12 Годам каторжных работ и... Вскоре отпущен на все четыре стороны. Уже

тогда задавали вопрос, не состояли ли все эти (или большинство) заведомо

фальшивые "Людовики" платными полицейскими агентами, единственным смыслом

появления которых было сделать смешным в глазах общественного мнения

"подлинного" претендента.

Таким претендентом, притязания которого нельзя было отвергнуть с

легкостью, был некий Карл Вильгельм Наундорф, появившийся неизвестно откуда

в Берлине и ставший часовщиком. По его словам, в 1810 г. он явился к

полицей-президенту прусской столицы Лекоку и передал имевшиеся у него

документы, которые свидетельствовали о его истинном имени и происхождении.

Лекок взял бумаги для передачи прусскому королю, а взамен претендент получил

паспорт на имя Наундорфа, уроженца Веймара, и поселился в Шпандау.

Бесспорным фактом является то, что не удалось найти следов происхождения

Наундорфа и прусские власти пошли на выдачу ему заведомо фальшивого

паспорта. Это было установлено, когда Наундорф связался с какими-то темными

личностями при покупке дома и в результате попал на скамью подсудимых.

Выяснилось, что в Веймаре не родился и не проживал никакой Карл Вильгельм

Наундорф. Рассказы Наундорфа о своем происхождении вызвали, естественно,

недоверие судей, и претендент, ставший к этому времени главой умножавшегося

семейства, попал на три года в тюрьму (1825-1828 гг.). После выхода на

свободу, получив известие о том, что прусский король якобы отдал

распоряжение о его новом аресте, претендент бежал из Пруссии и после

скитаний по другим германским государствам в 1833 г. прибыл во Францию.

(Изучение вопроса о Наундорфе сильно облегчено публикацией корпуса всех

относящихся к этому претенденту первоисточников в двухтомном труде архивиста

Мантейера "Подложные Людовики XVII", Париж, 1926 г.)

Когда Наундорф появился в Париже, его сразу признали Жоли, последний

министр юстиции при Людовике XVI, и мадам Рамбо, гувернантка дофина.

Насколько имеет цену это узнавание - отождествление 50-летнего человека с

5-летним ребенком, которого они видели много десятилетий назад? Другие

"доказательства" уже совсем малоубедительны. Пытаются связать "тайну"

бегства из Тампля с расстрелом герцога Энгиенского Наполеоном и

самоубийством после июльской революции его отца принца Конде, огромное

наследство которого досталось сыну Луи Филиппа герцогу Омальскому.

Сторонники претендента уверяют, что герцог Беррийский был склонен "признать"

Наундорфа и что убийство герцога в 1820 г. ремесленником Лувелем было

спровоцировано полицией. Наундорф утверждал, что получил письмо герцога

Беррийского, в котором говорилось: "Или я обеспечу успешное восстановление

Ваших прав, или погибну". Между прочим, в донесении прусского посла в Париже

графа Гольца указывалось, что герцог Беррийский за несколько дней до

покушения Лувеля предсказывал свою смерть. Ходили слухи, что отношения

герцога с Людовиком XVIII стали крайне обостренными. Однако, если даже это

было правдой, отсюда вовсе не следует, что причиной был вопрос о

претенденте. Между прочим, защитники Наундорфа указывают, что окончательный

отказ графа Шамбора, по мнению легитимистов, законного короля Франции, от

возникшей в 1873 г. перспективы новой реставрации Бурбонов будто бы был

связан со стремлением не нарушать права наследников претендента. На деле

этот отказ был вызван нежеланием признать трехцветный национальный флаг

Франции - наследие революции XVIII в., а главное, конечно, осознанием, что

попытка восстановления монархии не имеет шансов на успех.

Сестра Шарля Луи Мария-Тереза, герцогиня Ангулемская, демонстративно

отказывалась вступать в какие-либо переговоры с Наундорфом и обсуждать

детские воспоминания, о которых он рассказывал и источником которых, если бы

они соответствовали действительности, мог быть только Шарль Луи. Однако

герцогиня была замужем за сыном графа д'Артуа, позднее короля Карла X, и ее

шансы стать королевой Франции зависели от признания брата умершим. По

утверждению Наундорфа, на него не раз совершались покушения в Париже и в

Лондоне, куда он перебрался после высылки из Франции.

В 1845 г. претендент умер. Его наследникам, натурализовавшимся в

Голландии, нидерландский король предоставил право носить фамилию Бурбонов.

Французские суды столь же неизменно отказывали им в этом праве. Вопрос

постепенно терял политическое значение, превращаясь в одну из неразгаданных

загадок истории. Интерес к ней подогрел известный французский историк А.

Кастело, опубликовавший в 1947 г. книгу "Людовик XVII. Раскрытая тайна".

Главное внимание в этой книге привлекал рассказ о произведенной

судебно-медицинской экспертизе - сравнении прядей волос Наундорфа и дофина

(сохранившихся в его деле). Экспертиза подтвердила, что они принадлежат

одному и тому же лицу! К этому надо добавить процесс в Высшем апелляционном

суде, который был затеян потомками Наундорфа, настаивавшими на аннулировании

акта о смерти дофина и признании его умершим в 1845 г. В ходе судебного

разбирательства, отвергшего притязания истцов, была внесена ясность в ряд

вопросов.

Например, было установлено, что переговоры с Мадридом могли побудить

некоторых членов термидорианского правительства участвовать в похищении

мальчика или способствовать усилиям роялистов в этом деле. Испанские Бурбоны

ставили условием заключения мира (весьма выгодного для Франции, которая, как

отмечалось, была вынуждена воевать с вражеской коалицией держав) выдачу

дофина. Открыто согласиться с этим требованием термидорианцы не могли, не

роняя своего престижа; тем более желательным становилось для них

"исчезновение" Шарля Луи.

Многие считали утверждение Наундорфа о том, что он передал свои бумаги

полицей-президенту Лекоку, выдумкой, притом не очень ловкой. Трудно

представить себе, чтобы бумаги могли сохраниться после всех тех бесчисленных

приключений и злоключений, которые, по уверению Наундорфа, ему пришлось

пережить. Однако один немецкий аристократ клятвенно засвидетельствовал в