3. Моя полная идеологическая перемена

Мое предварительное представление о об Народно-освободительной Армии и Коммунистической партии. Чудеса, явленные Армией народного освобождения, потребовали от меня глубоко и искреннего уважения. Я никогда не верил в возможность такой дисциплины и такой любви к людям. В первые дни после национального освобождения я был глубоко тронут случаем с сыном моей служанки Лю. Когда ее сын, работавший на одном из заводов, допустил проступок, солдаты НОА, расположившиеся на этом заводе, попытались исправить его посредством перевоспитания. Потерпев неудачу, два товарища из НОА явились к Лю и потребовали, чтобы она шла перевоспитывать своего сына. В конце мероприятия солдаты накормили мать и проводили до дому. Я считаю, что такого рода вооруженные силы — уникальное явление в истории. Весной 1949 года мне повезло достаточно, чтобы иметь возможность услышать ряд докладов, с которыми выступили партийные руководители старшего звена. Их отношение к делу было исключительно честным и искренним, и они всегда были готовы воплотить свои слова в жизнь. Хотя все они занимали видные посты в партии, они отличались неизменной готовностью публично признать перед массами свои ошибки. По моему мнению, наличие в Китае такой партии — явление беспрецедентное. Однако такого рода признание с моей стороны было лишь предварительным этапом восприятия посредством эмоций, т.е. нечто, находящееся в пределах способностей всех китайцев.

Изменение моей философской идеологии. В общем и целом это изменение можно разделить на три периода. На протяжении первого периода я все еще не умел связать революционную действительность с марксизмом-ленинизмом. Хотя я уже приобрел предварительное представление о Коммунистической Партии и НОА, это еще не означало, что я был готов принять диалектический и исторический материализм. Когда товарищ Ай Сучи выступил с лекцией в университете Синьхуа, я даже пытался вступить с ним в спор. Начиная с марта-апреля 1949 года я стал посещать разнообразные собрания с целью обмена философскими взглядами. Даже к тому времени я все еще придерживался двух ошибочных точек зрения: во-первых, я все еще считал диалектический материализм и старую философию равноправными учениями и, находясь во власти иллюзии и считая, будто наши коммунистические товарищи ничего не смыслят в старой философии, хотел посвятить их в ее мистерии; во-вторых, ошибочно думая, что диалектический и исторический материализм недостаточно систематизированы, я намеревался привести их в порядок при помощи моей тривиальной системы анализа. Мои неслыханные самоуверенность и невежество были вызваны тем фактом, что я по-прежнему взирал на диалектический материализм с позиций старой философии. Когда, действуя в вышеуказанном духе, я принял участие в первой попытке реформировать учебную программу, у меня, естественно, ничего не вышло. Поэтому никакого прогресса на кафедре философии не состоялось.

Второй период продлился приблизительно с начала второй попытки пересмотра программы в 1950 году до весны 1951-го. С самого начала этого периода я уже принимал ведущие положения диалектического материализма и избавился от двух вышеупомянутых заблуждений. Таким образом, я считал диалектический материализм красной нитью, связующей воедино все отдельные области знания. Однако, хотя я признавал его важность в абстрактном смысле, мои подлинные интересы оставались в сфере философии как одной из областей знания, связанных диалектическим материализмом. Мысля так, я все еще пытался противопоставить старую философию новой. Как по причине моих ошибочных взглядов, так и в согласии с обстановкой, царившей на кафедре философии Синьхуа, я предложил разбить кафедры на три группы: истории философии, логики и истории искусств. Посколько это было изменением лишь по форме, но не по сути, я снова преуспел в торможении всяческого прогресса на кафедре философии Синьхуа.

Весной 1951 года я регулярно отправлялся в город для изучения работы «О практике» (сочинение Мао Цзэдуна). Именно в этот период моя идеология стала претерпевать радикальные изменения. На протяжении почти двух предшествующих лет я регулярно наведывался в город по воскресеньям для участия в научных мероприятиях Китайского философского общества. То, что я приобрел за эти годы, объединилось с моим изучением работы «О практике», дало мне возможность понять фундаментальную разницу между диалектическим материализмом и старой философией. Старая философия, будучи метафизической, изначально ненаучна, тогда как новая философия, являясь научной, содержит в себе высшую истину. Именно в период кампании 1951 года по пересмотру учебной программы мне удалось осознать, что задача кафедры философии заключается в подготовке пропагандистских кадров для распространения марксистско-ленинского учения. На этот раз реформа программы была осуществлена в сравнительно добросовестной манере. Однако, поскольку мое понимание диалектического материализма продолжало основываться на абстрактных понятиях, оно повлекло за собой серьезные последствия для кафедры философии университета Синьхуа.