20 Сентября у селения Вальми прусские войска после артиллерийской

канонады предприняли попытку наступления на позиции французов, которая не

принесла успеха. Революционная армия выдержала испытание огнем, и вскоре

началось общее отступление пруссаков, которые довольно быстро покинули

французскую территорию. Причины такого поспешного отступления не вполне

ясны. Не кто иной, как Наполеон I, считал это отступление загадкой. Во

всяком случае, само сражение при Вальми не является ключом к объяснению этой

загадки. Дело в том, что неудача пруссаков вовсе не носила стрль серьезного

характера, чтобы вызвать последующее отступление. По мнению крупнейших

авторитетов в области военной истории, канонада у Вальми была смехотворной,

а действия прусских войск носили столь жалкий характер, что напоминали

скорее имитацию наступления, чем серьезные атаки. Решительный натиск,

несомненно, мог изменить ход сражения в пользу пруссаков.

Чем же объяснить отступление интервентов? Возможно, к этому времени

прусское командование пришло к выводу, что война против Франции будет

затяжной и дорогостоящей кампанией, что, завязнув в ней, Пруссия рискует

остаться в проигрыше при намечавшемся новом разделе Польши и в других

вопросах, в которых интересы Берлина сталкивались с интересами других

участников антифранцузской коалиции, особенно Австрии и царской России.

Подобные мотивы выявились во время переговоров с французами, в которые

вступил герцог Брауншвейгский для прикрытия отступления своих войск. Между

"тем отступавшие вместе с интервентами эмигранты не только проклинали

герцога за "измену", но и распространяли о причинах отхода его армии нелепые

слухи, будто главнокомандующий прусскими войсками был подкуплен комиссарами

Конвента: те якобы передали герцогу бриллианты французской королевской семьи

для оплаты его миллионных долгов.

Но, может быть, есть еще какие-то объяснения случившегося? В 1839 г.,

через 47 лет после битвы при Вальми, в газете "Журналь де виль и де кампань"

был опубликован рассказ одного современника революции, который проливает

необычный свет на прусское отступление. Автор этого рассказа аббат Сабатье

принимал участие во многих событиях революционных лет и был знаком с

известными политическими деятелями и писателями того времени. Сабатье был

близким приятелем Бомарше и именно от него узнал историю, которую поведал

почти полвека спустя читателям "Журналь де виль и де кампань".

...В середине сентября 1792 г. Бомарше отправился навестить своего

старого друга известного комедийного актера Флери, который участвовал еще в

премьере "Женитьбы Фигаро". Дома оказалась только 10-летняя девочка, знавшая

Бомарше и охотно ответившая на его вопросы. Судя по ее словам, Флери не было

в столице, восемь или десять дней назад он уехал в Верден. Писатель был

изумлен. В Верден, который был уже занят прусаками? Какие дела были в этом

городе у парижского актера? Во всяком случае, Верден был самым неподходящим

местом для того, чтобы пытаться там выступать в театре. Через некоторое

время Бомарше снова заехал к Флери и на этот раз застал его дома. Писатель

поспешил с вопросами, но здесь его неожиданно ждало разочарование. Обычно

разговорчивый Флери наотрез отказался сообщить что-либо о цели поездки,

более того, уверял, будто вообще не покидал Парижа. Это, конечно, лишь

разожгло любопытство Бомарше - воображение признанного мастера интриги

подсказало ему самые различные причины для скрытности словоохотливого Флери.

Правда, узнать что-либо определенное было невозможно, артист продолжал

отмалчиваться или отделываться голословным отрицанием.

Но Бомарше не был бы Бомарше, если бы не создал тем не менее гипотезу,

которая, несмотря на всю свою экстравагантность, получила впоследствии

косвенное подтверждение в одной легенде, относящейся к пребыванию прусской

армии в Вердене. Говоря о том, что ее главнокомандующим был герцог

Брауншвейгский, мы до сих пор не упоминали еще одно лицо, имевшее решающий

голос в штаб-квартире, - самого прусского короля Фридриха Вильгельма II,

сопровождавшего свои войска во французском походе.

Фридрих Вильгельм был племянником Фридриха II, который почти полвека

занимал прусский престол. Фридрих Вильгельм II ничем не напоминал своего

умного, образованного, ловкого и циничного дядю, которого сменил на троне.

