21 Января 1605 г. Собрался парламент. По предложению нижней палаты были

приняты дополнительные ограничения для католиков, а 5 ноября - день

раскрытия "порохового заговора" - объявлен навечно днем вознесения

благодарственной молитвы. Захваченные живыми заговорщики сложили головы на

эшафоте. В предсмертной речи Гарнет предостерег католиков против участия "в

мятежных и изменнических предприятиях против короля". Таково было окончание

"порохового заговора".

Но такой ли была его история, какой ее традиционно представляют, следуя

официальной версии английского правительства? Впервые сомнение стали

высказывать в прошлом веке католические историки, исходя, разумеется, из

своих собственных мотивов. В литературе возник спор, не закончившийся и

поныне. Он выявил, насколько всесильный Сесил был заинтересован в "пороховом

заговоре", который дал желанный повод усилить репрессии против католиков.

Вряд ли можно сомневаться, что Сесил заранее что-то знал о планах Кетсби и

что его агенты-провокаторы действовали в рядах заговорщиков. Но это еще не

доказывает, что весь "пороховой заговор" был сфабрикован министром (на чем

особенно настаивают авторы-иезуиты, защищающие честь ордена). В истории

заговора многое остается невыясненным. Куда девали заговорщики огромное

количество земли, вырытой во время подкопа? Малоправдоподобно, чтобы они

могли незаметно разбросать ее в крохотном садике около дома или (как считал

известный английский историк С. Гардинер) выбросить в Темзу. Где заговорщики

добыли такую массу пороха, производство которого было государственной

монополией? Интересно, что, когда в связи с какими-то финансовыми расчетами

решили проверить данные о расходе пороха, хранившегося в Тауэре, это было

разрешено сделать лишь за период с 1578 по 1604 г. Расследование было

прекращено как раз в год "порохового заговора", а впоследствии сведения за

этот год и вовсе затерялись. В правительственной версии изложение

обстоятельств ареста Фокса полно противоречий. Исследования архивных

материалов показали, что судья Кок производил какие-то сложные подчистки и

исправления в протоколах допросов, снятых под пыткой с арестованных

заговорщиков.

Большая часть того, что мы знаем о заговоре, известна из исповеди

Томаса Винтера. Однако действительно ли сохранившийся ее экземпляр,

считаемый подлинником, написан Винтером? Он подписан "Winter", хотя сам

Томас Винтер в других случаях неизменно писал свою фамилию по-другому -

"Wintour". Имеется немало косвенных данных, заставляющих предполагать, что

действительный текст исповеди был переписан - с добавлениями и исправлениями

- кем-то другим, ловко подделавшим почерк Винтера. Им мог быть наш старый

знакомец Томас Фелиппес, сыгравший роковую роль в гибели Марии Стюарт. После

воцарения Якова, который любил сохранять внешние приличия, шпион был уволен

со службы и переведен на пенсию. Фелиппес на собственный страх и риск

завязал провокационную переписку с английскими эмигрантами на континенте и

угодил в Тауэр за самовольное вмешательство в государственные дела. Но через

некоторое время он был выпущен из тюрьмы по ходатайству его бывших

сослуживцев - Левинса Мунка, правой руки Сесила, и коменданта Тауэра Уильяма

Уода. У Роберта Сесила были в подчинении и другие эксперты по подделке

документов. Если "пороховой заговор" был действительно спровоцирован

Сесилом, ловкий министр мог заронить мысль о взрыве парламента в голову

Кетсби, прибегнув к помощи лорда Монтигла. Через него же, вероятно, Кетсби

был осведомлен о том, что король будет присутствовать на заседании

парламента. Юридически оно являлось не открытием новой сессии, а

возобновлением работы старой. В таких случаях король обычно не появлялся в

парламенте, исключение было решено сделать потому, что в 1605 г. предстояло

обсуждение особо важного вопроса о законодательной унии с Шотландией. О

решении короля прибыть в парламент заранее было известно только очень узкому

кругу. И все же Кетсби, близкий к придворной среде, мог узнать об этом

решении не только от Монтигла.

Сцена в замке Хокстон, очевидно, была заранее разыгранным

представлением. Сесил хотел, вероятно, таким путем предоставить возможность

тщеславному королю самому разъяснить туманный смысл письма и считать, что он

лично разоблачил заговор. Несомненно, что Сесил имел не одного своего шпиона

в среде заговорщиков, в их числе мог быть и Томас Уорд. Очень двусмысленна

роль Трешама, с арестом которого Сесил медлил несколько дней и который умер

в Тауэре до суда (официально - от удушья) при довольно подозрительных

обстоятельствах. Правда, "предосторожности" в отношении Трешама могли быть

вызваны тем, что он слишком много знал о роли Монтигла. Некоторые

исследователи считают, что правительственным шпионом мог быть один из

главных организаторов "порохового заговора" - Томас Перси.

