1674 Г.). Склонный к демагогии Бэкингем решил подставить ножку Арлингтону.

Склока могла привести к опасным разоблачениям, и друзья Арлингтона в палате

лордов обвинили распутного герцога в незаконной связи с графиней Шрюсбери.

Это помогло избежать нового политического скандала. Схватка "барана" и

"кабана" была одним из признаков распада Cabal.

Познакомившись коротко с историей Дуврского договора, мы теперь можем

остановиться на тех ее перипетиях, которые, возможно, были связаны с судьбой

"маски". В мае 1670 г. Людовик XIV послал свою золовку Генриетту к ее брату

Карлу II для завершения переговоров о Дуврском договоре, в которых она

принимала деятельное участие. После успешного завершения ее миссии и

возвращения во Францию Людовик устроил Генриетте торжественную встречу при

дворе. Это произошло 16 июня, а через две недели - 30 июня принцесса

скоропостижно скончалась. Молва считала причиной смерти отравление. Кивали

на лечившего принцессу придворного лекаря Валло, который был врачом и ее

матери королевы Генриетты-Марии, умершей за несколько месяцев до этого, если

верить молве, тоже от яда. Британский посол Р. Монтегю, находившийся у

постели умирающей принцессы, спросил ее по-английски, считает ли она себя

отравленной. Слова "отрава", "яд" близки по звучанию (а пишутся вообще

одинаково - poison) в английском и французском языках. Исповедник, стоявший

рядом, догадался, о чем спрашивает посол, и поспешил заметить: "Сударыня, вы

не должны никого обвинять, а принести вашу кончину как жертву Господу".

Рассказывая об этом, М. Паньоль не может высказать даже догадку о том,

кто стоял за этим действительным или мнимым отравлением и как оно было

связано с тайной "маски". Однако ему кажется, что такая связь прослеживается

в событиях, последовавших после кончины принцессы. Узнав о смерти сестры,

Карл II спешно направил курьера к Людовику XIV с просьбой изъять переписку

покойной у ее мужа герцога Орлеанского и переслать ее в Лондон. В

соответствии с этой просьбой Людовик XIV предписал брату передать ему все

письма, о которых шла речь. Герцог отдал Людовику шкатулку, в которой

хранились письма жены. В нее не попало последнее письмо Карла сестре. После

получения известия о смерти Генриетты французский посол Кольбер де Круаси по

просьбе Арлингтона послал специального курьера, нагнавшего в дороге сэра

Генри Джонса, который вез письмо, и, изъяв у него это послание, передал в

руки английского посла Монтегю. Между тем, как сообщал посол, б июля Людовик

XIV, получив шкатулку с письмами, приказал сделать их перевод на французский

язык. Некоторые письма оказались зашифрованными. Людовик просмотрел эти

письма 6 или 7 июля, и потом они, запечатанные личной печатью короля, были

отправлены Кольберу де Круаси, а тот немедля вручил их Карлу II.

Принцесса писала брату дважды в неделю, и он ей, как правило, отвечал

на каждое письмо. В случае, если Карл не посылал в срок ответную депешу, он

приносил извинение за это в следующем послании. Большая часть этих писем

сохранилась и известна исследователям, но последнее из них датировано 24

июня (5 июля по новому стилю) 1669 г. Это уже известное нам письмо, в

котором Карл сообщал о посылке ей одной депеши с аббатом Преньяни. За

последующий год - вплоть до смерти Генриетты 30 июня 1670 г. - не осталось

ни одного письма. Английские историки (Ч. Хартмен, Д. Картрайт и др.)