Новый король был неспособным, ограниченным, туповатым человеком, вдобавок

отличавшимся странными причудами. Он был поклонником оккультизма, столь

блестяще представленного графом Калиостро, состоял в тайном мистическом

обществе "золотых розенкрейцеров" и, кажется, еще в каких-то секретных

орденах. Одним словом, лучшей жертвы для одурачивания было не найти.

Но вернемся в занятый пруссаками Верден, как раз в дни,

предшествовавшие сражению при Вальми. Его Величество в один из вечеров давал

бал в честь прусских офицеров и французских дворян-роялистов. На балу было

шумно и весело; темой разговоров были, конечно, неминуемый разгром

революционеров и вступление в Париж. Неожиданно к королю почтительно подошел

какой-то человек, весь в черном, и шепотом произнес несколько слов. Фридрих

Вильгельм вздрогнул - эти слова были хорошо известным королю паролем

таинственного ордена "золотых розенкрейцеров". Повинуясь знаку, поданному

незнакомцем, Фридрих Вильгельм вышел из шумного зала. Пройдя роскошные

апартаменты, предназначенные для знатных гостей, король и незнакомец

очутились в небольшой комнате. Ее стены были окрашены в темный цвет и

зловеще освещались отблесками пламени, которое вырывалось из пылавшего

камина. Пока король оглядывал это мрачное помещение, незнакомец исчез. Тут у

Фридриха Вильгельма впервые возникло легкое опасение, не завлекли ли его в

ловушку. Он уже сделал движение, чтобы двинуться в обратный путь, когда его

остановил мягкий голос, звучавший приглушенно, как будто из другого мира.

- Остановись! Не уходи отсюда, пока не выслушаешь того, что я тебе

скажу...

В полутьме король различил какую-то фигуру - нет, это не был живой

человек. Перед Фридрихом Вильгельмом стоял призрак его покойного дяди.

Сомнений быть не могло, даже в полумраке король мог разглядеть столь

знакомое худое лицо с плохо выбритыми щеками, характерный профиль, нос,

запачканный табаком, живые глаза, сгорбленные плечи. Фридрих II - конечно,

это был он и никто другой - явился одетый в свой силезский сюртук, известный

каждому, видевшему короля в последние годы его жизни. Старый Фриц опирался

на трость, ручка которой была покрыта кожей, сильно потертой от долгого

употребления.

- Ты узнал меня? - спросил призрак голосом покойного Фридриха II, хотя

в нем, быть может, звучали какие-то нотки, вызывавшие сомнение. Но кто

знает, какие изменения претерпевает голос человека в ином, загробном мире!

Впрочем, убедившись, с каким вниманием и почтением его слушают, призрак

быстро приобрел былую уверенность в себе.

- Ты меня узнал? Когда ты двигался из Баварии в Бреслау вместе с

войсками, которыми я тебе поручил командовать, я заключил, тебя в объятия и

сказал: "Ты больше чем мой племянник, ты мой сын; ты унаследуешь мою власть

и мою славу". Так вот сегодня я пришел потребовать от тебя сыновнего

послушания. Я пришел повторить тебе слова, которые император Карл VI услышал

в лесу Манса: "Не езди более впереди на коне, тебя предали".

Призрак поведал Фридриху Вильгельму, что французские роялисты вовлекли

Пруссию в опасное предприятие, что французы в массе своей не желают

вмешательства иностранцев в свои дела...

На следующий день прусские войска, которые должны были возобновить свое

движение в сторону Парижа, неожиданно получили контрприказ оставаться в

Вердене. Две недели прусская армия топталась на месте. А потом произошло

сражение при Вальми, где нерешительность прусского командования являлась

одной из главных причин неудачи попытки сломить сопротивление французских

войск. Вслед за тем последовало отступление интервентов.

