32 Процента населения Малайзии, 15 процентов -- Таиланда, 4 процента --

Индонезии и 1 процент -- Филиппин ^[325]. В совокупности с

населением Тайваня и Гонконга общая численность китайцев в азиатских странах

достигает 51 млн. человек. При этом китайская диаспора контролировала

непропорционально большую долю национального богатства этих стран: в

Малайзии -- до 69 процентов, в Таиланде -- 81, Индонезии -- 73, а на

Филиппинах -- 50-60 процентов ^[326]. Уже по состоянию на 1990 год

они владели промышленными, торговыми и сервисными компаниями, а также

объектами недвижимости и товарными запасами, оценивавшимися в 450 млрд.

долл., что на тот момент почти на четверть превышало ВНП континентального

Китая ^[327]. Нормы накопления в принадлежавших им компаниях были

не ниже, чем в КНР, и составляли от 25 до 45 процентов. В результате в 1996

году эта часть китайской экономики "весила" 700 млрд. долл., что к тому

времени было уже несколько меньше размеров валового национального продукта

самого Китая ^[328]. Однако эти данные дают далеко не полное

представление о реальном влиянии этнических китайцев в странах Юго-Восточной

Азии. Еще в 1990 году диаспора контролировала через находившиеся в ее

собственности фирмы и компании ликвидные активы (не считая акций и других

ценных бумаг промышленных компаний) на сумму, приблизительно в 3-4 раза

превышающую официальную оценку ее собственности. Некоторые эксперты называют

цифру от 1,5 до 2 триллионов долл. ^[329], другие считают 2

триллиона долл. тем мини-

^[325] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights.

P. 189.

^[326] - См.: Haley G.T., TanCh.T., Haley U. C. V. New Asian

Emperors. P. 12-13.

^[327] - The Economist. 1992. July 18. P. 21-22.

^[328] - См.: Gray J. False Dawn. P. 59.

^[329] - См.: Hobday M. Innovation in East Asia: The

Challenge to Japan. P. 22.

мальным значением, от которого следует отталкиваться в подобных

расчетах ^[330]. Максимальная из известных нам оценок масштабов

китайской зарубежной экономической империи по состоянию на 1990 год -- 2,5

триллиона долл. -- предложена недавно Д.Лэндесом ^[331]. Имея в

виду эти цифры, можно прийти к выводу о том, что в начале 90-х годов

китайская экономика за пределами Китая составляла около 60 процентов ВНП

Японии, страны с вдвое большим населением и второй экономической

сверхдержавы мира. Китайские эмигранты и их наследники создали в Азии

гигантские финансовые империи: среди 100 азиатских миллиардеров 39 являются

выходцами из Китая, причем 12 семей обладают состояниями, превышающими 5

млрд. долл. ^[332] К середине 1994 года предприниматели китайского

происхождения владели контрольными пакетами акций 517 из 1000 крупнейших

индустриальных компаний, являвшихся лидерами листингов фондовых бирж в

Сеуле, Тайбее, Шанхае, Шеньчжене, Гонконге, Бангкоке, Куала-Лумпуре,

Сингапуре, Джакарте и Маниле ^[333], причем в Малайзии они

выступали собственниками более чем 62 процентов ведущих компаний, а в

Таиланде -- 80 процентов ^[334]. Особенно заметным было их

присутствие в Индонезии, где этнические китайцы, составляющие, по различным

данным, от 3,6 до 4,2 процента населения, владели 70 процентами всех

предприятий негосударственной формы собственности, 240 из 300 крупнейших

компаний и 14 из 15 ведущих индустриальных и финансовых конгломератов страны

^[335]. Экономика же Сингапура, как считает большинство

специалистов, почти полностью подконтрольна членам китайской диаспоры. Такое

влияние этнических китайцев привлекает все большее внимание в последние

годы; западные аналитики серьезно опасаются возможных политических

последствий их экономической экспансии. В начале 90-х годов П.Дракер ввел в

научный оборот термин "некоммунистические китайские общества

^[336], которым сегодня все чаще обозначают Гонконг, Тайвань,

Сингапур, Южную Корею, Малайзию и отчасти Индонезию. В своей недавней работе

Зб.Бжезинский упоминает слова посла Индонезии в Японии об опасности,

исходящей от экономического влияния китайцев, а также высказывает мнение,

что в будущем во многих

^[330] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights.

