5,6 Раза превысив значение валового национального продукта[216].

Но как ни понятно естественное желание исследователей по горячим следам

рассматривать кризис 1987 года в контексте сравнения финансовых показателей,

характеризовавших американскую и японскую экономику, результаты такого

рассмотрения нетрудно

------------------

^[213] - См.: Brockway G.P. Economists Can Be Bad for Your

Health. P. 138, 141.

^[214] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The

Great Reckoning. P. 161.

^[215] - См.: Kuttner R. The End of Laissez-Faire. P. 176.

^[216] - См.: Hartcher P. The Ministry. How Japan's Most

Powerful Institution Endangers World Markets. Boston (Ma.), 1998. P. 69-70.

------------------

было предугадать. Сравнивая кризисы 1987 и 1929 годов в своей

немедленно ставшей бестселлером книге, Дж.Сорос писал в конце 90-х:

"...историческое значение кризиса 1987 года состоит в том, что экономическая

и финансовая власть перешла от США к Японии. В последнее время Япония

производит больше, чем потребляет, а США потребляют больше, чем производят.

Япония накапливает активы за границей, тогда как США все глубже залезают в

долги... Кризис 1987 года выявил мощь Японии и сделал сдвиг экономического и

финансового могущества ясно видимым" ^[217]. Однако эта "ясная"

видимость была далеко не столь очевидной. Не говоря о том, что само японское

"экономическое чудо" развивалось в искусственно созданной среде и

подогревалось активными государственными мерами по поддержке национальной

промышленности, потенциал американской экономики, которая к концу 80-х уже

успела шагнуть на прочный фундамент постиндустриального развития, был

гораздо большим, чем это отражали традиционные макроэкономические

показатели. Пусть США и имели в эти годы огромный внешний долг, пусть они

допускали отрицательное сальдо своего торгового баланса с Японией (только в

торговле продукцией электронной промышленности в одном лишь 1990 году оно

составило 2,3 млрд. долл.^[218]); гораздо более существенным

оставалось то, насколько широко и эффективно использовались в США достижения

информационной революции.

Даже самые поверхностные сравнения показывают, что кабельными сетями к

середине 90-х годов были связаны 80 процентов американских домов против 12

процентов японских; в США на 1000 человек населения использовались 233

персональных компьютера, в Германии и Англии -- около 150, тогда как в

Японии -- всего 80; электронной почтой регулярно пользовались 64 процента

американцев, от 31 до 38 процентов жителей континентальной Европы и лишь 21

процент японцев^[219], и ряд подобных примеров нетрудно

продолжить. Известно, что еще с конца 70-х годов японская промышленность

успешно вытесняла американских производителей с рынка микрочипов, опередив

США в 1985 году и обеспечив в 1989-м разрыв в 16 процентных пунктов. Однако

США никогда не уступали лидирующих позиций ни в создании новых систем

обработки данных, ни тем более в области разработки программного

обеспечения. В начале 90-х годов мировой рынок программных продуктов

контролировался американскими компания-

----------------

^[217] - Soros G. The Alchemy of Finance. P. 350.

^[218] - См.: Forester Т. Silicon Samurai. P. 8, 7.

^[219] - См.: Moschella D.C. Waves of Power. Dynamics of

Global Technological Leadership 1964-2010. N.Y., 1997. P. 204, 207-208.

----------------

ми на 57 процентов, и их доля превышала японскую более чем в четыре

раза^[220]; в 1995 году сумма продаж информационных услуг и услуг

по обработке данных составила 95 млрд. долл.^[221], из которых на

долю США приходится уже три четверти^[222]. Как следствие, в

середине 90-х годов было легко восстановлено и равенство на рынке

производства микрочипов, нарушенное десять лет назад, в результате чего доли

США и Японии выровнялись. Особенно важно в этой связи, что Соединенные Штаты

обладают стабильным положительным сальдо в торговле патентами и научными

разработками и активно наращивают производство новейших технологий,

постоянно расширяя при этом их применение в национальной промышленности. В

1991 году в США впервые расходы на приобретение информации и информационных

технологий, составившие 112 млрд. долл., оказались больше затрат на

приобретение производственных технологий и основных фондов, не превысивших

107 млрд. долл. Значение информации как основного производственного ресурса

растет настолько стремительно, что к началу 1995 года в американской

экономике "при помощи информации производилось около трех четвертей

добавленной стоимости (курсив мой. -- В.И.), создаваемой в

промышленности"^[223]. Сегодня американские производители

контролируют 40 процентов всемирного коммуникационного

рынка^[224], около 75 процентов оборота информационных услуг и

четыре пятых рынка программных продуктов^[225]. Таким образом, на

глубинном уровне, скрытом поверхностными финансовыми показателями, США

демонстрируют с конца 80-х годов принципиально иной тип хозяйственного

роста, нежели Япония и другие страны Юго-Восточной Азии, в начале 80-х

казавшиеся источником опаснейшей экономической угрозы для Соединенных

Штатов.

Именно поэтому, если "за кризисом 1929 года последовали резкий

экономический спад и череда волн дальнейшего падения цен на фондовом рынке,

то кризис 1987 года привел к относительно быстрому росту экономики,

соответствующему повышению курса акций и, в результате, к стремительной

компенсации первоначального краха"^[226]. Динамика ВНП по итогам

1987 и 1988 годов показала лишь минимальное снижение темпов роста по срав-

----------------

^[220] - См.: Forester Т. Silicon Samurai. P. 44-45, 85, 96.

