ПЕДЕР ДАСС

НУРЛАННСКИЕ ТРУБЫ

(Фрагмент)

Яжителю Нурланна шлю свой поклон — Хозяин ли он, подмастерье ли он, Крестьянин в сермяжном уборе, Идет ли на промысел он за треской,

У чанов солильных стоит день-деньской, Живет он в горах ли, у моря.

И пасторам в каждом прпходе привет — Да будет сиять им божественный свет В почтенных трудах каждодневных; И тем, кто сжимает судебник и меч, Кто должен от зла и насилья беречь Бесхитростных и смиренных.

Поклон арендаторам, хусманам; вам, Живущим по прадедовским хуторам, Что в скалах прибрежных мостятся; Отшельникам, лавочникам и другим, Которым помог я советом моим, Хоть в стих они мой не вместятся. Прекрасному женскому полу поклон,

Помянем хозяек, крестьянских матрон, Мамаш и на выданье дочек.

А доброму нраву — особый почет. На помощь тому, кто достойно живет, Отправлюсь я без проволочек.

Вот время к полудню идет на часах, И солнце высоко стоит в небесах. Прошу вас с глубоким почтеньем Прийти отобедать, как гости, со мной, Отведать, что есть у меня в кладовой, И трапезы быть украшеньем. Изысканных блюд я к столу не подам, Желе золотое мне не по зубам: Безденежье вечное нудит.

Явас не прельщу необычным питьем, Подам только то, что и в будни мы пьем, Но Бахус в обиде не будет.

На кухне дворцовой ведь я не бывал, И повар-француз меня не обучал, Как суп иностранный готовить.

Простецкой покажется пища моя Иным грамотеям, но вы-то, друзья, Не станете, знаю, злословить. Готовится здесь не блестящий банкет,

Издесь сервировки особенной нет, Я новой не следую моде.

Каплун, куропатка, индейка, фазан, Конечно, прекрасны, да пуст мой карман

Ижалованье на исходе.

Изысканных пряностей нет на столе, Какие растут лишь в индийской земле — К чему нам такие присыпки?

Но если жаркое из свежей трески Вам будет по нраву, друзья-едоки, Прошу вас, отведайте рыбки.

Пшеничный поставлю на стол каравай, Съедите — поставлю другой, налегай! Гостей накормлю до отвала.

Не стану, друзья, экономить на вас,

Вкладовке имею запасы колбас И выпивки тоже немало.

Кто хочет ветчинки — вот вам ветчина, Девятую осень коптится она, Прозрачна до самой середки.

Вбочонке моем прошлогодний улов Засолен и нынче, должно быть, готов. Друзья, не подать ли селедки?

Ни вам патиссонов, ни вам огурцов, Капуста не хуже в конце-то концов. Чтоб каждый доволен остался, И репы нарежу — вот вам и салат, А если бы я обещал виноград, Сказали бы мне, что заврался.

Ни в сыре, ни в масле отказа вам нет, Глазуньей, как должно, закончим обед. Конечно, убыток карману, По я приглашаю и ныне и впредь

Со мною, друзья, за столом посидеть — Припасов жалеть я не стану.

Для вас, земляки, я свой начал рассказ, На славу я вас угостил, а сейчас Иные пойдут разговоры:

Хочу написать я прилежным пером О Нурланне нашем, поведать о том, Какие тут реки и горы, О долах глухих и о скалах седых,

О вечных снегах, покрывающих их,

О чащах лесных, о погоде, Какая рыбалка, охота и лов,—

Подробно об этом поведать готов, И кроме того — о народе.

ЛАУРИДС КОК

ПЕСНЯ О КОРОЛЕВЕ ТЮРЕ ДАНЕБОД

«Дания — сады и нивы, голубой прибой.

Наши молодцы ретивы, так и рвутся в бой

на славян, на вендов, немцев — только кликни одноземцев.

Но приманчивому саду нужно бы ограду.

Слава богу, что омыта Дания водой.

Море — славная защита для страны родной. Здесь разбойному соседу не сыскать вовек победу.

Мы блюдем свои границы, не сомкнем зеницы.

Берег Фюна крутосклонный Мелфором омыт, незаметно ворог конный в Гедсер не влетит.

Гульдборг путь закрыл на Лолланн, Эресунн — закрыл на Шелланн, все затворено от вора, Юлланн — без затвора.

Люнеборжцы, и голштинцы, и фарерцы тож —

все на Юлланн прут, бесчинцы, падки на грабеж.

Наши деньги, скот, усадьбы нужно, датчане, спасать бы. Луки есть у нас и стрелы.

Так за чем же дело?»

Так отважно призывала Тюре Данебод: «Чтобы Дания не знала горя и забот —

мы запрем свои владенья

от внезапного вторженья. На себя пускай пеняет тот, кто нас пугает.

От Моратсета к закату, к Мёсунну у Сли

мы протянем, как заплату, насыпь из земли.

Будет труд наш совокупен, будет вал наш неприступен, не проскочит тать глумливый через вал с поживой».

Тюре доблестным воззваньем тронула сердца.

Король Гарольд шлет с посланьем за гонцом гонца, чтоб везде его читали, чтобы датчане узнали:

их с телегами, с конями ждут на стройке днями.

Сконцы двинулись с востока, шелланнцы идут, едут лолландцы сдалека, фюнцы тут как тут.

Дружно юлланнцы спешили — все заботы отложили.

Кто радел об общем деле — все туда поспели.

Тюре сердцем веселится — поднялся народ!

«Об заклад могу побиться — дело тут пойдет! Юлланнцы, гостей кормите, пироги, сыры несите.

Все пойдет само собою с доброю едою».

Сконцы, взявшись за лопаты, к Холлингстеду шли. Начали от Калегата, вырыли, взвели

втридцать футов — ров глубокий,

всорок восемь — вал высокий. Ниже, чем по сорок футов,

не было редутов.

Шелланнцы и фюнцы славно помогли трудам.

Юлланнцы носили справно снедь своим гостям. Башен вывели без счета,

как сто фавнов — так ворота. Лютый враг теперь не страшен — всё мы видим с башен.

Вот великое строенье кончено вчерне. Королева в нетерпенье едет на коне.

Хочет глянуть — что поправить или что-нибудь добавить, хочет видеть свежим глазом все огрехи разом.

«Даневирке» — так назвали укрепленный вал.

Долго нас от всякой швали он оберегал.

Тюре молвит: «Вот ограда божья пастбища и стада. От врага, злодея, вора крепче нет затвора.

Ныне Дания — цветущий, огражденный луг. Пособи, господь могущий, в дни тревог и мук

вырастать, как рожь, солдатам, храбро биться с супостатом, Тюре вспоминать всечасно в Дании прекрасной!»