предполагают, что Людовик XIV уничтожил эти письма, поскольку в них

говорилось об обещании Карла II перейти в католичество. Однако об этом шла

речь и в других письмах, отосланных Карлу II ) и сохранившихся. Отсутствует

лишь переписка за месяцы, последовавшие после ареста Доже, смерти

Генриетты-Марии, матери Карла II, и принцессы Генриетты. Писем этих было

немало. С 6 июля 1669 г. по 30 июня 1670 г. прошла 51 неделя. Иначе говоря,

принцесса могла получить от брата 102 письма, а с учетом того, что он иногда

не соблюдал сроки, - около 80. Почему же Людовик XIV уничтожил эти письма,

принадлежавшие не ему, а Карлу II? Паньоль дает такой ответ на этот вопрос:

потому что в этих письмах содержались секреты, касающиеся не английского

короля, а самого Людовика. Переписка была им просмотрена, как мы помним, б

или 7 июля, и в те же дни Людовик приказывает Лувуа ехать в Пинероль. Зачем

военному министру, находившемуся в центре переговоров о Дуврском договоре и

работавшему по 12 часов в день (от Лувуа осталось 500 томов переписки),

отправляться в далекую пограничную крепость? Причем отправляться поспешно в

это совсем непростое тогда путешествие?

9 июля Лувуа сообщает военному комиссару в Пинероль, что прибудет туда

20 сентября. Однако на следующий день Лувуа принимает другое решение и

сообщает Вобану, знаменитому специалисту по фортификациям, которого он решил

взять с собой, что уедет 15 августа. Проходит еще три дня, и министр снова

меняет дату отъезда. Теперь он намечает отправиться в дорогу 3 августа,

чтобы 7 августа прибыть в Пинероль. Наряду с Вобаном Лувуа сопровождал судья

Налло. Позднее, в 1673 г., он расследовал дело об отравлении, в котором были

замешаны фаворитка короля и другие придворные, и, как считалось, сам был

отравлен. После смерти Налло его сестра передала Лувуа какие-то бумаги. Быть

может, это были документы, которые военный министр на всякий случай

предпочитал не хранить у себя. Лувуа пробыл в Пинероле три дня, за это время

успел посетить французского посла в Турине. Возвратился он в Париж лишь 26

августа, через две недели после отъезда из Пинероля. По прибытии в Париж его

уже ждала депеша из Пинероля от военного комиссара. Письмо это не

сохранилось, но в ответе Лувуа речь идет о неких "россказнях", о которых

министр не успел из-за занятости доложить Людовику XIV. А назавтра был

послан приказ короля, в котором приписывалось заменить губернатора Пинероля,

командующего крепостью и других, а главное, отправить гарнизонный полк в

глубь Франции, заменив его другой воинской частью. В чем был смысл этого

приказа? Его нельзя объяснить планами овладения Казалем - ведь эту операцию

провели только через два года. Речь шла не об укреплении гарнизона, а о

замене полка, который не считали надежным. Приехавший в Пинероль Вобан

занялся строительством новых фортификаций. По гипотезе М. Паньоля, все это

объясняется тем, что Людовик, ознакомившись с письмами Карла II к Генриетте,

узнал, что французские протестанты-заговорщики не оставили своих планов, что

они имели сообщников в гарнизоне Пинероля и знали, кто такой "маска", что

они, возможно, намеревались силой освободить его. И все это для освобождения

какого-то слуги, добавляет Паньоль, считая, что таким образом он приводит

доводы в пользу своей версии. Однако он подкрепляет ее лишь догадкой, что

вояж Лувуа связан с прочтением писем Карла II к принцессе Генриетте. Но

известно лишь, что поездка произошла вскоре после ознакомления короля с

корреспонденцией, а не вследствие этого ознакомления.

Мартин или Мартен?

Через восемь лет после своей первой работы о таинственном арестанте и

через три года после опуса Арреза М. Паньоль опубликовал еще одну книгу на

ту же тему "Секрет железной маски". В ней он пытается дополнительно

обосновать свою гипотезу, пытаясь ответить на возражения критиков, на доводы

в пользу кандидатуры Фуке (об этом ниже), привлечь документы, которые ранее

не привлекались историками при попытках разгадать старую тайну.

Первое возражение, которое должен был отклонить Паньоль, считавший

"маску" братом-близнецом Людовика XIV, сводилось к тому, что рождение

наследника престола происходило чуть ли не на глазах у 20 свидетелей. Было

бы невозможно скрыть от них, что королева Анна Австрийская разрешилась

двойней. Паньоль стремится доказать, напротив, что это было вполне возможно.

