ВАЦЛАВ ПОТОЦКИЙ
VETO[19], ИЛИ «НЕ ДОЗВОЛЮ!»
Толковал тебе как-то я, друг мой, про это — Что в польском «не дозволю», на латыни veto. Пусть иной это слово, как выше, толмачит, Но vae[20] по-латински у нас «горе» значит.
«Горе» то, я считаю, коль кто «не дозволит» — И словечком отчизне распасться позволит. Вето не для упрямцев, запомни же это, Ибо, дурень, ответишь в свой час ты за вето.
КРАКОВ
Первый слог понапрасну заезжих пугает — Не кражей вовсе Краков деньгу вытягает. В дому без многой вещи можно обойтиться,
Зашед к торговцу, — многой можно обольститься. Идучи по заулку, там, где лавки стары, Между товаром протчим зрю я окуляры.
Пожелал их для зренья приобресть, и с тяжким Кошелём подступился к полезным стекляшкам. Расплатившись, сколь надо, за них и с футляром, Вижу карты — в Бобовой худо с сим товаром. Взял их несколько дюжин. Вдруг съедутся гости, Обыграю их, может. Из слоновой кости Нож себе покупаю, жене ж из коралла С золотою насечкой, чтоб снедь ковыряла.
Стыден нож на пиру-то из буйволина рога — На что ж люди и робят, отделив для бога? Себе еще топорик, жене веретенце, Коробочек для гребня заметил в оконце; Он ведь нужен, к тому же искусно и вышит. Платит слуга, кошель же боками уж дышит. Еще перчатки римски да чулки для женки, Детишкам то да это в смысле одежонки. Все же навроде нужно, что ни видят бельма. А француз зазывает, предлагает, шельма. Напоследок купивши шляпу и булавки, Весь потратясь, иду я наконец из лавки.
Тут дождь. «А не купить ли верхней одежонки?» Слуга же: «Ваша милость, кончились деньжонки!»
Иду, значит, и мокну, иззябнув спиною, Рассчитались безделки с моею мошною. Шел и очень смеялся над собой за эту Растранжиренну впусте немалу монету.
Жил ведь и жить без оных вещиц мог и дольше. Пусть же в Кракове всякий очи жмурит больше.
ШУТКА НА ШУТКУ, И ЗНАТНАЯ
Вчера шутил воевода некий надо мною, Мол, с кустом Моисея сходен я брадою.
Хоть бы и так — мне это не во вред в итоге — На вас же вижу, сударь, пророковы роги.
ПОЛОТНО
Хвасталась как-то дама перед ветрогоном, Десять тыщ, мол, имею в полотне беленом. Ферт в ответ заявляет: «Мне б на том не стало — За то, что в нем имею, сто тыщ будет мало!»
НЕГЛУПЫЕ ОТВЕТЫ
Что всех старше в мире средь велика и мала? Бог. Почему? Известно. Сей есть без начала. Что прекрасней? Мир божий. Где красоты пуще? Всё, что зовем прекрасным, в мире присносуще. Что мудрее всех? Время. Ибо все науки, Рук дела и рассудка в вечны емлет руки.
Что поместительней? Место. Творенье любое Или предмет вмещает, сколь нужно, собою.
Что всех быстрее? Мысль есть. Мгновенья ей хватит — Небо, море и землю вдаль и вширь охватит.
Что всех сильней на свете? Смерть — с ней не схватиться. Что всех страшней на свете? Смерть — всяк убоится.
Что надежней на свете? Смерть — повсюду вхожа. Что ненадежней в свете? Смерть — в дружбу негожа. Что желанней на свете? Смерть — утоляет муки, На себя из-за коих налагают руки.
НА СВОИ СТИХИ
Всяк стихи мои хвалит, кто только ни слышит, Исключая поэтов, они ж сами пишут.
Те ругают, но что мне от ругни иль попрека! О поварне не мыслю, раз гость в яствах дока.
НЕУМЕСТНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ
Жаждя испить, травивший круль Казимеж зверя, К шляхтичу небогату постучался в двери. Обрадовался хозяин монаршью приходу И, нацедив остатки из бочонка меду, Гостю чинно подносит, а король вещает:
«По обычаю, прежде монарх угощает!» Отпил шляхтич и снова с поклоном подносит, «Допивайте до дна уж!» — король его проспт.
Выпил шляхтич, король же: «Сейчас бы и мне-то!» Бедный шляхтич смешался: «Государь мой, нету! Оторвал бы от сердца, хоть бы он из злата Был тот мед, но увы мне — хата небогата!» Государь же на это: «Обычай пе каждый
Чтить в Мазовии нужно, коль мучишься жаждой!»
ХОТЕЛ СТАРИК ОБЖЕНИТЬСЯ
Март месяц уж стучался, Февраль кончался хмурый, Старик один собрался
Кпанне — строить куры. Лишь взыграли цимбалы,— Позабывши опаску, Хоть в берцах и стреляло,
Старый пустился в пляску. Стал сперва заручаться Сговорённостью устной,
Кмасленой чтобы венчаться Во канун мясопустный.
Тут и контракт составил Старец седобородый, А как строгих был правил Старинныя моды —
Лишь поэзии учат бакалавры жаков.
Тут вино не поможет — кто чужд сей науке, К стихотворчеству тщетно прикладывать руки. Особливо же к польску, строку несогласну Исхитряет порою иной понапрасну.
И напрасно гордыня из нас так и пышет, Ничего, что бы ново, сегодня не пишут. Без понятья толмачим латынцев и греков И, присвоив их строки, дурим человеков.
Правда, те, кто латынский хоть малость да знают, Говно с померанцем никак не равняют.
Да и каждая с каждой субстанция розна — Что в той речи приятно, в другой пренавозпо. Особливо же в польской цветочки сникают, Каковые в латыни столь благоухают.
Так что многи истории сколь ни читаешь, Точно к носу безвонну траву подтыкаешь. Уж не лучше ли сказку слагать, небылицу,
Словно няньки детишкам, про царя да царицу.