Бомарше, тщательно собрав все слухи, ходившие тогда в Париже, и

сопоставив их с известными ему сведениями, пришел к убеждению, которое

поведал аббату Сабатье: Флери ездил в Верден, чтобы предстать перед

суеверным прусским королем в виде призрака Фридриха II. За несколько лет до

этого Флери уже пришлось сыграть на парижской сцене роль Фридриха, причем с

огромным успехом. Побуждаемый добросовестностью подлинного артиста, Флери

научился искусно гримироваться под Фридриха, копировать его жесты и голос;

знавшие прусского короля единодушно утверждали, что было трудно отличить

"копию" от "оригинала". Флери даже ухитрился получить из Берлина старую

шляпу, сапоги и сюртук прусского короля... Бомарше был убежден, что

французское правительство решило использовать талант Флери, поручив ему еще

раз сыграть роль Фридриха II. Идея, вероятно, принадлежала Дантону или его

секретарю Фабр д'Эглантину, который сам писал пьесы и хорошо был знаком с

актерами "Комеди Франсез". Конечно, эти предположения Бомарше, о которых мы

знаем вдобавок только из рассказа аббата Сабатье, являются не больше чем

догадками. Это признает и известный французский историк Ж. Ленотр,

раскопавший всю эту историю, погребенную в газетах первой половины XIX в. Но

если предположения Бомарше и неправильны, если история поездки Флери в

Верден и не является правдой, она, как говорит известная итальянская

пословица, настолько хорошо придумана, что заслуживает упоминания в анналах

тайной войны.

Впрочем, существовала и легенда, объяснявшая непонятное отступление

прусских войск "масонскими кознями". Ее сторонники ссылались на то, что

прусской армией командовал герцог Брауншвейгский - глава немецких масонов,

так называемых лож "строгого послушания". Однако на деле этим главой был

герцог Фердинанд Брауншвейгский, скончавшийся почти за три месяца до

сражения при Вальми, а войска интервентов возглавил его племянник правящий

герцог Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский, позднее запретивший

масонский орден в своих владениях.

...В тайную войну революционных лет постепенно втягивались опытные

профессионалы времен старого режима. Любопытна история одной

профессиональной шпионки, которую много позднее сравнивали со знаменитыми

разведчицами XX в.

Этта Любина Иоганна Елдерс родилась в 1743 г. в семье не то владельца

бумажной мануфактуры, не то хозяина гостиницы в Голландии. Этте было шесть

лет, когда умер отец и семья впала в бедность. С ранней молодости Этта

обучилась извлекать выгоду из своей незаурядной красоты, а живой ум,

способности к языкам - она научилась бегло говорить по-французски и

по-немецки - еще более увеличили число ее кавалеров.

В 19 лет она вышла замуж за сына прокурора из Харлема, студента

Лодевика Палма, но тот недолго выдержал постоянное присутствие поклонников

своей жены, возбудил дело о разводе и уехал в нидерландскую Индию, навсегда

исчезнув из жизни Этты. Последствием этого брака было лишь то, что Этта

стала теперь подписываться Палм д'Елдерс, добавив сама себе к этой фамилии

титул баронессы.

Поскольку от мужа не поступало известий, Этта сочла себя вдовой и из

числа добивавшихся ее благосклонности выбрала молодого адвоката Иоганна

Мунника, тоже в это время разводившегося е женой, и с ним в 1768 г. успела

съездить в Сицилию, куда Мунник был назначен консулом. Вернувшись на родину,

она быстро нашла богатого покровителя. Это был генерал-лейтенант Гровестиус,

близкий к придворным кругам. Он увез свою любовницу в Брюссель, где при

помощи своего друга голландского посла ввел ее в аристократические салоны.

Поднабравшись великосветских манер, Этта Палм в 1773 г. без сожаления

-бросила своего любовника и отправилась в Париж. Не имея гроша за душой,

мнимая баронесса Елдерс сняла роскошные апартаменты и повела жизнь

великосветской куртизанки. В числе ее обожателей оказался и назначенный

Людовиком XVI в 1774 г. на пост первого министра 75-летний граф Жером-Фелипо

Морепа. Старый придворный интриган оказался в сетях опытной

обольстительницы, которая сразу же стала строить планы утилизации с

наибольшей выгодой для себя влияния этого сановного прожигателя жизни. Ведь,

несмотря на крупные средства, которые давало ей занятие "первой древнейшей

профессией", расточительная голландка залезла по уши в долги. Морепа даже

послал Этту с полуофициальной миссией в Гаагу с целью выяснить, какую

позицию займет Голландия в случае, если Франция, поддерживая восставшие

английские колонии в Северной Америке, вступит в войну с Великобританией. На

родине Этта встретилась с Мунником, который к этому времени сделался

английским шпионом. А вернувшись во французскую столицу, Этта завела роман с

голландским послом.

