1671 Г., и он был поэтому лучше, чем сюринтендант, осведомлен о том, что

творилось в придворных сферах. Фуке мог ему сообщить лишь о секретах,

связанных с заключением в Пине-роле, особенно о непонятном письме к нему

Лувуа относительно Доже, о том, что того не разрешали держать в помещении,

когда в него входил герцог или кто-либо другой. Не сообщил ли Фуке о том,

что Доже при смерти и что он опасается попасть в одиночку взамен слуги? Как

бы то ни было, Лозен ничего не поведал о тайнах Фуке и даже заведомо ложно

рассказывал, что, вероятно, его друга освободили незадолго до смерти.

Возможно, это молчание было платой за освобождение самого Лозена (как раз в

марте 1680 г. он вел особую переписку с Лувуа). Герцог был превращен в

свидетеля, подтвердившего официальную версию о смерти Фуке.

Добавим, что ни одного из заключенных, кроме Фуке, при перевозке не

сопровождал такой эскорт, который следовал за "маской". И наконец, на

содержание "маски" тратили, по существу, столько же, сколько расходовали на

Фуке, - во много раз больше, чем на других заключенных (кроме Лозена) и тем

более "слуг" вроде Доже, которых держали на крайне скудном пайке.

Фуке был "самым старым заключенным" Сен-Мара, таким фигурирует и

"маска" в переписке. К 1703 г. ему должно было быть 89 лет, но таких случаев

долголетия можно привести не так уж мало среди современников Фуке,

придворных, представителей дворянской знати и высшего чиновничества (Аррез

приводит такие примеры). Мать Фуке дожила даже до 91 года.

Мы изложили все существенные доводы, приводимые Аррезом в пользу своей

теории. Нетрудно заметить, что они не доказывают "самого малого" - что Фуке

действительно не умер 23 марта 1680 г. Более того, эти аргументы не

свидетельствуют, что Лувуа и Кольбер страшились возвращения Фуке ко двору,

что они рассматривали этого давно поверженного соперника, проведшего уже

почти два десятилетия в заключении, в качестве опасного противника. Ничто не

доказывает, что 65-летний сюринтендант, после долгих лет заключения

растерявший своих сторонников, якобы мог стать вождем лагеря, который бы

противостоял Кольберу и Лувуа. Если бы это было действительно так, то

Кольбер и Лувуа, по словам Арреза, макиавеллисты, настаивавшие во время

процесса Фуке, чтобы его приговорили к повешению, конечно, нашли бы с

помощью Сен-Мара средство отделаться от врага, а не разыгрывать комедию с

его мнимой смертью и превращением в "маску". Тем менее было у министров, а

после смерти Кольбера и Лувуа - у их преемников резона продолжать эту

комедию после "официальной" смерти Фуке еще на протяжении более 23 лет,

когда сам узник уже давно должен был превратиться в дряхлого старца. Мы уже

говорили и о том, насколько неубедительны утверждения Арреза, что Людовик

XIV был просто марионеткой Лувуа и Кольбера, а после смерти своих знаменитых

министров - игрушкой в руках их родственников, в том числе совсем еще юного

Барбезье. Не прибавляет убедительности метод, при котором источники

понимаются то в прямом, то в обратном смысле, прямо противоположном

написанному (например, при упоминании одного арестанта иметь в виду другого

и т. п.).

К названию своей книги "Железная маска" Аррез добавил подзаголовок

"Наконец разгаданная тайна". Вернее было бы сказать, что эта книга сделала

старую тайну еще более непроницаемой, так как доводы Арреза против реальной

кандидатуры на роль "маски" - Эсташа Доже нельзя сбрасывать со счетов.

Аррез, как и некоторые его предшественники, прежде всего М. Паньоль,

подчеркивает, что до нас дошла очень небольшая часть переписки Сен-Мара с

его начальством и что уничтожена была сознательно та часть корреспонденции,

которая могла дать ключ к разгадке тайны. Тем более что Сен-Мар сам не раз

отмечал, что в дополнение к официальным донесениям отправляет с доверенными

курьерами еще и частные письма. Все они исчезли. Вместе с тем Аррез встал на

путь домыслов насчет содержания утерянных писем и устных предписаний. Это

вряд ли путь, ведущий к цели. Ведь, встав на него, можно, например,

допустить, что в какой-то момент Сен-Мару был доставлен еще один узник, о

котором было приказано не упоминать ни единым словом в официальной

переписке, и, опираясь на такую гипотезу, дать новую трактовку всей

известной корреспонденции (а также по-новому представить размещение

заключенных по камерам тюрьмы Пинероля, чем усердно занимался Аррез).

