Китай: общие судьбы или особый путь?

Китай, к которому сегодня приковано внимание многих экономистов и

политиков, и по методам своего развития, и по сложившейся там политической

системе, и по устойчивости к кризисным явлениям, существенно отличается от

прочих государств региона. Обычно, говоря о Китае, отмечают достигнутые им

выдающиеся успехи в индустриализации, гигантские темпы роста валового

национального продукта, беспрецедентный объем валютных резервов, устойчивое

положительное сальдо во внешней торговле и многое другое, что, по мнению

экспертов, может вывести его на место мирового экономического лидера к

середине XXI века. Мы не разделяем такого оптимизма, однако вполне согласны

с тем, что избранная Китаем модель реформирования экономики является,

пожалуй, оптимальной для решения стратегических задач развития страны.

Китай начал свои реформы в 1978-1979 годах, располагая минимальным

экономическим потенциалом. Абсолютное большинство населения было занято в

сельском хозяйстве, промышленность находилась в зачаточном состоянии,

валовой национальный продукт на душу населения составлял не более 373 юаней,

что даже по искусственно установленному в тот период курсу -- 1,55 юаня за

доллар -- не превышало 250 долл. на человека ^[304]. Начав переход

к рыночной экономике и взяв курс на индустриализацию, китайское руководство

поставило задачу увеличить среднедушевой размер ВНП в четыре раза к 2000

году. Достигнута ли эта цель, сказать сегодня крайне сложно. С одной

стороны, согласно статистическим данным, китайская экономика на протяжении

всего периода 80-х и начала 90-х годов росла темпами от 9,8 до 14,2 процента

в год и была, таким образом, рекордсменом среди азиатских стран

^[305].

^[304] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 57.

^[305] - Сегодня многие аналитики считают возможным говорить

о снижении темпов роста китайской экономики. На наш взгляд, более правильным

было бы полагать, что экономический рост в Китае, характеризующийся на

протяжении последних двадцати лет показателями, колебавшимися в пределах от

4 до 15 процентов в год (подробнее см.: The Economist. 1997. February 22. Р.

21), является скорее неровным, нежели замедляющимся; при этом сама подобная

"неровность" в определенной мере может быть объяснена сложностями его

статистического учета.

Между 1991 и 1995 годами рост валового национального продукта в КНР

составил 136 процентов, а по итогам 1996 года -- 9,2 процента

^[306]. При этом на первом этапе реформ в Китае, в отличие от

большинства его соседей, роль иностранных инвестиций была относительно

ограниченной, в силу чего быстрыми темпами развивались сельское хозяйство и

легкая промышленность, в значительной мере рассчитанные на внутренний рынок,

а также весьма эффективно использовались внутренние резервы хозяйственного

роста; в результате, как подчеркивают многие специалисты, производительность

в китайской экономике росла темпами от 2 до 3,8 процента в год, будучи самым

важным (даже более значимым, чем повышение интенсивности труда или роль

капитальных вложений) фактором хозяйственного развития и обеспечивая до 43

процентов роста национального дохода ^[307].

Формируя таким образом внутренний рынок и создавая условия для бурного

экономического роста, китайское правительство сосредоточило наиболее

конкурентоспособные производства в специально созданных зонах "обработки

продукции на экспорт", или, что звучит более привычно, свободных

экономических зонах. В начале 80-х годов их насчитывалось более десятка, и

некоторые из них привлекали значительный объем зарубежных инвестиций (как,

например, свободная экономическая зона в Даляне, куда с 1984 по 1993 год

иностранными инвесторами было вложено более 5 млрд. долл. ^[308]);

наибольшим же значением для экономики страны обладал комплекс свободных

экономических зон, сложившийся в дельте реки Сицзян. На этой территории,

расположенной в непосредственной близости от Гонконга, благодаря тесным

хозяйственным связям с ним, в 80-е годы был сосредоточен основной объем

китайского индустриального производства; темпы экономического роста между

1978 и 1993 годами составляли здесь в среднем 17,3 процента. К началу 1994

года около трети всего китайского экспорта обеспечивалось регионом, в

котором проживало 23 млн. человек, то есть менее 1,4 процента всего

населения страны ^[309]. В середине 90-х годов отношение экспорта

из восточных провинций к объему их валового продукта в несколько раз

превышало средний для Китая показатель в 13 процентов, достигая в Гуандуне

106, а в Фуцзяне -- 30 процентов ^[310]. Важно подчеркнуть, что

значение свободных экономических зон в том виде, в каком

^[306] - См. Hampden- Turner Ch., Trompenaars F. Mastering

the Infinite Game. P. 3, 2.

^[307] - См. Chai J.C.H. China: Transition to a Market

Economy. P. 150.

^[308] - См. Ohmae K. The End of the Nation State. P. 86.

