ПЬЕР МОТЕН

ДИАЛОГ ЖАКМАРА И САМАРИТЯНКИ НОВОГО МОСТА

Он

О гордость Нового Моста, Самаритянка!

Ваш верный друг Жакмар в стихах вам шлет поклон И заверяет вас, прелестная смуглянка, Что вот уже два дня он страстно в вас влюблен.

Она

Любезный мой Жакмар, властитель башни старой, Где духи прячутся и где вам не до сна,— Жакмар, пусть назовут нас все влюбленной парой: Коль вправду любите, я тоже влюблена.

Он

Кудрявый ветерок, покинув берег Сены, О вашей красоте поведал мне в тиши.

С тех пор моей души страданья неизменны, Поскольку я влюблен, а вы так хороши.

Она

Дня три тому назад знакомая ворона, Из тех, что на руки садятся к вам порой,

Мне описала вас: честь ваша непреклонна… И я, узнав о том, утратила покой.

Он

Есть у меня для вас гнездо, в котором птица Все лето прожила, а завтра улетит.

Она клевать свой корм нисколько не боится, Усевшись близ меня: приятен ей мой вид.

Она

Я рукавицы вам преподнесу в подарок, Чтоб руки отогреть, державшие металл, А если летний день чрезмерно будет жарок, Смогу вам заменить прохладу опахал.

Он

Хочу, чтоб утреннее ваше пробужденье Всегда приветствовал крик сов и лай дворняг, И серенадою пусть кажется вам пенье Крылатых демонов, что населяют мрак.

Она

Печальной музыки вам только внятны звуки: Зов черных воронов, протяжный волчий вой. А я… я слышу свист томящихся от скуки

Юнцов, что трудятся в лавчонках день-деньской.

Он

Я только в колокол звоню здесь то и дело, А должен бы водить в сраженье батальон. Но если б нам судьба быть рядом повелела, То не такой бы я сумел поднять трезвон.

Она

Какое мужество! Такое лишь в театре Порою встретится. Ах, крылья б мне иметь! Или иметь корабль, подобно Клеопатре, Чтоб мой Антоний мог вблизи меня узреть.

Он

Хоть небо против нас и хочет без ответа Оставить наш призыв, на хитрость я пущусь: Подобно королям, чья гордость мной задета, Через посредника я с вами обручусь.

Она

Достойнейший Жакмар, тогда чего вы ждете? Вам надо действовать, иного нет пути.

И если девственной меня вы не найдете, То значит, девственниц в Париже не найти.

ОТ ЖАННЫ Я УШЕЛ

От Жанны я ушел в час поздний, как обычно. Я под дождем шагал, и вдруг из-за угла Навстречу мне патруль. Ночь темная была, И в этой темноте я крик услышал зычный:

«Стой! Кто идет?» Стою. Тогда, рукой привычной Мне обыск учинив, сказали: «Ну, дела!

Он мокрый, он продрог, еще спалит со зла И королевский двор, и город наш столичный».

Сказал я: «Господа, в чем дело, не пойму.

Школяр я…» — «Черт возьми, в тюрьму его, в тюрьму! Как! Ночью… под дождем… слоняться? Очень странно!»

И тут я, вырвавшись, пустился наутек.

Что это? Бунт? О нет! Но я насквозь промок, И ведь меня в плену и так уж держит Жанна.

ЖАН ОВРЭ

КТО ОН?

Кто он, бунтующий и гордый человек? Увы, всего лишь дым, и ветер им играет. Нет, он не дым — цветок: его недолог век, В час утренний расцвел, а к ночи умирает.

Итак, цветок… О нет! Поток бурлящий он, Ждет бездна черная его исчезновенья. Так, значит, он поток? Нет, он скорее сон, Вернее, только тень ночного сновиденья!

Но может хоть на миг тень неподвижной стать,—

Вдвиженье человек, покуда сердце живо; Сон может истину порою предсказать, А наша жизнь всегда обманчива и лжива.

Впотоке новая начнет журчать вода, Что из источника не иссякая льется; Коль умер человек — он умер навсегда, Подмостки бытия покинув, не вернется.

Хотя цветок и мертв, растенье не мертво: Весной украсится опять оно цветами; Но умер человек, — страшны цветы его И называются могильными червями.

Едва утих порыв шального ветерка, Срастаются клочки разорванного дыма; Но душу оторвать от тела на века Не стоит ничего, а смерть неотразима.

Так кто ж он, человек, столь чтимый иногда? Ничто! Сравненья все, увы, не к нашей чести. А если нечто он, так суть его тогда —

Дым, сон, поток, цветок… тень. — И ничто все вместе.

Я ВПАЛ В ЭКСТАЗ

Я впал в экстаз и вот почувствовал, как вдруг Меня, бесчувственного, сила чьих-то рук

От самого себя отторгла и нежданно На гору вознесла таинственно и странно. Была чудовищной гора, и на нее, Зловеще каркая, слеталось воронье И разлагавшиеся трупы там терзало.

Там были виселицы, плахи, кровь стекала На землю чахлую; там только смерть была, Смерть и гниение, кошмары, ужас, мгла. И чтоб моя душа в испуге онемела,

Пред нею крест предстал: висело чье-то тело На том кресте, что был недавно возведен; Распятый человек казался страшным: он Так окровавлен был, так грязен, изувечен, Такими ранами и язвами отмечен, Что человек с трудом угадывался в нем.

Из тысяч ран его хлестала кровь ручьем, Кровь залила глаза, стекая ручейками,

Ибыло все лицо осквернено плевками, На чреслах и руках пылали синяки; Страданье жгучее, вонзая в плоть клыки, Взбиралось по кресту подобием пожара И, кости поломав, осколками их яро Прошило кожу всю, свело гримасой рот;

Как бы без внутренностей, высохший живот К хребту разбитому прилип, и крепче стали Шипы терновника до мозга проникали.

Виднелись на лице следы кровавых слез, На лоб спадала прядь свалявшихся волос, Истерзанная плоть, утратив форму тела, Распространяя смрад, лохмотьями висела.

Исловно те, кто был проказою убит, Распятый на кресте, являя страшный вид, Покрыт был язвами, и язвы обнажили Его артерии, суставы, сухожилья; Не стоило труда все кости сосчитать:

Был предо мной скелет или, верней сказать, Какой-то призрак был, ужасное виденье, Не мертвый человек — ночное привиденье, Когда бы не глаза с кровавой пеленой: Сквозь эту пелену струился свет живой

Итак прекрасен был, что тот мертвец, казалось, Не умер… Или жизнь со смертью в нем сливалась.

ВДВИЖЕНИИ ЭТОГО МИРА

…Нет, нет, для нас искать опоры в этом мире Есть то же, что поймать орла в небесной шири, Что в утлой лодочке пуститься в океан, Висеть на волоске, бежать по скользкой льдине, Цепляться за траву, ловить мираж в пустыне

Иудержать в сетях клубящийся туман. За тучу черную садится солнце славы,

Ив ласках сладостных есть горечи приправа, Нередко за спиной Фортуна прячет нож; Нет в мире никогда покоя без мучений, Нет розы без шипов, нет дерева без тени, Без темной стороны медали не найдешь…