Конечно, это произвольное предположение, но оно в одном ряду с догадкой, что

Лувуа и Сен-Мар в своей переписке только и думали, чтобы сбить со следа

будущих исследователей истории "маски". Подобный домысел нетрудно

обосновать, используя "метод" Арреза: "удобные" показания принимать на веру,

а все не укладывающиеся в схему свидетельства объявлять следствием

дезинформации.

Если бы Фуке был "маской", непонятно, зачем ему давали возможность

встречаться с Лозеном, а позднее - с семьей (если исключить объяснение, что

все это было игрой с целью скрыть дальнейшую судьбу бывшего сюринтенданта).

Поэтому можно считать, что именно он умер в Пинероле - может быть,

насильственной смертью (был отравлен Доже).

Но загадка остается. Осудить сюринтенданта за злоупотребления, вернуть

казне награбленные им и его приближенными десятки и сотни миллионов ливров,

превратить подсудимого в козла отпущения за ненавистную народу политику

налогового гнета в период правления Мазарини, одним словом, использовать в

полной мере все политические выгоды, которые можно было извлечь из падения

Фуке, - это одно дело. Но не смягчение, а, вопреки обычаю, вынесение более

сурового судебного приговора было уже необычным для короля. Возможно,

впрочем, здесь не обошлось без влияния Кольбера. Людовик XIV уже через

несколько лет после осуждения Фуке простил его главных помощников. А самого

Фуке королевская милость коснулась лишь тогда, когда он находился на краю

могилы. Ла Ривьер и Доже после смерти Фуке вместо освобождения были обречены

на пожизненное заключение. Наиболее вероятная причина - они знали "секреты

Фуке". Конечно, такой человек, как сюринтендант, будучи приближенным

Мазарини и находясь во время его правления в самом центре придворных интриг,

мог быть посвященным в какие-то тайны. Но в какие? Вероятно, они прямо

затр"ливали интересы короля и династии Бурбонов, иначе, если бы речь шла

только о ненависти к Фуке со стороны Кольбера, он вряд ли мог бы убедить

Людовика XIV в необходимости десятилетиями держать Фуке в строжайшем

заключении. Такая беспричинно долгая мстительность, в общем, вопреки мнению

М. Паньоля, не была характерна для короля. Была, следовательно, какая-то

причина. Но сохранившиеся документы молчат о ней.

Тройное дао Дуврского договора

Арест "Эсташа Доже" находился в какой-то связи с тайными переговорами

между Людовиком XIV и Карлом II. Более того, эта связь, возможно,

сохранялась и в течение многих месяцев после того, как Доже был водворен в

тюрьму Пинероля. Чтобы судить о том, насколько обоснованными представляются

гипотезы, выдвигаемые на сей счет в литературе о "маске", необходимо

обратиться к самим этим секретным переговорам между французским и английским

монархами.

В предшествующих главах была уже нарисована общая картина махинаций

французской разведки в Лондоне в правление Карла II, и знакомство с ними

позволяет лучше уяснить предысторию и историю Дуврского договора.

В начале 70-х годов в Англии из уст в уста переходило крылатое

четверостишие, в котором речь шла о знаменитой Cabal:

Как может государство процветать,

Когда им управляют эти пять:

Английский дог, тупой баран,

Крот, дьявол и кабан?

Cabal - это слово по-английски означает "интрига", "группа

заговорщиков", "политическая клика". Оно весьма подошло к группе министров

Карла II, стоявшей у власти примерно с середины 60-х до середины 70-х годов.

Причем подошло не только по существу, но и потому, что начальные буквы

фамилий королевских советников: "дога" - Клиффорда, "барана" - Арлингтона,

"кабана" - Бэкингема, "крота" - Ашли и "дьявола" - Лодердейла - случайно

образовали роковое слово. А непочтительные прозвища четко отражали

представления, сложившиеся в народе, о склонностях и дарованиях этих столпов

престола.

