Глава 7. Стилистический потенциал словообразования § 7.1. Предварительные замечания

В русском языке наиболее распространены пять способов обра­зования слов:

1) аффиксальный, который делится, в свою очередь, на суффик­сальный, префиксальный (приставочный) и постфиксальный — с участием соответственно только суффиксов (программист от про­грамма), префиксов (постсоветский от советский), постфикса {разо­ружаться — разоружать), а также безаффиксальный (гниль от гни- лой, разгон от разгоняться);

2. сложение (гамма-лучи от гамма и лучи, вероисповедание от испо­ведание веры)^-,

2. сокращение (аббревиация) (зав от заведующий, РФ — Россий­ская Федерация);

3. субстантивация (ср.: Душевая кабина находилась рядом со спортзалом и Душевая находилась рядом со спортзалом)',

4. лексико-синтаксический, когда к производящему слову или словосочетанию присоединяется не аффикс, а какое-либо другое слово или словосочетание, уточняющее или сужающее, а в конечном итоге модифицирующее значение первого (охрана: пожарная охрана, добровольная пожарная охрана и охрана военных объектов, охрана жи­вотного мира, охрана среды обитания животного мира). Все приведен­ные составные наименования являются терминами и имеют одно­значные официальные дефиниции в федеральных законах.

К смешанным, но весьма распространенным способам образова­ния слов относятся: а) приставочно-суффиксальный, когда к произ­водящему слову одновременно присоединяется приставка и суффикс (антигриппин от грипп)', б) сложно-суффиксальный, когда сложение сопровождается суффиксацией (русскоязычный от русский язык).

§ 7.2. Типы, модели и средства словообразования

Способы словообразования реализуются в словообразовательных типах и моделях. Словообразовательный тип — это схема образования слов, состоящая из производящего слова любой части речи и какого-либо словообразовательного элемента, например аф­фикса (фрезеровщик от фрезеровать, барабанщик от барабан). Сло­вообразовательная модель — схема образования слов, со­стоящая из производящего слова определенной части речи и словообразовательного элемента (купальщик от купаться, ныряльщик от нырять, плавильщик от плавить).

Из всех способов словообразования аббревиация, пожалуй, единственная подвергается непрерывному остракизму со стороны литераторов. Аббревиатуры получили гражданство в русском языке в 1920-х гг. и тогда же стали не только распространенным, но и докуч­ливым явлением в языке. Уже в то время В. Маяковский в «Прозасе­давшихся» писал с явным сарказмом:

Чуть ночь превратится в рассвет. Исколесишь сто лестниц,

вижу каждый день я: Свет не мил.

кто в глав. Опять:

кто в ком, «Через час велели придти вам.

кто в полит. Заседают:

кто в просвет, покупка склянки чернил

расходится народ в учрежденья. Губкооперативом».

Через час: Снова взбираюсь, глядя на ночь,

ни секретаря, на верхний этаж семиэтажного дома.

ни секретарши нет — «Пришел товарищ Иван Ваныч?» —

голо! «Но заседании

Все до 22-х лет А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кама».

на заседании комсомола.

Ироническое отношение к злоупотреблению аббревиатурами — это первое, что бросается в глаза при знакомстве с их использовани­ем в художественной литературе как средством выразительности.

Попробуем расшифровать: что означает название организации НИИУРАВОДБАСДОН, упоминаемое В. Евтушенко в повести «Га- русеновский летописец». Это невозможно сделать без подсказки ав­тора. Оказывается, речь идет о Научно-исследовательском институте управления регулированием атмосферно-водного бассейна Дона. Даже для сотрудников института его название было неудобовари­мым, и они говорили «У РАД ОН» или «БАСДОН», тем самым сокра­щая сокращения. Руководитель этого учреждения Богдан Осипович Городулин подписывался также сокращенно — БОГ.