Морепа умер в 1781 г., а Этта продолжала вести прежнюю жиань

хлебосольной и любвеобильной хозяйки салона на улице Фавар, не пренебрегая и

своей новой профессией шпионки.

Во время бурных политических событий в Голландии во второй половине

80-х годов она держала сторону штатгальтера. После начала французской

революции салон Этты Палм стали заполнять новые люди, в том числе депутаты

Учредительного и Законодательного собраний, а позднее - члены Конвента,

например Теодор Ламет и Петион. Наряду с ними ее регулярно навещал и

прусский посол граф де Гольц. Министр иностранных дел Монморен писал 9 марта

1791 г. об Этте Палм, что это "интриганка, продавшаяся принцессе Оранской и

Пруссии". Многие современники подозревали Этту Палм в шпионаже в пользу

Австрии. Нелестное мнение о ней высказывала и парижская пресса.

Пытаясь приобрести репутацию ревностной республиканки, Этта Палм стала

изображать рьяную поборницу женского равноправия, выступать в патриотических

обществах с речами, подавать петиции, словом, всячески старалась быть на

виду. Она выразила протест против законопроекта, который предписывал полиции

подвергать двухмесячному заключению замужних женщин за супружескую

неверность, тогда как измены мужей объявлял ненаказуемыми. "Подобный закон,

- заявила подательница петиции, - стал бы яблоком раздора в семьях, могилой

свободы". Тем не менее саму Этту тогда же ненадолго арестовали, правда, по

подозрению в шпионаже в пользу иностранных держав. Один из ее любовников,

депутат законодательного собрания Шудье, писал в своих мемуарах

(напечатанных только в конце XIX в.), что Этта Палм стала отдавать

предпочтение только якобинцам и что она была прусской шпионкой. Другим ее

любовником стал депутат Конвента Базир, секретарь Комитета общественной

безопасности, назначенного для борьбы против роялистского подполья и

иностранных агентов. Его ввел в салон мнимой баронессы бывший капуцин, также

ставший депутатом Конвента, Шабо. Базир и Шабо принадлежали к числу главных

действующих лиц скандала с Ост-Индской компанией и иностранного "заговора",

сыгравших такую большую роль в ходе политической борьбы осенью 1793 г. и в

первые месяцы 1794 г.

Что же касается Этты Палм, то она еще в октябре 1792 г. предложила

жирондистскому министру Лебрену отправить ее с разведывательными заданиями в

Голландию. Предложение было принято, но донесения Этты из Гааги не содержали

ничего важного. Сменивший после падения жирондистов Лебрена на посту

министра иностранных дел Дефорж сообщил, что в ее услугах больше не

нуждаются. После этого Этта сделала попытку снова поступить на службу к

голландским властям. В 1795 г. Голландию заняли французские войска,

штатгальтер и его правительство бежали в Англию, а международную шпионку

арестовали как личность, представлявшую угрозу для вновь созданной Батавской

республики. Разведывательная карьера Этты Палм закончилась. Она была

выпущена из заключения по амнистии в декабре 1798 г. и через три месяца

неожиданно умерла от простуды.

Золото Питта

Летом и осенью 1789 г. во Франции как среди роялистов, так и в широких

кругах буржуазии были широко распространены слухи о том, что Англия тратит

крупные суммы денег на разжигание "беспорядков" в их стране. Из переписки

французского министра иностранных дел Монморена с французским послом в

Лондоне Лялюзерной явствует, что, хотя оба дипломата признавали отсутствие

доказательств английского участия в подстрекательстве к "анархии", оно

казалось им более чем вероятным. Обоим сановникам, видимо, не приходила в

голову мысль о том, насколько не подходил британский посол лорд Дорвет к

роли вдохновителя революции ("адских козней", по выражению Лялюзерны).

Примерно два года спустя, 24 и 27 апреля 1791 г., французское

министерство направило Лялюзерне два письма, в которых перечислялись

действия английской агентуры во Франции. Посол на этот раз был более

осторожен, подчеркивая в своем ответе, что, хотя английское правительство,

по его убеждению, использует все доступные ему средства, чтобы поддерживать

внутренние беспорядки во Франции, оно вряд ли открыто оказывает помощь

недовольным. Посол далее подверг анализу присланную ему информацию.

