18 Сентября 1698 г. Губернатор острова Сен-Маргерит в Средиземном море

вступил в должность губернатора Бастилии. Привезенный им арестант, ранее

содержавшийся в тюрьме на Сен-Маргерите, носил на лице черную бархатную

маску; о том, кто этот арестованный и в чем заключалось его преступление,

власти хранили строгое молчание. Комендант Дю Жюнка, второе после

губернатора должностное лицо Бастилии, 18 сентября 1698 г. в своем дневнике

(в него он с 1690 г. заносил для себя сведения о поступлении и убытии - в

результате смерти или освобождения заключенных) сделал запись о прибытии

губернатора Сен-Мара с таинственным узником, который был ранее заключенным в

государственной тюрьме в Пинероле. Это небольшое селение у подножия Альп в

Северной Италии перешло к Франции по договору 1631 г. Учитывая выгодное

стратегическое положение Пинероля, Ришедье приказал построить там крепость,

включая цитадель и отделенную от нее высокой стеной тюрьму. Пинероль имел

сильные фортификации, его цитадель охранялась сильным гарнизоном. Это

неудивительно, если учесть, что из Пинероля французы легко могли проникнуть

в глубь Италии. Тюрьма Пинероля была почти так же известна, как Бастилия, и

пользовалась еще более зловещей репутацией (когда герцог Лозен узнал, что

король приказал заключить его в тюрьму Пинероля, он попытался покончить с

собой). В тюрьме содержалось всего несколько - 5 или 6 - "государственных

заключенных". А численность тюремной охраны была больше в 10 с лишним раз.

Некоторым из заключенных разрешалось иметь слуг. С 1665 г. по приказу

военного министра Лувуа тюрьма находилась в полном распоряжении Сен-Мара.

В дневнике отмечается, что имя заключенного остается неизвестным.

Вначале он был помещен в первой камере башни Базиньер, а через несколько

часов после этого препровожден в третью камеру башни Бертодьер, которая

заранее, за несколько дней до этого, была хорошо обставлена по приказу

Сен-Мара. Узник ел вместе с губернатором, слуга передавал им блюда из

соседней комнаты. Перед едой губернатор тщательно запирал двери камеры.

Сен-Мар спал в одном помещении с заключенным.

Сохранилось письмо губернатора, где он описывает чрезвычайные

предосторожности, которые ему приходилось принимать на случай своей болезни,

для того чтобы офицеры и солдаты, приносившие заключенному еду, не увидели

его лица. Совершенно ясно, что с узником обращались весьма внимательно, хотя

сведения об исключительной почтительности, с которой относился губернатор к

"маске", о роскоши, которой он якобы был окружен в своей камере, не находят

каких-либо подтверждений в документах и поэтому, вероятно, относятся к

области мифов.

Выдержки из дневника Дю Жюнка были опубликованы более чем полстолетия

спустя, в 1769 г., священником при Бастилии Р. П. Грифе. Он уверял, что

воспоминания о необычайном заключенном десятилетиями жили среди офицеров и

солдат Бастилии. Утверждалось, что впоследствии были уничтожены все вещи,

связанные с пребыванием "маски" в Бастилии, спешно побелены и покрашены

стены и переложен пол в камере, в которой он находился, с целью

ликвидировать любые возможные следы. Показания Грифе подтверждаются

заметками майора Шевалье, занимавшего пост одного из главных чиновников

Бастилии с 1749 по 1787 г. Этот исполнительный и трудолюбивый служака,

который среди своих заметок исторического характера воспроизвел записи Дю

Жюнка, сообщает, что таинственный узник, не болевший во время нахождения в

Бастилии, однажды почувствовал себя нездоровым и через несколько часов умер.

Он был похоронен 20 ноября 1703 г.

Не стоит придавать особого значения всем показаниям Грифе и Шевалье,

кроме тех, в которых сообщаются вполне определенные факты. Оба эти свидетеля

писали в то время, когда легенда о "маске" получила уже широкую известность

и могла повлиять на их рассказы.

Обращаясь снова к подлинным документам, нетрудно убедиться, что легенда

игнорировала одно важное обстоятельство. Строгость заключения постепенно

ослабевала. Как показывают регистрационные записи, 6 марта 1701 г. "маску"

перевели во вторую камеру башни Бертодьер и, что особенно интересно, в

камере он находился не один. В ней еще за несколько месяцев до того был

помещен молодой слуга Тирмон, обвиненный в тяжелом уголовном преступлении.