^[309] - См. Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights.

P. 208.

^[310] - CM. Naughton B. The Emergence of the China Circle //

Naughton B. (Ed.) The China Circle. P. 7-8.

они сформировались в Китае к началу 90-х годов, выходит далеко за рамки

масштабного хозяйственного роста, причиной которого они оказались. Эта

модель, позднее освоенная и в других регионах страны, обеспечила уникальные

характеристики структуры иностранных инвестиций в китайскую экономику: в

отличие, например, от Южной Кореи, где к 1993 году портфельные инвестиции и

внешние займы почти в 15 раз превышали прямые капиталовложения в

производственную сферу, в Китае последние в 2 раза превосходили объемы

полученных кредитов и почти в 10 раз -- масштабы портфельных инвестиций

^[311]. Вопрос об источниках тех капиталовложений, которые

обеспечили столь неправдоподобно быстрый экономический рост, открывает нам

наиболее принципиальные отличия китайской экономики от хозяйственных систем

прочих азиатских стран.

Во-первых, это характер и юридические основы инвестиции. Провозглашая

строительство социалистической рыночной экономики, китайские руководители, с

одной стороны, не допустили широкой приватизации крупных промышленных

компаний и, с другой стороны, не стремились активизировать развитие сферы

услуг и финансового сектора, ориентируясь в первую очередь на модернизацию

производственных мощностей. Именно поэтому подавляющая часть иностранных

инвестиций в китайскую экономику (до 75 процентов по состоянию на 1996 год)

представлена прямыми капиталовложениями в сферу материального производства и

строительство. В то же время, сохраняя гигантские государственные

предприятия, правительство в массовом масштабе регистрировало компании со

стопроцентным иностранным участием. Курс на их создание был провозглашен в

ходе "южного турне" Дэн Сяопина в 1991 году, и изменение политической линии

было воспринято инвесторами фактически немедленно: если в 1991 году прямые

иностранные инвестиции не превосходили 4 млрд. долл., то в 1992 году они

достигли 11 млрд., в 1993-м -- 26 млрд., а в 1996 году превысили 40 млрд.

долл. ^[312] За эти годы радикально изменился и правовой статус

иностранных инвестиций. Если на протяжении 80-х годов около 56 процентов

новых инвестиционных контрактов предусматривали капиталовложения в

совместные предприятия, то к 1997 году их доля снизилась до 43 процентов;

напротив, более 45 процентов всех инвестиций извне шло на создание

предприятий со стопроцентным иностранным капиталом

^[311] - См.: Mitchell К., Beck P., Grubb M. The New

Geopolitics of Energy. L., 1996. P.100.

^[312] - См.: Dent Ch.M. The European Economy. P. 152; The

Economist. 1997. March 8. Survey "China". P. 10.

(против 7 процентов в среднем в 80-е годы) ^[313]. В

результате только за 1989-1993 годы в КНР было зарегистрировано 24 тыс.

предприятий, находившихся в иностранной собственности; здесь было занято 23

млн. работников, а суммарные инвестиции в данные производства превысили 39

млрд. долл. ^[314] На данных предприятиях производилось 37

процентов всей направляемой на экспорт продукции, совокупная стоимость

которой возросла между 1991 и 1995 годами с 13 до 47 млрд. долл.

^[315] В одном только 1993 году правительство одобрило привлечение

инвестиций на сумму более 111 млрд. долл., что превосходило показатель,

достигнутый за тринадцать предшествующих лет; в 1994 году он вырос еще на 44

процента ^[316]. Хотя далеко не все инвестиции были осуществлены

немедленно, к 1996 году объем реальных капиталовложений, в основном в

производственную сферу, превысил 114 млрд. долл. (в том числе 26 млрд. долл.

в 1993 году, 34 млрд. долл. в 1994 году и 37 млрд. долл. -- в 95-м)

^[317]. Таким образом, китайская экономика получила широкий доступ

к иностранному капиталу, направляемому в производственную сферу. Если

учитывать, что норма накопления в Китае в течение второй половины 80-х и

первой половины 90-х годов не опускалась ниже 37,5 процента ВНП, а в

последние годы находилась на уровне 40 процентов ВНП ^[318],

становится понятным, что достигнутые КНР темпы хозяйственного роста могут

сохраниться в течение всего ближайшего десятилетия.

Во-вторых, это структура и источники капиталовложений в китайскую

экономику. В отличие от большинства азиатских стран, где ведущую роль среди

иностранных инвесторов играет Япония, а в некоторых случаях даже Соединенные

Штаты, инвестиции в КНР проистекают из стран, в которых этнические китайцы

либо составляют большинство населения, либо занимают ведущие позиции в

экономической жизни. Так, в целом за период 1979-1993 годов капиталовложения

предпринимателей из Гонконга и Тайваня составили около 76 процентов

иностранных инвестиций в народное хозяйство КНР, тогда как суммарная доля

представителей Японии и США не превышала 11 процентов ^[319].