Реже писатели используют аббревиатуры, чтобы обратить внима­ние на какое-либо явление, по их мнению знаменательное для опи­сываемого времени. К такому приему прибегает, например, А. Алек­сеев в романе «Драчуны», где повествуется о жизни в послереволю­ционной деревне.

• Ну-с. ребята, теперь слушайте: районо и райисполком вынесли наконец решение в течение двух лет построить у нас новую школу...

• Ура-а-а!.. Вот здорово-о-о!

• Погоди, Жуков, я еще не все сказал. Это будет Ша-Ка-ЭлЛ Ну-с, а сейчас потрудитесь расшифровать три эти буквы: ШКМ. Начнем с первой буквы — «III». Что может она означать? Ну, где мы с вами сейчас находимся?

• Школа, школа! — заорали мы хором.

• Ну, разумеется. Перейдем к «Ай». Неужели не догадываетесь?..

• Крестьянская'. — радостно выдохнул класс.

• Итак, осталась нерасшифрованной одна буква о А/». И я уж не буду больше мучить вас, а скажу, что за этой буквой скрывается слово «молодежная». Сложим все три слова — что получится?..

• Школа-а-а! Крестьянской-о-ой!.. Мо-ло-де-жи!

Внимание литераторов привлекает и так называемая внутренняя форма слова — «характер» связи звукового состава слова и его перво­начального значения, способ мотивировки значения в данном сло­ве¹. Рассуждения о происхождении слова, о том, почему тот или ^иной предмет назван так, а не иначе, писатели нередко вставляют в

повествование, оживляя его, пробуждая интерес к тому или иному наименованию.

Внутренняя форма производного часто бывает прозрачной, т.е. его структура четка и со всей очевидностью показывает, от какого слова и как оно образовано, почему имеет то или иное значение. Это особенно хорошо видно на неологизмах, в частности на индивиду­альных образованиях. Например: В экспедиции было два отряда — один, «высокогорный», шел по верхней границе леса... другой, «луговой», выехал недели на три раньше и двигался по нижней границе лугами, пой­мами и долинами (С. Залыгин).

В романе «Поднятая целина» М. Шолохов приводит такой диа­лог между Разметновым и Давыдовым:

• В детстве я сам водил голубей, факт. Потому-то мне и интересно знать, какой породы голуби: вертуны или дутыши, а может быть, монахи или чайки. И где ты их достал.

Теперь уже улыбался Раэметнов, разглаживая усы:

• С чужого гумна прилетели, стало быть, порода их называется «гуменники*, а ввиду того что явились без приглашениев, могут они называться и так — ска­жем, * приблудыш и» или *чужбинники*_у потому что на моих кормах живут, а сами по себе ничего не добывают... Одним словом, можно приписать их к любой поро­де. какая тебе больше по душе.

• Какой они окраски? — уже серьезно допытывался Давыдов.

• Обыкновенной, голубиной.

• То есть?

• Как спелая слива, когда ее ишо не трогали руками, с подсинькой, с дым­ком.

• А, сизари, — разочарованно протянул Давыдов.

В этом диалоге встречаются слова, внутренняя форма которых как бы на поверхности: название вертуны могло произойти только от глагола вертеться, дутыши — от дуться, гуменники — от гумно, при­блудыши — от приблудить, чужбинники — от чужбина, сизари — от си­зый. Следовательно, названия могут даваться по отношению ко­го-либо к предмету, действию, признаку.

Внутренняя форма слова может постепенно затухать, и тогда тре­буются специальные этимологические исследования для ее опреде­ления. Приведем простой пример ослабления внутренней формы. Первоначально штурвальным называли лицо, стоящее за штурвалом и ведущее судно по заранее намеченному курсу. Но вот появились корабли, у которых вместо штурвала использовался рычаг, однако лицо, ведущее судно по заранее намеченному курсу, по-прежнему называют штурманом (на это обратил внимание писатель Ю. Смуул, плававший на дизель-электроходе «Кооперация» в Антарктиду и описавший это плавание в дневнике «Ледовая книга»).