1747 Г. Он получил назначение на пост английского представителя в Льеже, а

через восемь лет был переведен в Кельн, откуда в 1759 г. его изгнали

наступавшие французы. После этого Креснера снова перебросили в Нидерланды,

причем в переписке указывалось, что в создавшейся обстановке наилучшим

прикрытием будет аккредитование его при голландском правительстве. В 1763 г.

Креснер-уже посланник при имперском сейме в Регенсбурге, позднее занимает

такую же должность в Кельне и Майн-це. Однако по крайней мере до конца 60-х

годов все эти посты были лишь ширмой, скрывавшей подлинную деятельность

Креснера, который был руководителем крупной шпионской организации,

собиравшей информацию о Франции, ее армии, флоте, финансах. В числе агентов,

которых Креснер использовал еще в 40-х годах, были некий шевалье Гийом

Этзлер и доктор Фоконе. Во время войны за австрийское наследство не менее 72

французов являлись агентами английской секретной службы. Напротив,

версальский двор не имел на территории Англии ничего, что хотя бы отдаленно

напоминало такую разведывательную сеть.

Не все шпионы стремились прямо получать плату звонкой монетой. Так,

например, некоторые из бывших якобитов готовы были работать на английскую

разведку за право вернуться в Англию (что иногда было связано и с

возвращением их владений). Так, граф Меришел получил это право, своевременно

сообщив о заключении Францией и Испанией в 1761 г. так называемого Третьего

семейного союза.

Как и прежде, в задачу британского поота зачастую входил шпионаж не

только против страны, при правительстве которой он был аккредитован, но и

против соседних государств. Так, лорд Стейр, будучи послом в Париже, имел

шпионов в ряде стран (например, в Испании в 1720 г. некоего Уилкинса).

Английский посланник в ганзейских городах Уич нанял шпиона в Дрездене Якоба

Дейлинга, которому платил 60 ф. ст. в год. Английские контакты с

государствами Северной Африки (включая алжирских пиратов) во многом были

связаны со стремлением получать информацию о передвижениях французского

флота в Средиземном море. Поскольку речь шла о шпионаже, проводившемся

дипломатическими ведомствами, роль резидентов, как правило, брали на себя

послы. Лишь в редких случаях разведчики поддерживали прямые связи с

министерством иностранных дел в Лондоне.

Когда, особенно в недружественных столицах, в деятельности британских

послов главным становилось их участие в тайной войне, они приобретали

репутацию разведчиков, прикрывшихся дипломатическим иммунитетом.

Подполковник Роберт Кэмпбелл, отправленный в 1757 г. в Стокгольм с целью

дипломатического зондажа, должен был доложить начальству, что шведы

рассматривали его как "шпиона с верительными грамотами". Бывали и еще более

досадные казусы. Британский посол в Петербурге во время Семилетней войны

(1756-1763 гг.) Чарлз Хенбери Уильяме считался ходатаем по делам союзника

Англии - прусского короля Фридриха II и с полным на то основанием, так как

настойчиво пытался подкупить всех способных помочь ему в этом, начиная с

супруги наследника престола - будущей Екатерины II. Поэтому Уильяме совсем

напрасно жаловался в письме в Лондон, что злые языки советовали императрице

Елизавете Петровне смотреть на него "более как на прусского шпиона, чем на

английского посла".

Старое соседствовало с новым. Предпринимались даже попытки возродить

такие давние приемы тайной войны, как использование самозванцев, широко

применявшееся, например, в Англии в конце XV в. или в России в начале XVII

в. Во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. на Западе в различных кругах

возникла мысль о возможности создать затруднения для правительства Екатерины