Во-первых, по его мнению, сведения о том, что известный английский разведчик

времен войны против колонистов Пол Уэнтворт действовал на юге Франции,

неверны. Лялюзерна считал, что Уэнтворт находился в Голландии, так как если

бы он действительно проник во Францию, то, конечно, своими делами заставил

бы говорить о себе. Дипломат, вероятно, был прав - нет сведений, что

Уэнтворт в 1791 г. был во Франции. Во-вторых, подвергались сомнению

утверждения, что английские заводчики посылают во Францию ружья, пушки и

порох, - посол не смог обнаружить никаких доказательств этих поставок. Так

же обстояло дело и с другой подобной информацией. Представитель версальского

двора добавлял, что ему уже передал такие сведения некий Браун-Дигнем;

возможно, он же сообщил эти сведения в Париж. Браун-Дигнем ранее служил

шпионом в Голландии и был рассчитан своими нанимателями.

После смерти Лядюзерны временным поверенным в делах Франции в Лондоне

стал известный французский дипломат и разведчик Франсуа Бартелеми

(впоследствии член правительства Директории, крупный сановник в эпоху Первой

империи и Реставрации). В депешах, посылавшихся в Париж, а потом в своих

известных мемуарах Бартелеми обвинял британский кабинет в "вероломнейшем

макиавеллизме", в стремлении любой ценой не допустить восстановления

"порядка" во Франции. С другой стороны, Камиль Демулен в разгар французской

революции утверждал, что Уильям Питт играет в ней такую же роль, какую

кардинал Ришелье (добавим, конечно, по распространенной легенде, а не в

действительности. - Е.Ч.) сыграл в революции английской. Кроме того, Питт

якобы решил взять реванш за помощь, оказанную французами колонистам в

Северной Америке. Демулен добавлял: "Наша революция в 1789 г. была делом,

устроенным британским правительством и меньшинством дворянства". Если так

мог писать один из активных участников революции, что же говорить о

роялистах, которые и по свежим следам, и много позднее твердили, что Питт

вызвал финансовый кризис во Франции в 1788 г., добился созыва Генеральных

штатов, занимался организацией всех революционных выступлений, не жалея

миллионов.

Однако, прежде чем продолжить рассказ о небезынтересных превращениях,

которые претерпела эта легенда, отметим, что британский (притом весьма

консервативный) историк А. Коббен опубликовал в журнале "Английское

историческое обозрение" результаты своего изучения архивных материалов о

деятельности разведки Питта во Франции с 1784 по 1792 г. (т. е. до

вступления Англии в войну).

Надо ли говорить, что британский кабинет с самого начала решительно

отрицал какое-либо участие в начавшихся во Франции событиях. Герцог Дорсет

уже 29 июля 1789 г., то есть через две недели после взятия Бастилии,

опровергал утверждения об этом. Конечно, подобные заявления стоят мало, но

они приобретают полную правдоподобность в устах такого великосветского

ничтожества, как Дорсет, к слову, в это время более всего думавшего о

собственной безопасности в революционном Париже.

Дорсет для доказательства, что Англия не имела ничего общего с

начавшимися волнениями и отнюдь не пыталась использовать их и что она не

мобилизовала свой флот, напомнил Монморену их разговор в начале июня 1789 г.

Дорсет тогда сообщил министру о существовании заговора с целью захвата

Бреста. Судя по всему, еще в конце мая 1789 г. к Дорсету обратился какой-то

аббат, но посол не пожелал его выслушать и даже узнать его фамилию и' адрес.

Аббат тем не менее пришел во второй раз и на этот раз был принят. Узнав о

предложениях аббата, министр иностранных дел Кармартен заподозрил

провокацию. Он предписал Дорсету поставить об этом в известность французское

правительство, но при этом сослаться лишь на слухи, циркулирующие в Лондоне,

с тем чтобы не поставить под угрозу людей, которые обращаются в британское

посольство. В результате, однако, Монморен вообще не поверил Дорсету и счел

его сообщение не заслуживающим внимания. С другой стороны, участники этого

туманного "брестского заговора" сочли себя преданными английским

правительством. Других доказательств английского подстрекательства нет

вовсе.