Он приводит данные о циркулировавших в Париже слухах, что королева родит

двойню. Может быть, это предсказание было результатом "утечки информации",

исходившей из придворных кругов.

Как бы то ни было, такое предсказание должно было встревожить Ришелье:

ведь рождение близнецов - это опасность, чреватая разжиганием гражданской

войны, в которой враждующие группировки могут использовать наличие двух

равноправных претендентов на престол. И всемогущий министр принял меры...

После рождения первого ребенка королева на четверть часа оставалась наедине

с повивальной бабкой Перронет, над младенцем был быстро совершен обряд

малого крещения. И пока Людовик XIII принимал поздравления в часовне по

случаю радостного события, пока отслужили благодарственный молебен, второго

новорожденного тайно унесли из покоев королевы и спрятали в одной из комнат

замка, чтобы ночью или назавтра увезти куда-то в деревню, где и воспитали

как незаконного сына какой-то придворной дамы. Между прочим, молебен,

вопреки традиции, отслужили не в соборе в присутствии тысяч людей, а в

часовне при участии всего около 40 избранных лиц. Возможно, что такое

непонятное изменение обычной процедуры было вызвано стремлением в шуме

благодарственною молебна оставить незамеченным похищение второго младенца.

Таким образом, Паньоль считает, что устранил одно из главных препятствий в

пользу выдвигаемой им кандидатуры. У Людовика XIV мог быть брат-близнец,

рождение которого могло остаться в тайне. (Разумеется, даже если признать

доказанным этот тезис, надо помнить, что речь идет лишь о возможности, а не

о факте рождения второго ребенка.)

Следующим шагом Паньоля было выдвижение гипотезы о том, кем же был

Эсташ Доже, если его нарекли этим именем только после ареста в июле 1669 г.

Для выяснения этого Паньоль обратил внимание на то, какие меры

предосторожности принимали как раз в этот и последующие месяцы по приказу из

Парижа в Пинероле. Сен-Мар помимо своей роты, насчитывавшей 66 человек, имел

право требовать помощи от командующего крепостью Пинероля маркиза де Пьенна,

под началом которого находились 700 солдат. Иными словами, здесь, на

границе, принимались меры для отражения возможного нападения. Целью такого

внезапного налета во время мира могло быть только освобождение кого-либо из

арестантов. А этим арестантом мог быть только "маска". Кто же и почему мог

попытаться освободить его? Для ответа на этот вопрос Паньоль обращается к

исследованию истории заговора Ру де Марсийи, одного из важных эпизодов

тайной войны во второй половине XVII в.

...Вернемся к маю 1668 г. и к уже хорошо известному нам по

предшествующим страницам сэру Самуэлю Морленду, к тому самому агенту

кромвелевской разведки, который с большой ловкостью потом переметнулся на

сторону Карла II. Морленд считал, что достаточно щедрых милостей от нового

правительства он не получил, и постоянно искал, где можно было бы прихватить

деньги. С этой целью он не брезговал своим привычным занятием - шпионажем -

и появился в резиденции экстраординарного французского посла Рювиньи, тоже

упоминавшегося ранее в нашей книге. Он прибыл в Лондон для ведения

переговоров по ряду специальных вопросов, касающихся, в частности,

судоходства, тогда как все остальные дела оставались в ведении приехавшего

через несколько месяцев постоянного посла Шарля Кольбера де Круаси. Надо

заметить, что Рювиньи пользовался особым доверием Людовика XIV. После отмены

в 1685 г. Нантского эдикта о веротерпимости король предложил в виде

исключения сохранить для протестанта Рювиньи право исповедовать свою

религию. Так Морленд появился в доме Рювиньи с крайне важной и тревожной

новостью. Англичанин сообщил послу, что собирается опубликовать трактат под

названием "История евангелических церквей Пьемонта" и что поэтому к нему

питают полное доверие и дружеские чувства протестантские эмигранты в

Лондоне, и среди них Ру де Марсийи. От него Морленд узнал, что готовится

заговор против французского короля. Чтобы Рювиньи сам убедился в правдивости

этого сообщения, Морленд пригласил посла к себе домой. Там, укрывшись в

одной из комнат, посол имел возможность услышать разговор за обеденным

столом между Морлендом и ничего не подозревавшим Ру. Сильно подвыпивший

заговорщик откровенно отвечал на вопросы, которые ему с большим искусством

ставил Морленд (список этих вопросов был составлен самим Рювиньи).