Из этой пятиглавой гидры министр иностранных дел Генри Беннет, граф

Арлингтон, возбуждал едва ли не самую жгучую ненависть. Вылощенный

придворный, знаток церемоний, Арлингтон был известен своей готовностью

удовлетворять все прихоти монарха. Недаром Арлингтон вместе с герцогом

Бэкингемом входили в пресловутую "комиссию по доставлению мисс Стюарт

королю".

Впрочем, современники ошибались, считая Арлингтона церемонным бараном.

Он даже имел кое-какие собственные убеждения в отношении лучшего

внешнеполитического курса, который, по его мнению, должен был включать

сотрудничество с ослабевшей Испанией и с Голландией, опасавшимися

завоевательных планов Людовика XIV. Однако эта политика встречала два

совершенно различных препятствия. Одно из них - растущее англо-голландское

торговое соперничество, уже неоднократно приводившее к войнам. Другое -

намерения Карла II использовать французскую помощь, пусть даже жертвуя

государственными интересами Англии, чтобы освободиться от опеки парламента и

возродить абсолютизм, о чем упоминалось выше. Давали о себе знать и

связанные с этим вторичные мотивы: неостывшая вражда Испании (тогда еще не

вполне осознали степень ее ослабления), стремление к союзу протестантов

против папистов и, наоборот, очевидные, хотя и отрицаемые публично, симпатии

Карла И к католицизму как удобному орудию его политических планов (короля

считали деистом, но он если и был им, то скорее просто от безразличия к

религии, как и ко всему, не имеющему прямого отношения к его удовольствиям).

Действие всех этих и других факторов приводило к частым изменениям во

взаимоотношениях между Англией и другими державами.

В январе 1668 г. Арлингтону и английскому послу в Голландии Уильяму

Темплу удалось добиться подписания договора о тройственном союзе между

Англией, Голландией и Швецией. В августе 1668 г. в Лондон прибыл новый

французский посол Шарль Кольбер де Круаси, брат знаменитого министра

Кольбера, с инструкцией разрушить тройственный союз, предложив, в частности,

Арлингтону огромную взятку в 25 тыс. ф. ст. и ежегодную пенсию.

Однако вскоре стало очевидным, что подкупать надо самого Карла II. В

конце 1668 г. Карл решил круто изменить внешнюю политику, взяв курс на

заключение союза с Людовиком XIV. Правда, учитывая быстрое усиление

антифранцузских настроений, такая смена курса должна была быть осуществлена

в глубокой тайне. Обычные дипломатические каналы поэтому не годились. 19

декабря 1668 г. Карл II послал письмо своей сестре Генриетте, бывшей замужем

за братом Людовика XIV, о том, что будет передан шифр, с помощью которого

они смогут вести свою переписку. Карл был уверен, что Арлингтона в конечном

счете можно будет заставить согласиться с политикой, угодной королю, а

заменить его явным сторонником союза с Францией значило раскрыть карты.

В этой связи стоит обратить внимание на то, что нельзя слишком

буквально принимать жалобы на упадок разведки в годы Реставрации (и позднее,

в некоторые другие периоды истории Англии). Даже если подобные утверждения и

соответствовали действительности, как в годы правления Карла II, это вовсе

не было равнозначно ослаблению тайной войны, особенно секретной дипломатии.

Просто функции секретной службы в этих случаях могли отличаться от обычных,

и выполнять их могли самые неожиданные учреждения и люди. А когда, как при

Карле II, речь шла о тайной продаже им государственных интересов своей

страны, правительство могло вполне прибегать при этом к услугам чуждой

разведки - в данном случае секретной службы и дипломатии Людовика XIV. Чтобы

получше осуществить эту запродажу, Карл II дал понять в Версаль, что готов

(конечно, келейно, дабы не возбудить взрыва недовольства) принять

католичество. Обрадованный Людовик XIV весной 1669 г. прислал в Англию

своего секретного агента, который должен был извлечь максимум пользы из

этого довольно-таки неожиданного обращения Карла II в истинную веру. Это был

уже известный нам аббат Преньяни. Главное, конечно, обещание английского

короля перейти в католицизм, которое (получи оно огласку) могло стоить Карлу

короны.

Впрочем, веселый монарх, давая слово, собирался надуть своего партнера.