Для установления истины полезно выяснить, каковы были затраты на

секретную службу английских министерств иностранных дел, внутренних дел и

адмиралтейства. Если исключить расходы на точно известные цели (например, на

миссию Гарриса), остаются весьма скромные суммы, никак не свидетельствующие

об активности, выходящей за рамки рутинного шпионажа во французских гаванях.

В инструкциях Дорсету, когда его посылали в 1784 г. в Париж, рекомендовалось

приложить максимум усилий, чтобы выяснить намерения Франции в Вест-Индии и

содержание договоров, которые версальский двор предполагал заключить с

другими европейскими странами. Британское посольство использовало для этой

цели всего нескольких, и притом не очень ловких, агентов. Одним из них был

некий Сен-Марк, обещавший в 1785 г. доставлять копии всех депеш,

направлявшихся французским правительством в Индию, и сведения о числе и

расположении судов в гавани Рошфор. Через несколько месяцев секретарь

посольства Хейлс стал жаловаться на скудость информации, получаемой от

Сен-Марка, и предложил рассчитать его. Осенью 1787 г. английским шпионом был

некий артиллерийский капитан де ла Фонд, знакомый с военным и морским

министрами. Он представил сведения о дислокации войск в районе

Атлантического побережья и Ла-Манша и другие сведения, за которые ему было

выплачено б тыс. ливров. Были и другие шпионы. В марте 1785 г. Дорсет

заплатил 200 ф. ст. за сведения о Тулоне и надеялся за меньшую сумму

получить такие же сведения о Бресте, но агент попросту сбежал. В это время

английское правительство очень интересовал ход строительства военного порта

Шербур. Преемник Дорсета лорд Роберт Фитцджеральд сообщил в апреле 1790 г.,

что лучше будет воздержаться от затрат на получение информации, которая вряд

ли при тогдашнем положении дел во Франции может иметь большое значение для

английского правительства. Лорд Гауэр, сменивший Фитцджеральда, кажется,

вполне разделял это мнение.

В соседней Бельгии (австрийских Нидерландах) послом был лорд Торрингтон

- полнейшее ничтожество, пользовавшийся услугами некоего Флойда, которого из

Лондона еще в 1785 г. приказали уволить за ненадобностью. В 1791 г. и в

последующие годы Флойд присылал время от времени письма Питту из Франции, но

так и не был снова принят на службу.

В июле 1789 г. Торрингтон покинул Брюссель, а находившийся там с 1789

по 1792 г. полковник Гардинер занимался сбором информации о самой Бельгии. В

его бумагах не сохранилось никаких сведений о Франции. Вообще Брюссель стал

важным источником сведений о французских делах только после отзыва в августе

1792 г. английского посла из Парижа. Донесения британских дипломатов из

других соседних с Францией стран свидетельствуют о скромных тратах на

секретную службу.

Британское адмиралтейство посылало с разведывательными целями офицеров

в различные французские гавани. Расходы, однако, оплачивало министерство

внутренних дел. Наиболее активным из таких офицеров был Ричард Оке,

занимавшийся шпионажем еще во время войны против американских колонистов. В

1787 г. он сообщил из Брюсселя о французских кораблях, отправлявшихся в

Индию. В 1790 г. Оке был в Париже, добывая информацию о франко-испанских

отношениях. (В это время возникли споры между Лондоном и Мадридом, и поэтому

было важно

^нать, считает ли себя Франция связанной союзным договором с Испанией.)

Другим разведчиком был генерал-майор Дэлримпл, сообщавший, в 1787-1788 гг.

сведения о состоянии французского флота и воинских частей, которые

предполагалось послать в Индию.

К числу разведчиков относился Филипп д'0вернь родом с острова Джерси.

Он начал карьеру в качестве протеже адмирала Гоу. В 1779 г. корабль

"Аретуза", где д'0вернь служил первым помощником капитана, потерпел

крушение, и он очутился во французском плену. Министр морского флота де

Сартен обратил внимание герцога Булонского на то, что военнопленный носит ту

же родовую фамилию д'0вернь, что и сам герцог, а единственный наследник

этого знатнейшего вельможи не имел шансов прожить долго. С ним должен был

прекратиться герцогский род. Вернувшись в Англию после обмена пленными,

д'0вернь продолжал морскую службу. В 1784 г. в Лондон приехал герцог

Булонский. Он пригласил капитана д'0верня во Францию и вскоре усыновил его.