Сразу после этого 29 мая Рювиньи отправил известие Людовику XIV о

подготовке восстаний во многих провинциях Франции - в Провансе, Лангедоке,

Гиени, Дофине, Пуату, Нормандии, Бретани. Заговорщики имели связи со

швейцарскими кальвинистами и рассчитывали провозгласить республику в то

время, когда армии Людовика XIV будут заняты войной против коалиции

иностранных держав - Испании, Голландии и др. Но особенно тревожно было то,

что Ру имел беседы с Арлингтоном, в ходе которых соглашался на отделение

большинства из этих провинций от Франции и признание в качестве их правителя

младшего брата короля Карла II герцога Йоркского. (Здесь прервем на минуту

изложение доводов Паньоля, чтобы напомнить: это был тот самый Генри Беннет,

граф Арлингтон, который в январе 1668 г. заключил договор о тройственном

союзе между Англией, Голландией и Швецией. Для подрыва этого союза

французскому послу Кольберу де Круаси, прибывшему в Лондон в августе 1668

г., было поручено предложить Арлингтону огромную взятку и обязательство

уплачивать большую ежегодную пенсию. Таким образом, возможность секретных

переговоров между Арлингтоном и Ру весной 1668 г. как будто не противоречит

известным фактам.)

Рювиньи не ограничился подробным донесением о "заговоре Ру". О самом

главном он решил лично доложить Людовику и отправился с этой целью в Париж.

Получив все нужные сведения, французский король потребовал от Карла II

выдачи Ру, натурализовавшегося в Англии. Но заговорщик был заранее

предупрежден кем-то (вероятно, Арлингтоном) об этом требовании и поспешно

покинул британские пределы. Людовик XIV обещал за его поимку большую награду

- 300 тыс. ливров. После долгих розысков французская разведка обнаружила,

что Ру скрывается у одного из своих друзей в Швейцарии. В мае 1669 г.

небольшой отряд французских гвардейцев под командованием ни больше ни меньше

как знаменитого французского полководца маршала Тюренна, тайно пересек

швейцарскую границу и похитил Ру. 19 мая он был заключен в Бастилию.

Находясь в тюрьме, Ру требовал свидания с королем, обещая открыть ему важные

тайны. В ответ лишь министр Лионн приказал подвергнуть Ру допросу под

пыткой. После допроса Лионн объявил: "Намерения Ру - это сумасбродство

безумного". Паньоль сравнивает это заявление с характеристикой Ру, данной

ему Самуэлем Морлендом еще много ранее, 20 июля 1668 г., в письме к тому же

Лионну: "Ру - плохой француз, держащий столь странные речи, и главным

образом против короля в особенности, что это внушает ужас. Это заставляет

ожидать событий, от которых волосы встают дыбом". По мнению Паньоля, в

планах заговорщика не было ничего, что можно было счесть "странным" и

"безумным", как о том писали Морленд и Лионн. "Безумным" они, вероятно,

сочли утверждение Ру об участии в заговоре брата-близнеца Людовика XIV. Этот

аргумент Паньоля не представляется убедительным. В переписке сановников

абсолютистского государства и их приспешников заговорщики против короля

нередко именуются не только злодеями, но и безумцами. Подразумевалось при

этом, что, находясь в здравом уме, невозможно покуситься на священную особу

монарха, помазанника божьего. Кроме того (как пишет сам Паньоль в другом

месте своей книги), власти первоначально принимали Ру за опасного

преступника, а несколько позднее стали утверждать нечто прямо

противоположное: никакого заговора вообще не было, все, мол, сводилось к

пустой болтовне. Замечания Лионна, видимо, предвосхищали эту вторую, вскоре

ставшую официальной версию. Для выдвижения ее не требовалось даже особой

изобретательности, поскольку подобный прием не раз использовался

правительством и ранее, для того чтобы принизить значение его противников.

