7. Глава 19. Обзор культурных аспектов: судьба сыновней почтительности к старшим

На долю каждого из четверых китайских испытуемых, истории жизни которых я описал, выпало пережить сначала погружение в процесс «исправления мышления» — положившее начало личностным изменениям — а затем отвращение к предъявленным требованиям. Что же вызвало у них столь сильное неприятие, так контрастирующее с искренним энтузиазмом других китайских интеллектуалов, для которых «исправление мышления» прошло более благополучно? Без сравнительного исследования этой последней группы невозможно получить надежный ответ на этот вопрос. Но, уже исходя из имеющихся данных, можно сказать, что определенные черты личности и особенности идентичности сыграли важную роль в формировании устойчивости против «исправления мышления», причем не только у четверых наших героев, но и у остальных моих испытуемых. Вот они: тенденция к непокорности и страх перед доминированием (особенно ярко прослеживаются у Ху); острая потребность в индивидуальном самовыражении (Джордж Чен и Грейс Ву); прочные семейные узы (Джордж Чен); наличие ранее сформированных паттернов аномии (отчуждения) и эмоционального бегства (Роберт Чао, Грейс Ву и Ху); значительная степень вестернизированности, которая проявлялась в приверженности к христианским ценностям, либо в какой-либо другой форме (Роберт Чао, Грейс Ву и Джордж Чен). Эти тенденции служат не только принципами, вдохновляющими сопротивление; сопровождающие их противоречия могут обеспечить и особую восприимчивость к «исправлению мышления».

Пожалуй, еще более важно, что именно эти темы оказались в самом центре внутриличностных конфликтов большинства китайских интеллектуалов. Напряжение, порождаемое непокорностью, стремление к самовыражению, преданность семье, отчуждение и вестернизация на том историческом этапе имели огромное значение — поскольку никто иной, как именно интеллектуалы составляют авангард любого общества в переломный момент смены традиционных моделей на новые. Иными словами, те четыре истории, которые мы проследили, служат отражением целого ряда связанных с идентичностью и идеологией конфликтов, избежать которых не удалось ни одному из китайских интеллектуалов, оказавшихся втянутыми в «исправление мышления».

Корни такого напряжения следует искать во взаимодействии между эмоциями отдельно взятых людей и культурными и историческими веяниями. Как видно из названия этой главы, я предпочел сгруппировать все эти психологические факторы вокруг понятия сыновней почтительности, центральной темы китайской культуры, которая имеет непосредственное отношение к только что перечисленным точкам напряжения. А исторические превратности сыновней почтительности (филиализма), точнее, превратности, постигшие китайских интеллектуалов (или образованных людей) в том, что касается почтительного отношения, имели для «исправления мышления» как такового, исключительное значение.

В каждой из человеческих жизней, которые мы исследовали и проанализировали с разных точек зрения, как в зеркале отразилась история Китая: первые годы почтительной идентичности происходят из китайской традиционной культуры; юности и ранней взрослости свойственна приверженность к более современным и западным веяниям; и, наконец, третья стадия — коммунизм или «исправление мышления». По-видимому, каждый китайский интеллектуал столкнулся с необходимостью повторить в собственной жизни опыт, заложенный в его собственной культуре, что может служить психокультуральным аналогом биологической концепции, согласно которой онтогенез в сокращенной форме повторяет филогенез.

Влияние сыновней почтительности является неотъемлемой частью традиционной китайской культуры, прослеживаемой со времен династии Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.), вплоть до эпохи правления династии Цин (1644–1911 г. н.э.), конец которой положила революция, произошедшая в 1911 году. «Современные» (этот термин я употребляю в более узком смысле, чем в него обычно вкладывают историки) китайские идентичности появились в переходный период, который можно приблизительно датировать первой половиной XX века, хотя, на самом деле, он начался примерно за пятьдесят лет до этого. Начало третьего этапа, разумеется, было ознаменовано коммунистическим переворотом 1948-49 года.

Для каждого из этих исторических этапов характерна определенная модель китайской идентичности, описывая которую, мы можем основываться на схожем опыте разных людей. Чтобы в этом убедиться, мы должны проанализировать идеальные, порой даже чрезмерно упрощенные типы, не претендующие на то, чтобы считаться исчерпывающими. Но, благодаря им, саму программу «исправления мышления» и людей, попавших в ее жернова, мы сможем рассматривать в перспективе, в чем-то исторической, но все же в большей степени психологической¹.