ФРАНСИСКО ДЕ РИОXА

* * *

Я полон самым чистым из огней, какой способна страсть разжечь, пылая, и безутешен — тщится зависть злая покончить с мукой сладостной моей.

Но хоть вражда и ярость все сильней любовь мою преследуют, желая, чтоб, пламя в небо взвив, сгорел дотла я, душа не хочет расставаться с ней.

Твой облик — этот снег и розы эти — зажег во мне пожар, и виновата лишь ты, что, скорбный и лишенный сил,

тускнеет, умирая в час заката, а не растет, рождаясь на рассвете,

огонь, горящий ярче всех светил.

* * *

В тюрьме моей, где в скорбной тишине лишь вздохи раздаются одиноко и цепь звенит, сдавив меня жестоко, я мучаюсь — и мучаюсь вдвойне

из-за того, что по своей вине я променял покой на чад порока,

на жар страстей, чтобы сгореть до срока в оковах тяжких, жгущих тело мне,—

как бурная волна в спокойном море, отвергшая родные воды ради чужой земли, блеснувшей вдалеке,

и к берегу, взбив пенистые пряди, бегущая, чтобы, себе на горе, окончить жизнь, разбившись на песке.

* * *

Уже Борея гневные порывы утихли, и холодная зима

сошла в глубины, где гнездится тьма, и залил нежный свет луга и нивы.

В листву оделся тополь горделивый, избавившись от снежного ярма, и обвела зеленая кайма Гвадиамара светлые извивы.

Вы счастливы, деревья: сбросив гнет застывшей влаги, под лучами Феба искрятся ваши пышные венки.

А я грущу: хотя жестокий лед по-прежнему сжимает мне виски, затеряй светоч мой в просторах неба.

К РОЗЕ

Пылающая роза, соперница пожара, что разожгла заря!

Ты счастлива, увидев свет, — но зря: по воле неба жизнь твоя — мгновенье, недолгий взлет и скорое паденье; не отвратят смертельного удара

ни острые шипы, ни дивный твой цветок — поспешен и суров всесильный рок.

Пурпурная корона, что нынче расцвела из нежного бутона —

лишь день пройдет — в огне сгорит дотла. Ты — плоть от плоти самого Амура, твой венчик — золото его волос, а листья — перья легкого крыла;

и пламенная кровь, что полнит вены богини, из морской рожденной пены, свой алый цвет похитила у роз.

Но солнце жжет, и никакая сила

смягчить не властна ярости светила. Ах, близок час, когда в лучах его сгорят

дыханье нежное, роскошный твой наряд; и лепестки, обугленные крылья, на землю упадут, смешавшись с пылью. Жизнь яркого цветка безмерно коротка;

расцветший куст едва омоют росы, Аврора плачет вновь — о смерти розы.

ЛУИС ДЕ УЛЬОА-И-ПЕРЕЙРА

* * *

Божественные очи! Не тая Вулканов своего негодованья,

Отриньте страсть мою без состраданья, Чтоб горечь мук познал без меры я.

Коль ваша гордость и любовь моя, Как равный грех, заслужат наказанья,

Нас в темной бездне будет ждать свиданье Там, далеко, за гранью бытия…

Но если вы за нрав, что столь надменен, А я за страсть, которую кляну, В аду должны попасть в два разных круга,

Останется удел наш неизменен: Мы будем в муках искупать вину,

Ни здесь, ни там не обретя друг друга,

ПРАХУ ВОЗЛЮБЛЕННОГО, ПОМЕЩЕННОМУ ВМЕСТО ПЕСКА В ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Струится, сокращая ежечасно Нам жизни срок, отпущенный в кредит, И о печальном опыте твердит

В сосуде крохотном сей прах безгласный,

То прах Лисардо, кто любим был страстно И ветреностью был столь знаменит… Сон жизни завершив, сном смертным спит

Источник горьких мук, к ним безучастный.

Огнем любви он обращен был в прах, И ввергло в сей сосуд его отмщенье За то, что предал он любви закон.

За то, что жил он с ложью на устах, Ему и после смерти нет прощенья, И в смерти не обрел покоя он.