P. 189.

^[331] - См.: Landes D. The Wealth and Poverty of Nations. P.

478.

^[332] - См.: Hiscock G. Asia's Wealth Club. P. 29.

^[333] - См.: Naisbitt J. Megatrends Asia. P. 3.

^[334] - См.: Drucker on Asia. A Dialogue Between Peter

Drucker and Isao Nakauchi. Oxford, 1997. P. 7.

^[335] - См.: Moreau R., Nordland R. After Suharto. P. 39.

^[336] - Drucker P.F. Managing in Turbulent Times. Oxford,

1993. P. 136.

восточно-азиатских странах у власти могут оказаться марионеточные

прокитайские правительства ^[337].

Мы остановились на данной проблеме не в силу ее политической

значимости. В контексте нашего исследования важно, что Китай является

единственной страной в Азии, которая не только имеет потенциальный доступ к

колоссальным инвестициям извне, но и, что гораздо более существенно,

оказывается в выигрыше от нынешнего финансового кризиса. В условиях, когда

китайские предприниматели в странах Юго-Восточной Азии оказываются поп

grata, как это случилось в Малайзии и Индонезии, или не могут более столь

прибыльно, как прежде, размещать свои капиталы, Китай может ожидать притока

инвестиций, в то время как все остальные азиатские страны испытывают их

жесточайший дефицит. Это один из многих факторов, позволяющих утверждать,

что финансовый кризис конца 90-х с высокой вероятностью может миновать

китайскую экономику. Однако международный инвестиционный климат, каким бы

благоприятным он ни был, не может заменить стране внутренние источники

развития. Но и в этой сфере, как мы полагаем, дела в китайской экономике

обстоят относительно благополучно.

Как отмечалось выше, основными причинами кризиса азиатских стран стали

высокая зависимость от импорта технологий и комплектующих, фактически полная

ориентированность новых отраслей промышленности на экспорт, стремление

проложить путь на внешние рынки любой ценой, даже посредством дотирования и

кредитования неэффективного производства, и неимоверная зависимость от

инвестиций, исходящих из стран постиндустриального мира. Китайская экономика

выгодно отличается от хозяйственных систем других азиатских стран фактически

по всем этим направлениям.

В течение 80-х и первой половины 90-х годов внутренние сбережения

последовательно росли; за годы реформ их доля в валовом национальном

продукте повысилась с 33,2 процента в 1978 году до 40,4 процента в 1991-м и

с тех пор колеблется около уровня в 40 процентов. Характерно, что к началу

90-х годов доля инвестиций, финансируемых из бюджета, снизилась до

минимально возможных значений: если в 1978 году 15,1 процента ВНП

перераспределялось на инвестиционные цели по бюджетным каналам, а население

инвестировало в общей сложности лишь 1,1 процента ВНП, то в 1991 году эти

показатели поменялись местами, составив 1,8 и 18,7 процента ВНП

соответственно ^[338]. В таких условиях

^[337] - См.: Brzezinski Zb. The Grand Chessboard. American

Primacy and Its Geostrategic Imperatives. N.Y., 1997. P. 167, 168 note.

^[338] - См.: Chai J.C.H. China: Transition to a Market

Economy. P. 118

государственный сектор, остающийся чрезмерно бюрократизированным и

неэффективным, столкнулся со значительными трудностями; в 1996 году половина

из составляющих его 118 тыс. предприятии показали убытки в своих балансовых

отчетах ^[339]. Весной 1998 года XV съезд Коммунистической партии

Китая обозначил задачу реформирования государственного сектора в качестве

одной из приоритетных на ближайшие годы. Нельзя не отметить, что сегодня для

этого сложились все необходимые условия: государственные предприятия, в

основном работающие на внутренний рынок, вполне могут быть

коммерциализированы, так как платежеспособный спрос на предметы первой

необходимости достигает высоких значений; достаточно сказать, что Китай

превзошел США по потреблению на душу населения многих видов продуктов, в том

числе яиц, свинины и риса, а потребление зерна всех видов составляет здесь