(Тирмон 14 декабря 1701 г. был переведен в другую тюрьму и умер в 1708 г.,

лишившись до этого рассудка.) Эти факты интересны не только тем, что

исключают отождествления этого Тирмона с "маской" (были и такие попытки), но

и доказывают, что человека, знакомого с "маской", вскоре поместили в другую

тюрьму, где не могла соблюдаться такая секретность, как в Бастилии.

Более того, после Тирмона у "маски" появился другой сосед по камере -

60-летний Жан Александр де Маранвиль (псевдоним - Рикарвиль), который попал

в Бастилию за критические замечания по адресу правительства. В 1708 г.

Маранвиля перевели из Бастилии в Шарантон - в так называемую "открытую

тюрьму", где заключенные имели право поддерживать связь друг с другом и с

внешним миром. Умер Маранвиль в следующем, 1709 г. Трудно совместить

несомненный факт соблюдения строгой секретности в отношении "маски" и

нахождение его в одной камере с арестованными, которым впоследствии сама

администрация дала возможность разгласить сведения, полученные от

таинственного узника. Вдобавок в этом не было никакой нужды - камер в

Бастилии было в тот период значительно больше, чем заключенных, и

заключенные, как правило, содержались в одиночных камерах. Так, в ту же

вторую камеру башни Бертодьер, которую одно время занимал "маска", с 22

февраля 1703 г. был помещен аббат Гонзель, обвинявшийся в шпионаже.

Любопытно отметить, что уже в заметках Шевалье содержится утверждение,

видимо, дающее ключ к идентификации "маски". Он указывает, что тот был

похоронен под фамилией Марширг. О смерти узника есть, как уже отмечалось, и

запись в дневнике Дю Жюнка, опубликованная в XIX в. В ней также указывается,

что заключенный умер внезапно. Но тут же сообщается, что незнакомцу в

регистрационном списке умерших было дано какое-то чужое имя, после чего на

полях записи было добавлено, что, как он (Дю Жюнка) узнал позднее,

неизвестный был занесен в реестр умерших заключенных под именем де Маршьеля.

Был обнаружен наконец и сам реестр, в нем значилось: "19 (ноября 1703 г.)

Маршиоли, приблизительно 45 лет, умер в Бастилии". Далее шли сведения о

похоронах на следующий день и о присутствовавших при погребении тела

официальных лицах. В этой второй части записи обращает на себя внимание

небрежность: имя врача Бастилии, наблюдавшего за похоронами, написано

совершенно по-разному в самом тексте и в подписях, скреплявших этот документ

(Relge и Reilhe). Таким образом, тюремный писарь не отличался особым

вниманием (или грамотностью), даже когда вписывал в документы фамилии

немногих и хорошо знакомых ему чиновников Бастилии. Тем более вольно мог он

обращаться с совершенно неизвестным для него, впервые называемым именем

заключенного.

Итак, Маршиоли. Это имя, возникшее от чтения документов, разысканных в

XIX в., серьезно подкрепляет теорию, родившуюся за 100 лет до этого. Уже в

1770 г. один библиофил, барон Хейс, в письме в "Журналь энциклопедик"

отождествил "маску" с графом Маттиоли, и эта точка зрения была потом

подтверждена многими исследователями. Противоречили ей эффектная история,

рассказанная Вольтером, и ее дальнейшая популяризация у Дюма.

Версия Хейса защищалась в опубликованной в 1825 г. монографии Делора и

еще в некоторых работах. Среди них особое место принадлежит книге М. Топена

"Человек в железной маске" (Париж, 1870 г.), в которой впервые был

опубликован ряд важных документов, в том числе письма Сен-Мара.

"Кандидатура" Маттиоли получила преобладание в конце XIX - начале XX в. Ее

активным сторонником был, в частности, известный французский историк Ф.

Функ-Брентано, который привел многочисленные доводы в пользу этой гипотезы в

своих неоднократно переиздававшихся исследованиях, посвященных "железной

маске", а также истории Бастилии. Он утверждал, что тождество "маски" с

мантуанцем доказано с "математической точностью". Доводы Функ-Брентано

воспроизводились и в работах большинства нефранцузских авторов, которые

писали о "маске", например в книгах В. Брекинга или историка Бастилии Ф. М.