По мнению Карла, Людовик XIV должен был убедиться в том, что английский

король бесповоротно связал себя с Францией и, следовательно, заслуживает

всяческой поддержки. Сам же Карл считал, что его обещание может послужить

поводом бесконечно откладывать выполнение других обязательств, принятых в

отношении французского союзника. Ведь время публичного объявления Карлом о

решении перейти в католичество было оставлено на полное усмотрение

английского короля, а до такого объявления тайный союзный договор должен был

оставаться мертвой буквой, кроме статьи о выплате французских субсидий. Но

здесь Карл и Арлингтон перехитрили самих себя. Это выявилось, правда, не

сразу, но уже в ходе переговоров Людовик соглашался дать лишь 300 тыс. ф.

ст. вместо 800 тыс., запрашиваемых Арлингтоном. Да и эти деньги давались на

приведение в готовность флота для войны против Голландии, с которой Англия

еще столь недавно заключила договор о союзе. К тому же французская

дипломатия и разведка приняли меры, чтобы слухи о переменах в английской

политике достигли голландцев. Напротив, Арлингтон делал вид, что ничего не

изменилось, для того чтобы обмануть как голландское правительство, так и

влиятельные силы в Англии, которые подняли бы голос против изменения

политики. В конце мая 1670 г. во время визита принцессы Генриетты, через

посредство которой велись переговоры, в Дувр тайный договор был подписан.

К этому времени Людовик XIV уже во всем разобрался. Он понял, что

предложение Карла II о переходе в католичество не более чем дипломатический

маневр и что французскую армию не придется отвлекать для участия в новой

гражданской войне, которая могла бы вспыхнуть в Англии, если бы Карл открыто

порвал с протестантством. В то же время обещание Карла, закрепленное в

Дуврском договоре, давало Людовику XIV множество возможностей для шантажа -

ведь французский король мог теперь, допустив утечку информации, вызвать

серьезный внутриполитический кризис в Англии.

Но это еще не все. Дуврский договор невозможно было ввести в действие,

поскольку нечего было и думать представить его парламенту. Карл и Арлингтон

не рискнули сообщить о нем даже остальным членам Cabal: и Ашли, и Лодердейл,

и Бэкингем слыли ярыми протестантами или, во всяком случае, считали

выгодным, чтобы их принимали за таковых. То же самое следует сказать и о

других высших сановниках.

Поэтому возникла необходимость подписать другой, мнимый договор с

Францией, который включал бы некоторые статьи действительного, но,

разумеется, ни словом не упоминал об обещании Карла принять католичество.

Мнимый договор обосновывался ссылками на голландское соперничество и выгоды

от торговли с Францией. Чтобы усыпить подозрения Бэ-кингема, ему было

поручено вести переговоры о заключении этого договора. Вскоре Бэкингем

торжествующе уведомил Арлингтона об успешном преодолении всех препятствий. А

тот мог наигранно выражать свои антифранцузские убеждения, высказывая

сомнения и колебания. Вероятно, Арлингтону доставляло немалое удовлетворение

втайне потешаться над своим соперником. Однако имел ли он для этого

основания? Ведь исключение статьи об обязательстве Карла стать католиком

отнимало у английского правительства право определить время выполнения

других обязательств - в первую очередь даты начала войны против Голландии.

Бэкингем договорился, что таковой будет весна 1672 г. Спохватившись,

Арлингтон стал требовать, чтобы Людовик заплатил за так и не состоявшееся

обращение Карла в католичество, в надежде, что столь наглое требование

приведет к срыву переговоров. Но французский король разгадал этот ход и

уступил. Деньги, следуемые - вернее, не следуемые - по этой ультрасекретной

статье, были подключены к военной субсидии, которую Франция в надлежащее

время обязалась уплатить Англии. Кроме того, Людовик согласился увеличить

английскую долю в шкуре неубитого медведя - увеличить размеры голландской

территории, которую он был готов отдать Карлу. Одновременно с тайными

переговорами Бэкингема происходили еще более секретные переговоры за его

спиной. Карл должен был с крайней неохотой передать французам специальную

письменную декларацию о том, что мнимый договор никак не отменяет обещания

короля принять католичество, когда наступит подходящее время. После этого

мнимый договор был подписан в декабре 1670 г. Он явно противоречил интересам

и настроениям влиятельных буржуазных кругов Англии, втянул страну в

непопулярную войну. Чтобы убедить парламент в отсутствии у Карла планов

реставрации католицизма, пришлось продемонстрировать мнимый договор и

постараться побыстрее подписать мир с голландцами (он был заключен в феврале