Тогда же, в 1784 г., д'0вернь объехал районы, прилегающие к Ла-Маншу;

командуя в 1787 и 1788 гг. фрегатом "Нарцисс", д'0вернь вел наблюдение за

французским побережьем между Сен-Мало и Гавром, следил за работами в Шербуре

и составлял отчеты для адмирала Гоу. В 1792 г. д'0вернь посетил французские

порты. Помимо выяснения состояния военного флота он занимался насаждением

там британской агентуры.

В предреволюционные и первые революционные годы еще несколько офицеров

- капитан Дюмареск, капитан Филиппе, капитан Генри Уорр, лейтенант Монк и

др. - посылали в Лондон разведывательные донесения о французском флоте и

военных портах. Целый ряд военных кораблей нанимался наблюдением за

французскими гаванями. Министерство внутренних дел финансировало и действия

противников французского господ-ггва на Корсике.

Упорно повторявшиеся слухи о связях с Лондоном орлеанистской партии, то

есть сторонников герцога Орлеанского, не имели никакого основания, даже по

мнению Лялюзерны. На начальных стадиях революции в ней действительно

принимало участие небольшое число английских подданных. Это были, как

правило, английские и ирландские демократы, участники революционной войны в

Америке. Об их жизни и деятельности известно немного. Ясно только, что они

не имели никаких связей с британской секретной службой.

В XVIII в. Англия, по известному выражению, использовала другие

европейские государства как "хорошую пехоту". Поэтому наблюдение за гем, как

использовались английские субсидии, составляло одну из задач британской

разведки. В одних случаях "товар" с готовностью поставлялся - известно, что

немецкие князья, когда они не могли торговать изделиями своих подданных,

научились бойко торговать их кровью, продавая своих солдат, чтобы те

умирали, сражаясь за Англию. Но в других случаях субсидии приходилось

навязывать и, главное, смотреть, дойдут ли они по назначению. Стремление

воевать чужими руками сопровождалось у Лондона ревнивым желанием видеть

своими глазами, как воюет закупленное пушечное мясо.

Война против революционной Франции, начавшаяся в 1793 г., привела к

невиданному расширению английской секретной службы; в десятки и сотни раз

увеличилось число прямо или косвенно работавших на нее агентов. Привычка

английской буржуазии воевать чужими руками породила стремление вести

разведку тоже чужими руками. В войне против Франции английское правительство

использовало контрреволюционное подполье как свою разведывательную и

диверсионную организацию. С помощью субсидий покупались гессенские полки или

брались на британское содержание иностранные армии. Теперь английскими

гинеями оплачивалась подрывная деятельность роялистов против Французской

республики.

До вступления Англии в войну шпионаж, как уже говорилось, носил

рутинный характер и заключался преимущественно в наблюдении за французскими

гаванями. Это отражало и близорукое мнение в Лондоне, что потрясаемая

революционными бурями Франция на долгое время перестала быть опасным

соперником, и существовавшее отсюда нежелание британского кабинета связывать

себя поддержкой одной из враждующих французских партий.

Положение стало круто меняться только с осени 1792 г., то есть со

времени падения монархии во Франции и подъема демократического движения в

самой Великобритании (а также в результате ряда действий, предпринятых

французским правительством под влиянием жирондистов, особенно в отношении

Бельгии, и заведомо ведших к столкновению с Англией). До этого же времени в

силу колебаний в политике коварного Альбиона активность британской секретной

службы была ограниченной.

Наша осведомленность о роли, сыгранной секретными службами

Великобритании - страны, фактически возглавившей антифранцузскую коалицию,

остается очень неполной. Историк Г. Митчел, в отличие от своих

предшественников специально изучавший действия английской разведки в эти

годы, констатировал, что "контрреволюция во Франции не представляла бы такую

опасность, как это было в действительности, если бы не цели,

преследовавшиеся британским правительством". Между прочим, Митчел, исследуя

события, происходившие после термидорианского переворота, уклонился от того,

чтобы, пусть кратко, очертить контуры активности английской секретной службы

в период якобинской диктатуры.