Более того, статистика показывает, что роль инвесторов некитайского проис-

^[313] - См. Rosen D.H. Beyond the Open Door. Foreign

Enterprises in the Chinese Marketplace. Wash.-N.Y., 1999. P. 27.

^[314] - См. Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. How

Expatriate Chinese Entrepreneurs Are Creating the New Economic Superpower in

Asia. N.Y., 1996. P. 123.

^[315] - См. The Economist. 1997. March 8. Survey "China". P.

10.

^[316] - См. Chai: J.C. H. China: Transition to a Market

Economy. P. 160.

^[317] - См. Ayres R.U. Turning Point. P. 58.

^[318] - См. Hampden-Tumer Ch., Trompenaars F. Mastering the

Infinite Game. P. 113.

^[319] - См. Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. P.

101.

хождения в финансировании китайской экономики последовательно

снижается. Если в 1985 году инвестиции со стороны компаний, находившихся в

Гонконге или Макао -- на территориях, одна из которых сегодня уже

присоединена к Китаю, а другая переходит под его контроль в этом году, --

составляли 49,9 процента всех поступивших в страну иностранных

капиталовложений, то в 1989 году эта цифра достигла 62,1 процента, а в

1993-м (включая также и Тайвань, население которого полностью состоит из

этнических китайцев и который также может быть воссоединен с континентальной

частью страны в относительно недалеком будущем) -- 76,2 процента. Начав

инвестиции в Китай в конце 80-х годов, тайваньские предприниматели на

сегодняшний день основали в КНР, по различным оценкам, от 11 до 35 тыс. фирм

и компаний и de facto инвестировали в китайскую экономику от 15 до 24 млрд.

долл. ^[320] В то же время доля американских капиталовложений

между 1985 и 1993 годами снизилась с 18,3 процента до 7,4, а японских -- с

16,1 до 4,9 процента ^[321]. Не смотря на несколько отличающиеся

оценки ^[322], большинство экспертов сходятся во мнении о том, что

более трех четвертей иностранных инвестиций в китайскую экономику поступает

из Макао, Тайваня и Гонконга ^[323] по мере сокращения

индустриальной занятости в этих странах. Их предприниматели перемещают свои

производства в Китай, где использование более многочисленной, но менее

дорогой рабочей силы дает значительные преимущества. Так, за последнее

десятилетие численность занятых в промышленном секторе в Гонконге

сократилась на 60 процентов, в Макао -- на 40, а на Тайване -- на 16

процентов, что в общей сложности составляет около 800 тыс. человек. При этом

в Гуандуне и Фуцзяне прирост индустриальной занятости за тот же период

составил около 4,5 млн. человек ^[324].

Подобный характер инвестиций в КНР мы считаем особенно значимым

фактором по двум причинам. Во-первых, с присоединением к Китаю этих

территорий большая часть иностранных капиталовложений (приблизительно 230

млрд. долл., согласно прогнозам экспертов на конец этого года) окажутся

внутренними и факти-

^[320] - См.: Chai J. C.H. China: Transition to a Market

Economy. P. 160.

^[321] - См.: Hajari N. High Seas Diplomacy // Time. 1997.

April 21. P.57.

^[322] - См.: Pomfret R. Asian Economies in Transition.

Reforming Centrally Planned Economies. Cheltenham (UK)-Brookfield (US),

1996. P. 41.

^[323] - Подробнее см.: On-Kwok L., SoA.Y. Hong Kong and the

Newly Industrializing Economies: From Americanization to Asianization //

Postiglione G.A., Tang J.T.H. (Eds.) Hong Kong's Reunion with China. The

Global Dimensions. Armonk (N.Y.)-L., 1997. P. 112-113.

^[324] - См.: Naughton В. The Emergence of the China Circle.

P. 12-13.

чески перестанут "отягощать" собой список международных обязательств

КНР. Вовторых, приток инвестиций, активизировавшийся со времени "южного

турне" Дэн Сяопина, исходит в большей его части от этнических китайцев,

проживающих не только в Гонконге или на Тайване, но и во многих других

странах Азии. Масштабы их влияния настолько значительны, что на этом вопросе

следует остановиться подробнее.

Оценки экономического влияния китайской диаспоры за рубежом достаточно

сильно разнятся; поэтому мы постараемся приводить только те данные, которые

подтверждены несколькими авторами или статистическими источниками. Известно,

что только в Юго-Восточной Азии (не считая Гонконга, Макао и Тайваня) в

середине 90-х годов проживало около 25 млн. выходцев из Китая, составляющих