XVI или Ферзен, так как в числе предков Марии-Антуанетты была герцогиня

Елизавета Шарлотта Орлеанская (жена герцога Лотарингского) -

представительница младшей ветви Бурбонов.

Ненависть Марии-Антуанетты к кардиналу Рогану, ставшая прологом к

пресловутому "делу об ожерелье", была вызвана тем, что он, будучи в 1772 г.

(за два года до ее отъезда во Францию) послом в Вене, распространял слухи о

ее распутстве, в частности что она была любовницей графа д'Артуа, и снимал

копии с ее писем, компрометирующих молодую австрийскую принцессу.

Вспомним "дело об ожерелье". В чем причина явного благоволения властей

к содержавшейся в тюрьме Ла Мотт? Возможно, что причиной были угрозы ее мужа

Марка-Антуана Николя Ла Мотта из Лондона, если не освободят жену,

"обнародовать документы, публикации которых опасаются". Это объясняет

посещение Жанны в тюрьме близкой подругой королевы княгиней Ламбаль, пенсию,

которую неожиданно стали выплачивать семье преступницы, обещание перевести

Жанну из тюрьмы в монастырь и, наконец, легкость, с которой она бежала из

заключения, наводящая на мысль, что при этом опять-таки не обошлось без

потворства со стороны власть имущих, в их числе мог быть и ее бывший

любовник граф д'Артуа.

Амбелен повторяет утверждение, что герцог Брауншвейгский, который

вовлек Ферзена в ряды масонов, снабдил Наундорфа во время нахождения того в

Швейцарии бумагами, удостоверявшими его происхождение. Но ведь герцог

Брауншвейгский, глава большой части германских масонов, умер в 1792 г. и

никак не мог совершить это, поскольку дофин (даже чисто теоретически) мог в

любом случае оказаться в Швейцарии только после 1793 г. или 1794 г.

Р. Амбелен, со ссылкой на конкретно указанные им фонды государственного

архива в Мадриде, утверждает, что назначенный на должность воспитателя

дофина Антуан Симон был в действительности роялистским агентом. В донесении

другого разведчика из Парижа от 5 марта 1794 г., полученном через посла

мадридского двора в Венеции министром иностранных дел Годоем, говорилось:

"Уже давно Симон - один из наших людей, и он детально информирует нас о том,

что происходит, в чем Ваше Превосходительство могли убедиться из моих

донесений в течение ряда месяцев". В этом письме подробно со ссылкой на

предшествующие донесения говорится об услугах, которые он оказывал

роялистскому подполью до и после своего удаления с поста воспитателя дофина.

Можно, конечно, усомниться в правдивости этой информации, которая поступала

не только в Мадрид или в Лондон и прямо и косвенно восходит к "Парижскому

агентству" и графу д'Антрегу. Однако эти сведения о роли Симона находят как

будто подтверждение в вопросе, с помощью которого герцогиня Ангулемская

решила разоблачить одного из мнимых дофинов, Матюрена Брюно, во время суда

над ним в Руане:

- Что Симон поручил вам передать мне и что вы мне дали в день, когда я

обрезала ваши волосы?

Этим вопросом она вроде бы давала понять, что Симон передал через

дофина его сестре какое-то секретное сообщение от роялистов. Однако не

исключено, что речь идет о вопросе-ловушке для разоблачения обманщика или

что этот эпизод является вымыслом от начала до конца.

Жена Антуана Симона - Мария-Жанна после казни мужа была посажена в

тюрьму, но менее чем через месяц, 24 августа 1794 г., была выпущена на волю.

Возможно, оказавшись на свободе, она что-то неосторожно выболтала. Во всяком

случае, весной 1796 г. Марию-Жанну по ее просьбе заключили в приют для

неизлечимых больных, где она оставалась вплоть до смерти 10 июня 1819 г. В

годы Реставрации она находилась под наблюдением полиции. Полицейские отчеты

свидетельствуют, что "вдова Симон" оставалась в здравом уме и твердой

памяти. Мария-Жанна неоднократно говорила разным людям, что дофину удалось

бежать из Тампля и что вместо него там поместили какого-то смертельно

больного ребенка. Это же она подтвердила, исповедуясь перед смертью.

В акте медицинского вскрытия тела дофина, подписанном четырьмя врачами,

указывалось, что, как "им было сказано", речь идет о сыне бывшего короля и

что двое из них (речь шла о П. Лассю и Н. Жанруа) узнали в нем ребенка,

которого они лечили в течение нескольких дней, а это опять-таки совсем

неравнозначно тому, что они узнали в нем Шарля Луи. Не были названы ни

сестра дофина, содержавшаяся в Тампле, ни вдова Симона, ни члены Конвента,

многократно видевшие дофина и до, и после падения монархии. Родная сестра

Марии-Антуанетты неаполитанская королева Каролина, фактически управлявшая

страной при своем ничтожном супруге, писала 8 октября 1794 г. маркизе Осмон,

что совершенно не верит сведениям о смерти дофина ("юного короля") в Тампле.