Кирхейзена. (Позднее, в 30-х годах, версия о Маттиоли стала подвергаться

критике. Но об этом ниже.)

Кто же такой был граф Маттиоли и что послужило причиной его

таинственного заключения? Для ответа на этот вопрос нам придется обратиться

к борьбе французской и австрийской дипломатии и разведок в Италии.

...13 марта 1678 г., когда часы на башне Компаниле возвестили

наступление полночи, на опустевшей площади Святого Марка в Венеции

встретились четверо мужчин. Богатство костюмов говорило, что все они знатные

и влиятельные люди, а низко надвинутые широкополые шляпы и маски из черного

шелка могли бы свидетельствовать о желании сохранять инкогнито, если бы не

происходивший карнавал, во время которого венецианцы - от дожа до последнего

гондольера - показывались на улицах с закрытыми лицами. После кратких

приветствий вся четверка поспешно направилась ко дворцу дожа, около которого

темнели величественные статуи, слабо освещенные луной. Никто не потревожил

оживленной беседы, участниками которой были мантуанский герцог Карл IV, его

министр граф Маттиоли, посол Людовика XIV аббат д'Эстрад и его главный

разведчик Джулиани.

...Граф Эрколе Маттиоли родился в 1640 г. Уже в молодости Маттиоли

удалось приобрести благосклонность Карла III, герцога Мантуанского, а потом

и его наследника Карла IV. Последний был типичным итальянским князьком той

эпохи, думавшим только о своих удовольствиях. Карл IV на несколько лет

вперед запродал государственные доходы откупщикам и проводил время в

Венеции, растрачивая полученные деньги. (При нем находился и государственный

секретарь Маттиоли.)

Все это вполне соответствовало планам Людовика XIV. Еще с 1632 г.

французы находились в Пинероле (где, как мы уже знаем, помещалась и одна из

французских государственных тюрем). Людовик хотел пополнить свои итальянские

владения за счет Казаля, входившего в состав Мантуанского княжества. Город

был нужен из-за его выгодного географического положения. Овладев им,

французы могли бы эффективнее оказывать давление на Пьемонт, что, в свою

очередь, было весьма важно и для борьбы за Италию, и для дипломатических

комбинаций Людовика в других частях Европы. И он решил купить Казаль.

У Людовика в Венеции был предприимчивый посол - аббат д'Эстрад. По его

поручению один издатель газеты, некий Джулиани, бывший на деле французским

разведчиком, окружил Маттиоли своими шпионами. Собранные сведения оказались

благоприятными. Джулиани быстро договорился с Маттиоли об уступке Казаля. 12

января 1678 г. Людовик, оказывая особую честь Маттиоли, написал ему

собственноручно благодарственное письмо. А еще через два месяца во время

венецианского карнавала д'Эстрад и герцог Мантуанский встретились, будто

случайно, на площади и уточнили все условия соглашения. Обычно вездесущие

венецианские разведчики, которые не спускали глаз с посла Людовика XIV,

прозевали эту встречу, столь опасную для интересов республики...

В декабре 1678 г. Маттиоли в Париже подписал договор. Карл IV получал

взамен Казаля 100 тыс. экю. Не был забыт и государственный секретарь. Во

время частной аудиенции Людовик XIV подарил ему ценный бриллиант и приказал

выдать 100 двойных луидоров. Людовик платил Маттиоли не только за заключение

самого договора, но и за соблюдение тайны, ибо "король-солнце" надеялся в

этом случае, как и в ряде других, поставить Европу перед совершившимся

фактом. Иначе противники Людовика, конечно, не согласились бы на такое,

ничем им не компенсированное усиление французских позиций.

Но тайна не была сохранена. Не прошло и двух месяцев после поездки

Маттиоли во Францию, как о договоре уже знали и в Вене, и в Мадриде, и в

Турине (столице Пьемонта), и в Венеции. А вскоре перестало быть секретом не

только само соглашение, но и то, каким путем его содержание стало известно

во всех заинтересованных европейских столицах. Получив деньги с Людовика