В 1967 г. в издательстве Оксфордского университета вышла книга

литературоведа Б. Н. Де Луна, в которой высказывается предположение, что

????аюнтом Сесила был известный драматург Бен Джонсон, встречавшийся с

Кегсби. По-видимому, попытки Бена Джонсона оправдать свою роль можно

усмотреть в его трагедии на сюжет из древнеримской истории "Заговор

Катилины" (эта пьеса была впервые поставлена на сцене в 1611 г.).

Министр, несомненно, многое знал о заговоре, особенно о том, что

касалось подготовки католического восстания. Ему об этом сообщали агенты и в

Англии, и за рубежом; было получено также предостережение от французского

короля Генриха IV. И все же это еще не доказательство, что весь заговор -

результат умелой провокации Роберта Сесила...

Английское новое обуржуазившееся дворянство и буржуазия выиграли еще

один раунд в длительной борьбе против католической реакции и ее верного

орудия - иезуитского ордена. Однако уже в первые годы правления Якова I

выявилось, что английский абсолютизм перестал играть прогрессивную роль; он

вступал во все большее противоречие с интересами буржуазии и нового

дворянства. Абсолютизм начинает искать поддержку у своих недавних врагов - у

тех слоев дворянства, которые не были затронуты новым капиталистическим

развитием страны и тяготели к старым феодальным порядкам, делает шаги к

примирению с католической церковью постепенно претерпевает изменение и

внешняя политика Англии, которая заключила мир с Испанией.

В этой связи оживилась деятельность испанской разведки в Британии.

Испанский посол Хуан де Таксис стал щедро сыпать золотом в Лондоне. Его

преемник опытный и умелый дипломат Гондомар быстро приобрел большой вес при

дворе Якова I. Гондомар создал в Англии шпионскую сеть, состоявшую из

профессиональных разведчиков. Он не брезговал покупать новости и "поштучно".

В его бумагах можно прочесть такие записи: "Г. Ла Форесту и другим лицам во

французском посольстве за ценные новости - 4533 реала; слуге министра Лейка

за изложение важных депеш - 300 реалов; лицу, которое дало мне копии

договоров... из английских архивов, - 1200 реалов".

Гондомар вкрался в доверие к Якову и под видом дружеских расспросов

выведывал у короля его планы. Однако собеседник испанского посла оказался

натурой на редкость капризной и склонной к надувательству, причем по

прихоти, а не ради каких-либо определенных целей. После встречи с Яковом

испанцу всякий раз приходилось ломать голову над тем, что из выуженных им у

его коронованного приятеля сведений соответствовало действительности, а что

было только порождением причудливой королевской фантазии. Так как речь шла о

намерениях Якова, только ему до конца известных, а король говорил правду или

лгал без всякой задней мысли, просто по наитию, то задача, которую

приходилось решать послу мадридского двора, была совсем не из легких.

Значительную часть черновой работы аристократ Гондомар оставлял на долю

посла эрцгерцога Альберта, тогдашнего наместника (формально суверенного

правителя) испанских Нидерландов Жана Батиста ван Мале. Этот выбившийся из

писцов дипломат занимался вербовкой на испанскую службу всякой мелкой сошки.

Так, например, в августе 1620 г. он усердно пытался подкупить

правительственного шифровальщика, некоего Винсентио, который еще до этого

отсидел шесть лет в Тауэре за связи с испанской разведкой. Ван Мале хотел

побудить Винсентио отказаться расшифровывать важные письма испанского посла

в Вене к эрцгерцогу Альберту, перехваченные английскими разведчиками.

Винсентио предлагались деньги - разумеется, с прямо противоположной целью -

также и от имени голландского посла. Все договаривающиеся стороны

торговались при этом как на рынке. Вдобавок, прежде чем платить, ван Мале

хотел убедиться в качестве "товара", которым в данном случае была

способность Винсентио раскрыть испанский шифр. От продавца потребовали

принести образчик его изделия. А тем временем английские власти спохватились

и предложили Винсентио поторопиться с расшифровкой, если он не желает

познакомиться с пыточной камерой. Словом, опытные шифровальщики были в цене.

Долгое время историки не знали, что приключилось с Томасом Фелиппесом после

событий, связанных с "пороховым заговором". След отыскался в переписке

Гондомара. В 1621 г. испанец сообщал о намерении подкупить и отправить во

Фландрию этого "бесстыдного старика, которому перевалило за семьдесят".

Напротив, английская разведка приходила в упадок уже в последние годы

жизни Роберта Сесила (он умер в 1612 г.). Сесил сам согласился получать

крупную пенсию от испанского двора и не был намерен особенно усердно

разыскивать своих сообщников. Сменившие Сесила руководители секретной службы

больше использовали ее не для борьбы против враждебных держав, а для

наблюдения за своими противниками при дворе. Они не могли соперничать с

Гондомаром, приобретшим к тому же влияние на самого Якова I.