В 1840 г. маркиза Бролье-Солари, бывшая придворная дама Марии-Антуанетты,

засвидетельствовала перед нотариусом, что зимой 1803 г. присутствовала при

беседе своего мужа с Баррасом. Бывший директор негодующе воскликнул по

адресу Наполеона: "Я еще доживу до того, чтобы увидеть повешенным этого

корсиканского злодея! Он проявил неблагодарность ко мне и выслал меня из

страны за то, что я его сделал тем, кем он стал. Но он не преуспеет в своих

преступных планах, так как существует сын Людовика XVI". Об этом секрете от

того же Барраса, вероятно, знала Жозефина, а от нее - Наполеон.

Есть свидетельство того, что это не было тайной для Людовика XVIII. В

склепе аббатства Сен-Дени, где были перезахоронены останки Людовика XVI и

Марии-Антуанетты, Людовик XVIII приказал установить два медальона. На первом

были указаны сведения о старшем брате дофина, умершем в детстве: "Луи Жозеф

Ксавье Франсуа. 22 октября 1781 - 4 июня 1789. Версаль". На втором же

значилось: "Людовик XVII, король Франции и Наварры". Дата рождения намеренно

была опущена, чтобы не указывать дату кончины. Может, Людовик XVIII

располагал сведениями от собственной агентуры, а может, от того же Барраса,

с которым состоял в тайной переписке в бытность того членом Директории.

В литературе собрано много свидетельств родственников влиятельных

политиков времен Реставрации и самих представителей правящей династии, будто

они слышали о том, что Людовик XVII жив и что известно место его нахождения.

Не было ли связано с "тайной Тампля" дело об одном убийстве, наделавшее

немало шума в первые годы Реставрации? 20 марта 1817 г. в Родезе был

обнаружен труп крупного судебного чиновника Антуана-Бернардена Фюальде,

некоторое время назад вышедшего в отставку. Подозрения пали на некого

Банкаля, содержавшего дом свиданий. Банкаль подвергся аресту вместе с женой

и дочерью, были посажены за решетку также контрабандист Баш, батрак Бускье,

отставной солдат Колар, его любовница Анна Бенуа и сосед Банкаля, некий

Мисонье. Состоялся судебный процесс. Но его результаты были отменены

кассационным судом из-за каких-то формальных нарушений. Кстати, было

установлено, что во время следствия у обвиняемых "выбивали" признания.

Банкаль передал прокурору через какого-то незнакомца в зеленой одежде,

посетившего его в камере, записку со своей "исповедью". На другой день

Банкаля нашли мертвым; на теле были обнаружены следы, которые могли

свидетельствовать об отравлении. Результаты судебно-медицинского вскрытия не

исключали такой возможности. Однако было все-таки признано, что смерть была

следствием плохого состояния здоровья. Ливреи зеленого цвета носили егеря

графа д'Артуа; оружием, которым был убит Фюальде, был плохо отточенный

охотничий нож.

Согласно "исповеди" Банкаля, в убийстве участвовали близкие погибшего -

его крестник Бастид-Грамон и зять Жосьон. Его показания подтвердила жена

сборщика налогов Манзона, которая использовала дом Банкаля для свиданий со

своими любовниками. Она заявила, что присутствовала при убийстве и молчала,

опасаясь за свою жизнь. Впрочем, свидетельница в своих показаниях часто

противоречила сама себе, пытаясь как-то спасти свою репутацию, и даже

утверждала, что никогда не бывала в доме Банкаля. В конечном счете мадам

Манзон перекочевала из свидетелей на скамью подсудимых. Новый суд в мае 1818

г. после пяти недель заседаний приговорил Бастид-Грамона, Жосьона, Колара,

Баша и жену Банкаля к смертной казни, но двоим последним за чистосердечное

признание и помощь суду казнь была заменена пожизненным заключением. В

отношении мадам Манзон прокурор отказался от обвинения. Более того, она

получила под каким-то искусственным предлогом пожизненную правительственную

пенсию, а ее сын был принят за казенный счет в королевский колледж в Ниме. 5

июля 1818 г. Бастид-Грамон, Жосьон и Колар были гильотинированы, но до

последнего дыхания они заявляли о своей невиновности.

Обращали на себя внимание шаткость доказательств против Бастид-Грамона

и Жосьона, отсутствие у них видимых мотивов для совершения преступления.

