ФРАНСУА ДЕ МЕНАР

ПРЕКРАСНАЯ ВДОВА

Клориса, я всегда тебе служил послушно, Всю жизнь свою давно поверг к ногам твоим, Зачем отказывать мне в счастье равнодушно, Коль я считаю дни моих последних зим?

Должно ль твое лицо скрываться под вуалью И траурный наряд помехой быть любви?

Пора быть радостной, расстанься же с печалью, Сиянье глаз твоих мне наконец яви.

Где твой веселый нрав, твое благоразумье? Что сделалось с твоей холодной головой?

Быть верной мертвому ревнивцу — вот безумье, Ужель охвачен им и светлый разум твой?

Ты не дала обет жизнь доживать вдовою, Никто не стоит жертв, будь хоть сам Цезарь он,

Покинул муж твой дом — ты быть должна живою, Но плачешь ты, и в скорбь я снова погружен…

Пусть горести мои превысят радость втрое, Пускай сменяются династьи королей, Пусть Гектор вновь падет, пускай пылает Троя, Но все ж я не смирюсь с суровостью твоей!

Яне сегодня стал твоим рабом смиренным, Почти что сорок лет прошло уже с тех пор, Но с обожанием я вижу неизменным Средь темных локонов серебряный пробор.

Яперед девочкой склонялся, пламенея, Пленили навсегда меня твои черты, Но в руки ты взяла светильник Гименея —

Скрыл в сердце я любовь, так пожелала ты.

Яслова данного вовеки не нарушу, Признаньями в любви не стану тешить свет, И если иногда я открываю душу, Наперсники мои не выдают секрет.

Тоскуя, ухожу я в дикие дубравы,

Им исповедуюсь и жалуюсь скале, И утешенья мне нашептывают травы, Когда в тени густой лежу я на земле.

Яот тебя бежал в тоске в чужие страны,

Яименем твоим будил лесную даль, Италии моря не врачевали раны, И флердоранжа цвет не исцелял печаль.

Вниманья не дарил я берегам старинным, Что сам Нептун почтил присутствием своим, Я грезы предпочел хожденью по руинам, И видел я твой лик, осматривая Рим.

Клориса, страсть моя сильнее год от года, И все века земли не знают равной ей, С улыбкой нежною любуется природа Огнем моей любви, огнем твоих очей.

Ты славилась красой чудесной с колыбели,

Итак же, как рассвет, прекрасен твой закат,

Ищеки свежие ничуть не побледнели,

Как будто бы года твое лицо щадят.

Без страха наблюдай конец всего земного,

Илучше на себя ты в зеркало взгляни; Ты лилии белей, румяней розы снова, Зима тебе опять весны приносит дни.

Ихоть уже стою я на краю могилы, Седеет голова, и остывает кровь, Немеет разум мой, и угасают силы, Но теплится во мне пока еще любовь.

Положит скоро смерть конец моим страданьям, И Парка оборвет существованья нить.

Как будешь ты внимать отчаянным стенаньям Той тени, что могла так долго ты томить!

Клориса, сможешь ты забыть мою кончину? Молчать, коль обо мне с тобой заговорят? Иль ты раскаешься, когда я мир покину, Захочешь наконец снять траурный наряд?

Ведь если б мне пришлось тебя оплакать Ничто в беде моей мне не могло б помочь, Я бы ослеп от слез, я б обезумел в горе,

Но предавался бы любви я день и ночь.

ОДА ШАРЛЮ ДЕ МЕНАРУ

(Фрагмент)

Обидно мне и жаль до слез, Что честолюбию в угоду Ты венценосцам в дар принес

Свой пыл, и юность, и свободу.

Все эти пышные дома Владык с их свитою лукавой Не что иное, как тюрьма

Для горемык, покрытых славой.

Тот, кто вознесся высоко, Там в тайном страхе пребывает, Надежды призрак там легко Благоразумным управляет.

Там обещанья — звук пустой, Мудрец там не дождется ласки, И, окруженный мишурой, Не лица видит он, а маски.

Мой сын, желанья королей Законы преступают смело, И зло порою им милей Чем добродетельное дело.

Блажен, кто в тихом уголке Живет в безвестности великой, От сильных мира вдалеке. Вдали от свиты их безликой.

Мой сын, так смеет говорить С тобою царедворец бывший, Ума набравшийся и жить В уединении решивший.

ПРОЩАЙ, ПАРИЖ

Прощай, Париж, прощай! Ты видишь, я устал Поддерживать огонь на алтаре Удачи.

Хочу я видеть вновь мой край лесов и скал, Где все мне по душе и где живут иначе.

Ни за богатством там не надо гнаться мне, Ни жалких почестей не надо домогаться; Что бедность при дворе, то в сельской тишине

Могло бы, как и встарь, достатком называться.

С тех пор, как понял я, что век наш развращен И что достоинство ни в грош не ставит он, Одно мне дорого — мое уединенье.

В нем жизни каждый миг, и радости, и боль Лишь мне принадлежат… Жить в рабском подчиненьи Постыдно для того, кто сам себе король!

МЕСТА ПУСТЫННЫЕ

Места пустынные, где я так мирно жил, Мой одинокий дом в тени высоких сосен, Нас королевский двор уж год как разлучил,

Но к вам я возвращусь; двор для меня несносен.

Достоинство и честь встречают здесь враждой, Здесь во дворцах живет невежество и чванство, И стыдно мне, что я, усталый и седой, Питал надежды здесь и верил в постоянство.

Смешной слепец, я мнил опору обрести В краю, где все обман, где все ведут пути К ловушке золотой, к великому паденью.

О сосны, я хочу увидеть вас опять И под чудовищно прекрасной вашей сенью

Наперекор судьбе о смерти размышлять.

ЭПИГРАММА

В сапожном деле отличиться Пьер в годы юности сумел; Хотя он прошлого стыдится,

Зато изрядно преуспел.

Теперь, торговец сапогами, Завел он в парке у себя

Фонтаны, гроты, пруд с мостами — Не хуже, чем у короля.

И, продолжая в том же роде, Он приказал прорыть канал, Чьей ширине и многоводью Мог удивиться б кардинал.

Не ограниченный запретом, Опустошить он мир готов, Чтоб стол его зимой и летом Был полон лакомых кусков.

И дом его похож на чудо, В лепных узорах потолок, Из золота его посуда, Из серебра ночной горшок.

Что я глупец, мне ясно ныне; Ведь сколько я потратил дней, Чтобы устроить склад латыни В несчастной голове моей!

Отец мой шел не в ногу с веком, И, не предвидя мой провал, Он к древним римлянам и грекам Меня на выучку послал.

О Музы! Что мне делать с вами? Простите, но пора кончать:

В наш век нельзя прожить стихами, Уж лучше сапоги тачать.

СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ МАЛЕРБУ

Писатель редкий, ты бы мог Обогатить свое семейство Не хуже, чем любой налог Обогащает казначейство.

Но только не в цене теперь

Стихи у нас: закрыта дверь У власть имущих для поэта.

И вот я думаю подчас:

В наш век куда нас мчит Пегас? Увы! К воротам лазарета.

ЭПИГРАММА

Все то, что создано тобой, Покрыто словно пеленою; Твои творенья — мрак ночной, Не озаряемый луною.

Мой друг, гони ты эту тьму! Ведь тут нужны жрецы и маги, Чтоб объяснить нам, почему И что доверил ты бумаге.

А если что-то утаить Тебя преследует желанье,

Зачем так много говорить? Куда верней хранить молчанье.