Не придавая поэтому особого смысла словам о "странных", "безумных" речах Ру,

как это делает Паньоль, последуем за ним в рассмотрении других обстоятельств

дела этого заговорщика.

Во время, когда в Бастилии Лионн продолжал вести допросы Ру, министр

получил депешу из Лондона, датированную 3 июня 1669 г. В ней посол Кольбер

де Круаси извещал о существовании некоего Мартина, бывшего слугой у Ру.

Лионн немедля ответил. "Нужно любой ценой доставить к нам этого слугу

Мартина". С 18 по 21 июня происходил суд над Ру. 21 июня состоялась его

публичная казнь колесованием. При казни рот Ру был завязан тряпкой. Почему

стремились помешать ему говорить, каких разоблачений могли опасаться власти?

Во всяком случае, конечно, не разоблачения переговоров с Карлом II и

его министром Арлингтоном. Но те оказались в очень неловком положении, тем

более что в Лондоне надеялись на получение очередной французской субсидии.

Карл II поэтому клялся Кольберу де Круаси, что знать не знал, ведать не

ведал о "заговоре Ру". В свою очередь, Людовик XIV столь же лицемерно делал

вид, что принимает за чистую монету эти заверения. В таких условиях Карл II

не мог отказать в настойчивой просьбе о выдаче или в согласии на похищение

Мартина. Кстати, в письме французского посла упоминается, что Мартин не

подчиняется "приказам своего государя". Следовательно, по мнению Паньоля,

как выяснилось, Мартин - француз. Так что его фамилию надо было произносить

по-французски: не "Мартин", а "Мартен".

Первый секретарь посольства Жоли попытался убедить Мартина поехать в

Париж и сообщить, что он знает о замыслах своего бывшего хозяина. Мартин

благоразумно отказался, ссылаясь на то, что он, мол, ничего не знает и

боится, что во Франции его упрячут в тюрьму. После того как стало известно о

казни Ру, тем более нельзя было рассчитывать на добровольную явку Мартина.

Прежде чем продолжить повествование, отметим, что этот эпизод плохо

согласуется с гипотезой, что Мартин (или по крайней мере тот Мартин, с

которым вел переговоры Жоли) был французом. Иначе и смысла не было

уговаривать его отправиться во Францию на расправу.

Посольство было озабочено и вопросом о выдаче сообщника Ру, некоего

Вейраса. Кольбер де Круаси писал Лионну 1 июля, что может попросить Карла II

организовать похищение Мартина и передачу его в Кале в руки французских

властей. Ответа Лионна в архивах не сохранилось. Это может свидетельствовать

о том, что тогда сразу Лионн не дал никакого ответа, или о том, что

положительный ответ на столь деликатный вопрос министр не рискнул доверить

бумаге и предпочел послать специального курьера в Лондон. Паньоль уверен,

что правильно последнее предположение, но обосновать его может только с

помощью дополнительной гипотезы. 4 (или 5) июля Карл II направил записку

своей сестре Генриетте, что посылает другое письмо к ней, которое привезет -

уже знакомый нам - аббат Преньяни. (Напомним: один из отпавших кандидатов на

роль "маски".)

Паньоль считает, что письмо, присланное с Преньяни, выражало согласие

на похищение Мартина. Между прочим, Преньяни должен был покинуть Лондон 4-5

июля, но задержался на один или два дня, поскольку письмо короля еще не было

готово. Это дополнительное доказательство того, что Карл II не хотел

переслать его с обычными курьерами. По мнению Паньоля, письмо содержало

согласие на просьбу французского посла выдать "слугу Мартина" и сообщение,

что того передадут через несколько дней в Кале французским властям. Правда,