В первые месяцы после объявления войны Франции в Лондоне не были

достаточно осведомлены о вандейском восстании. Весной 1793 г. были сделаны

попытки наладить контакты с одним из главарей вандей-цев, неким Гастоном,

численность его отрядов преувеличивалась при этом в десятки раз. В мае с

этой целью по поручению голландского и английского правительств в Вандею

отправился известный авантюрист полковник д'Анжели. Он мог лишь сообщить,

что "генерал Гастон давно мертв" (вандеец действительно был взят в плен и

расстрелян, вероятно, еще 15 апреля 1793 г. в Сен-Жерве). Д'Анжели в августе

послал подробный отчет о шуанах и их руководителях, который позволил в

Лондоне составить представление о ходе вандейского мятежа. Другим британским

агентом, направленным для связи с шуанами, был некий шевалье де Тинтениак.

Он был послан командующим войсками на острове Джерси полковником Крейгом.

Тинтениак в августе переслал Крейгу подробный перечень нужд вандейцев, в

удовлетворении которых они надеялись на английскую помощь. В июне некий

Гамелен по поручению того же Крейга вел в Сен-Мало переговоры с местными

властями о сдаче города англичанам. Переговоры затянулись вследствие

инертности английского правительства, медлившего с ответом на запросы

Крейга. В октябре 1793 г. роялистам было послано предложение совместно

занять Сен-Мало. Из этого ничего не вышло. Однако контакты с вандейцами,

установленные Тинтениаком, сохранялись. В ноябре 1793 г. вандейцы пытались

по согласованию с англичанами занять Гранвиль, но были отбиты, а британский

десант прибыл лишь 2 декабря, после их отступления. Нерасторопность

английских военных властей сводила на нет то немногое, что удавалось

добиться разведке. Причиной была не только халатность. Медлительность

порождалась и недоверием в Лондоне к "чистым роялистам", вернее, к их

способности добиться поставленной ими цели - полного восстановления старого

режима. К тому же возникали постоянные столкновения между Крейгом и

губернатором Джерси Филиппом Фоллом, руководившим разведывательными

операциями. Поэтому в октябре 1793 г. Крейга перевели с Джерси на другой

остров - Гернси, через два месяца вообще удалили из этого района, а

руководство разведкой в Джерси было поручено новому командующему войсками

лорду Бэлкерсу. При нем начала создаваться широкая разведывательная сеть,

получившая название "Корреспонданс".

Уже в письмах Крейга в апреле 1793 г. впервые появляется фамилия одного

из ее наиболее активных агентов - Прижана. Он родился в Сен-Мало в 1768 г. в

купеческой семье. В первые же месяцы своей шпионской службы Прижан успел

зарекомендовать себя ловким агентом, отлично знакомым с прибрежными

районами, где ему приходилось действовать; достаточно сказать, что за свою

деятельность он позднее, в 1798 г., получил от английской секретной службы

500 ф. ст. Впрочем, этому предшествовал провал. В ночь с 30 на 31 декабря

1794 г. Прижан был арестован республиканцами. Он поспешил выдать все, что

знал о "Корреспонданс", и не скупился на уверения в своей любви к

республике. В результате его освободили 20 апреля 1795 г. по общей амнистии,

и Прижан... снова стал агентом "Корреспонданс". Этот эпизод вызвал недоверие

к Прижану со стороны части роялистов, но ему оказывал поддержку их лидер

граф Пюизе, являвшийся представителем графа Прованского (будущего Людовика

XVIII). Долгое время шпионом-двойником считал Прижана и упоминавшийся выше

Филипп д'0вернь. Этот английский разведчик в ноябре 1794 г. сменил Лорда

Бэлкерса на посту руководителя "Корреспонданс". (Позднее, во время

кратковременного Амьенского мира, д'0вернь приехал в Париж хлопотать о

возвращении отцовского достояния. Власти поспешили упрятать в тюрьму

докучливого просителя - ему следовало знать, что земли, на которые он

зарился", уже перешли в руки самого первого консула - Наполеона Банопарта.)

С 1794 г. "Корреспонданс" быстро превратилась в разветвленную шпионскую

организацию.

Одной из наиболее опасных для республики форм активности

"Корреспонданс" была заброска во Францию фальшивых ассигнаций, которые еще с