Вдобавок батрах Бускье, присужденный лишь к году тюрьмы, а позднее жена

Банкаля и мадам Манзон перед смертью в своих заявлениях, независимо друг от

друга, отказались от показаний, которые были сделаны ими с целью смягчения

своей участи. Последующее изучение архивов показало, что правительство

почему-то стремилось добиться обвинительного приговора, не останавливаясь

перед давлением на суд и "подбором" нужных присяжных. Один из членов суда

получил нагоняй от начальства за свои вопросы, которые подтверждали

несостоятельность необходимых для обвинения показаний, и прямой приказ не

проявлять впредь ненужной любознательности.

Вместе с тем власти почему-то хотели видеть на скамье подсудимых еще

одного человека - нотариуса Бесьера-Вейнака. Но, к счастью, он имел

неопровержимое алиби. Свидетелями, показаниями которых оно было установлено,

являлись члены апелляционного суда в Тулузе. Но вскоре они почему-то были

уволены с занимаемых должностей.

Конечно, можно было объяснить убийство Фюальде местью ультрароялистов.

Ведь он во время Ста дней преследовал тех сторонников Бурбонов, которые при

первой Реставрации были организаторами жестокого белого террора. Речь шла о

тайных обществах "Сподвижники Ииуя" (по имени израильского царя, получившего

от пророка Елисея миссию наказать династию Ахава) и "Вердеты" (название

происходило от зеленой повязки на правой руке).

Но уже во время процесса молва упорно связывала убийство Фюальде с тем,

что он обладал бумагами, удостоверявшими похищение дофина из Тампля.

Однако прямых доказательств этого отыскать не удалось. Современники

считали, что Фюальде мог получить бумаги о похищении дофина от Барраса или

от маршала Дюрока, которому они были переданы на хранение Наполеоном.

(Дюрок, герцог Фриульский, был убит в сражении 22 мая 1813 г.)

Малоправдоподобно получение бумаг от Барраса, поскольку Фюальде проявил себя

ревностным слугой Наполеона, ненавистного бывшему члену Директории. Но пока

не найдено свидетельство существования связей между Дюроком и Фюальде.

Бумаги могли быть получены также от доктора Николя Жанруа, который

лечил дофина до падения монархии и подписал акт о результатах

судебно-медицинского вскрытия трупа ребенка, умершего в Тампле. Оба, Жанруа

и Фюальде, были масонами - членами организации "Великий Восток" и, вероятно,

хорошо знали друг друга. Но это еще никак не доказывает, что Жанруа передал

Фюальде бумаги об увозе дофина из тюрьмы...

Теперь несколько слов о трагической судьбе герцога Беррийского.

Сохранившиеся документы (в том числе полицейские донесения) указывают на то,

что о предстоящем покушении на жизнь герцога Беррийского властям стало

известно по крайней мере за две недели до 13 февраля, когда он был убит

ремесленником Лувелем. Нечто подобное, как напоминают исследователи,

происходило за два века до этого, незадолго до убийства Генриха IV.

Возможность такого убийства казалась реальной из-за множества врагов,

которых имел ненавистный непримиримым католикам Генрих Наваррский или

республиканцам - наследник престола герцог Беррий-ский, с именем которого

связывали надежду на увековечение династии Бурбонов. В случае, если в

феврале в действительности готовился заговор, непонятно, каким образом слухи

об этом докатились до различных городов - ведь они были зафиксированы помимо

Парижа в Руане, Орлеане, Нанте и ряде других мест, включая глухие деревни.

Стало быть, данная аналогия не есть еще доказательство, что как в первом,

так и во втором случае существовал заговор, тем более что сведения о нем еще

ранее получили распространение.

Вместе с тем имеются сведения, что у герцога Беррийского испортились

отношения с его дядей Людовиком XVIII и влиятельным премьер-министром

Деказом. Существуют записанные несколько десятилетий спустя показания ряда

современников, будто они были свидетелями того, как герцог Беррийский

требовал от Людовика XVIII уступить престол законному королю Наундорфу. Р.

Амбелен считает, что герцог Беррийский как член узкого Королевского совета

выдвинул это требование после того, как был ознакомлен с документами,

похищенными у убитого Фюальде. Историк приводит вдобавок немало косвенных

данных о том, что Лувеля подтолкнули к покушению люди, действовавшие по

поручению Деказа (впрочем, подобные подозрения высказывались уже его

современниками).

Все новые и все более бездоказательные гипотезы. Одна из последних

"неортодоксальных" работ - уже упоминавшееся двухтомное сочинение М. Раски

под сенсационным заголовком "Французская революция: семейное дело" (Париж,