^[221] - См.: World Economic and Social Survey 1996. P. 283.

^[222] - См.: Barksdale J. Washington May Crash the Internet

Economy // Wall Street Journal Europe. 1997. October 2. P. 8.

^[223] - Stewart T.A. Intellectual Capital. P. 20-21, 14.

^[224] - См.: OECD Communications Outlook 1995. P., 1995. Р.

22.

^[225] - См.: Barksdale J. Washington May Crash the Internet

Economy. P. 8.

^[226] - Krugman P. The Age of Diminishing Expectations. P.

214.

----------------

нению с 1986-м, а ни о какой рецессии не могло быть и

речи^[227]. Экономика США оставалась самой мощной в мире, и хотя с

1973 по 1986 год Япония увеличила свой ВНП с 27 до 38 процентов от

американского, Соединенные Штаты жестко сохраняли соотношения ВНП с

европейскими странами -- с Германией, чей показатель составлял 16 процентов

американского, Францией (13-14 процентов) и Великобританией (11-12

процентов); как следствие, с 1975 по 1990 год отношение суммарного ВНП стран

ЕС и Японии к ВНП США повысилось всего на пять процентных пунктов -- со 107

до 112 процентов^[228], что и стало реальной "ценой" тех 80-х

годов, о которых нередко говорят как о самом тяжелом периоде послевоенного

развития американской экономики.

Сформировав новый тип хозяйственного развития, Соединенные Штаты

эффективнее, нежели любая другая страна современного мира, используют

преимущества технического прогресса, который, как отмечал Ж.Фурастье еще

накануне первого нефтяного кризиса, "является независимой переменной в

хозяйственной жизни" ^[229]. Между тем расчеты, проведенные рядом

экспертов, показывают, что радикальное изменение роли технологического

фактора в экономическом развитии относится именно к началу 80-х годов, когда

постиндустриальные тенденции приобрели видимые очертания. Согласно данным,

опубликованным Джеймсом Гэлбрейтом, параметр, определяющий значение

технологического фактора в обеспечении хозяйственного роста, вырос с 1980 по

1989 год более чем на четверть, тогда как значение потребительского спроса

снизилось почти на такую же величину, а действенность протекционистских мер

осталась практически неизменной^[230]. Экспансия новых технологий

и конкурентоспособной наукоемкой продукции привела как к росту экспортных

поступлений американских компаний, так и повышению их рыночной цены. В

результате Соединенным Штатам удалось резко изменить и свою инвестиционную

политику на внешних рынках, и динамику собственных фондовых индексов. Если в

1986 году американские инвесторы владели ценными бумагами зарубежных

компаний, стоимость которых не превышала трети цены американских акций,

находившихся в собственности иностранцев^[231], то к 1995 году они

впервые в XX веке обеспечили контроль над большим количеством акций зарубеж-

--------------

^[227] - Подробнее см.: Kemp T. The Climax of Capitalism: The

US Economy in the Twentieth Century. L.-N.Y., 1990. P. 220-221.

^[228] - См.: Statistical Abstract of the United States 1994.

Wash., 1994. P. 863.

^[229] - Fourastie J. The Causes of Wealth. N.Y., 1975. P.

141.

^[230] - См.: Galbraith James К. Created Unequal. P. 127.

^[231] - См.: Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space.

P. 20.

----------------------

ных эмитентов, нежели то, которым владели иностранные инвесторы в самих

США. Характерно, что около 70 процентов этих приобретений было сделано

американскими корпорациями только в течение первой половины 90-х годов, а

суммы, которые Соединенные Штаты способны инвестировать в экономику

зарубежных стран до конца истекающего столетия, оценивались в 1997 году в

325 млрд. долл.^[232]; основным препятствием для подобных

инвестиций является не ограниченность финансовых возможностей американских

компаний, а социально-экономическая ситуация, в которой находятся сегодня

регионы, традиционно принимавшие американские капиталовложения. При этом в

самих США на протяжении фактически всех 90-х годов продолжается бум на

фондовом рынке; рост котировок акций американских компаний увеличил

финансовые активы инвесторов более чем на 10 триллионов долл. только за

последние пять лет^[233], а индекс Доу-Джонса в конце апреля 1999

года преодолел барьер в 11 тыс. пунктов на фоне откровенного застоя на

фондовых рынках большинства европейских стран и Японии.

* * *

80-е годы стали этапом, чрезвычайно важным для США и европейских

постиндустриальных стран. На его протяжении произошли все основные события в

хозяйственной жизни, так или иначе свидетельствующие о том, что

постиндустриальный мир обрел весьма устойчивую целостность и гармоничность.

Во-первых, начало десятилетия ознаменовалось радикальным изменением основных

тенденций в потреблении важнейших ресурсов; снижение энергоемкости и

материалоемкости валового национального продукта во всех развитых странах

создало предпосылки для постепенного возвращения сырьевых цен к докризисному

уровню, вызвало резкое обострение проблемы долгов развивающихся стран и

существенно снизило масштаб их хозяйственных притязаний на международном

уровне. Во-вторых, рейгановская налоговая реформа и аналогичные меры,

предпринятые европейскими консервативными правительствами, обеспечили резкий

рост производственных инвестиций и, что не менее существенно, частной

инициативы во всех отраслях хозяйства. В то же время бюджетные эксперимен-

----------------

^[232] - См.: Garten J.E. The Big Ten. The Big Emerging

Markets and How They Will Change Our Lives. N.Y., 1997. P. 37.

^[233] - См.: McAlister J.F.O. Prosperity For Now // Time.