Тем не менее случались неудачи и у ловкого испанского посла. Особенно

странным было то, что происходило с депешами Гондомара, которые он направлял

в Мадрид. Там копии с них каким-то неведомым путем добывал английский посол

сэр Джон Дигби, расшифровывал места, написанные кодом, и пересылал свою

добычу в Лондон Якову I. Это происходило в течение многих лет вопреки

бессильному гневу Гондомара. Правда, в Лондоне верные люди немедленно

ставили в известность посла, что его очередная депеша в Мадрид доставлена

английскому королю. Обычно эту новость сообщал Гондомару подкупленный

придворный. Тщетно Гондомар менял шифры и курьеров, просил, чтобы в Мадриде

его донесения попадали только в руки абсолютно доверенных лиц. Тщетно

"главный шпион" дон Андре Веласкес де Веласко засылал все новых и особенно

доверенных лазутчиков в английское посольство. Напрасно испанский министр

герцог Лерма расставлял ловушки членам Государственного совета и их клеркам,

пытаясь обнаружить предателя.

Источник информации так и не был обнаружен. Гондомар решил, что это все

же кто-то из членов Государственного совета. Через много лет, уже вернувшись

из Испании, Дигби, уступая настойчивым просьбам Гон-цомара, раскрыл секрет.

Депеши перехватывались и копировались, пока курьер отдыхал на последней

почтовой станции неподалеку от испанской столицы. Остается неизвестным,

сообщил ли Дигби правду или и в этом случае попытался провести за нос своего

удачливого коллегу.

Джону Дигби удалось навлечь подозрение испанских властей на отца

Кресуэлла, который десятилетиями был при испанском дворе вырази гелем

взглядов английских эмигрантов-католиков. Основой для слухов послужили

беседы, которые лукавый дипломат вел, соблюдая видимость тайны, с Кресуэллом

по вопросу о дозволении молодым англичанам поступать в иезуитские семинарии.

В феврале 1613 г. испанский главный министр герцог Лерма даже приказал

провести полное расследование деятельности Кресуэлла, окончившееся, впрочем,

благополучно для одураченного иезуита. Тем не менее генерал ордена счел за

благо удалить Кресуэлла из Мадрида.

Между прочим, Дигби имел возможность на основе донесений Гондомара

составить полный список лиц, которым выплачивались пенсии из Мадрида. Среди

них было много приближенных Якова. Однако сэр Джон Дигби имел достаточно

такта, чтобы не включить в этот список самого короля, также получавшего

немалую испанскую субсидию.

Одним из удачливых разведчиков стал английский посол в Венеции сэр

Генри У от гон. Это ему принадлежит известное определение обязанностей

посла: "Муж добрый, отправленный на чужбину, дабы там лгать на пользу своей

страны". Тому же Уоттону приписывают и такой совет молодому дипломату:

"Всегда говорите правду, так как вам никогда не будут верить. Таким способом

только вы будете знать правду, а ваши противники окажутся в невыгодном

положении". Другим видным дипломатам "та идея пришла в голову лишь со

столетним запозданием.

Уоттон прошел длительную выучку участника придворных интриг, одно время

был секретарем графа Эссекса, но оставил эту службу, прежде чем фаворит впал

в немилость. В 1602 г. Уоттон тайно прибыл в Венецию, именуя себя Октавио

Бальди. Герцог Тосканский послал его в Шотландию предупредить Якова о

подготовлявшемся против него очередном заговоре. Подобное поручение снискало

Уоттону расположение шотландского короля, который после вступления на

английский престол отправил сэра Генри послом в Республику Святого Марка. На

этом посту и развернулись способности Уоттона как руководителя секретной

службы. Обстановка в Венеции мало благоприятствовала проявлению талантов

иностранных разведчиков. Чиновников, просто замеченных в беседе с

иностранными дипломатами, без долгих слов приговаривали к пожизненному

тюремному заключению. Приходилось действовать с крайней осторожностью, к

тому же мешал недостаток средств - Уоттону давали всего 400 ф. ст. в год,

большую часть из которых надо было тратить на содержание посольства и оплату

курьеров. Для пополнения этой суммы Уоттон принял пенсию герцога Савойского,

продавая добытую им информацию правительствам, находившимся в дружественных

отношениях с Англией. Венецианцы получали от него за соответствующую мзду

сведения об иезуитском ордене, с которым республика находилась в то время в

крайне враждебных отношениях. Уоттон имел своих лазутчиков не только в самой

Венеции, что было, как уже отмечалось, вовсе не простым делом, но также в

Риме, Милане, даже в отдаленной Турции. Агенты Уоттона перехватывали в

дороге чужую дипломатическую корреспонденцию, уделяя особое внимание почте

иезуитов. "Должен признаться, что имею особую склонность к пакетам, которые

посылают или которые адресованы этим святым отцам", - иронически сообщал

Уоттон. Корреспонденция "Общества Иисуса" после снятия с нее копий

отправлялась строго по назначению.

Английские разведчики неоднократно прямо выступали глашатаями и

проводниками британской внешней торговой и политической экспансии. В этом

убеждает история русско-английских отношений, которые приобрели регулярный

характер во второй половине XVI в. В инструкции английскому послу Рэндолфу в