ШАРЛЬ-ОГЮСТ ДЕ ЛА ФАР

ОДА

Не в радость мне ни ум, ни тело! Недвижная, томится плоть, А ум, педант закоренелый, Тоски не в силах побороть.

Ты, превращающий в услады Всё — даже капли горьких слез, О чародей Амур, мпе надо, Чтоб ты печаль мою унес!

Вновь буду я в амурном войске Служить тебе, чье знамя — страсть. Я возвращаюсь, чтоб геройски На поле битв любовных пасть!

На тайных празднествах Венеры И на вакхических пирах Прославлен буду я без меры, Когда земля мой примет прах!

Амуры щекотать Силена Так примутся, что, пьян и сыт,

Обжора жирный непременно, Дурачась, брюхо обнажит.

Ив память брюха де Ла Фара До дна там будут пить вино

Ипеть средь пьяного угара С веселым старцем заодно!

ГИЙОМ АМФРИ ДЕ ШОЛЬЕ

НА РЕВНОСТЬ

О Ревность, Купидона дочь, С глазами зоркими и злыми! Терзаешь души день и ночь. Ты подозреньями своими.

Когда бы горестных сердец Не отравляла ты жестоко, Спокоен был бы твой отец: Он слеп, а ты — тысячеока.

ШАРЛЬ ПЕРРО

ВЕК ЛЮДОВИКА ВЕЛИКОГО

(Фрагменты из поэмы)

Античность, спору нет, почтенна и прекрасна, Но падать ниц пред ней привыкли мы напрасно! Ведь даже древние великие умы — Не жители небес, а люди, как и мы.

Ивек Людовика я с Августовым веком Сравню, не будучи хвастливым человеком. Хоть были римляне отважны и сильны, В военном ремесле они превзойдены, И, как Людовика, от первых войн начала, Победа никого так быстро но венчала.

Коль кто-нибудь в наш век решился бы хоть раз Предубеждения завесу сбросить с глаз

Иглянуть в прошлое спокойным, трезвым взглядом, То с совершенствами он бы увидел рядом Немало слабостей, — и понял наконец, Что не во всем для нас античность образец,

Исколько бы о ней нам в школах ни твердили,

Во многом древних мы давно опередили.

Отец искусств, Гомер, ты мной безмерно чтим. Могучий гений твой внушен тебе самим Всесильным божеством, и ярче нет примера Бессмертия стихов, чем жизнь поэм Гомера. Художники всех стран в теченье сотен лет Стремятся воплотить гомеровский сюжет; Твоей фантазии прекрасные творенья Для лучших мастеров — источник вдохновенья;

Все, что нам тешит взор в скульптуре и резьбе, На полотне, в коврах — посвящено тебе.

Но если б отнесло благое провиденье В наш век, во Францию, твое, Гомер, рожденье,—

Ты знал бы то, чего твой век еще не знал, И заблуждений бы премногих избежал.

Так, твой герой, боец, сразить врага готовый, Взмахнув мечом в пылу баталии суровой, Не застывал бы вдруг с подъятою рукой, Чтоб время дать тебе сказать, кто он такой;

Когда взволнованный читатель ждет исхода,—

Не до того ему, какого Гектор рода. Воспетые тобой герои давних дней Мудрее были бы, учтивей и скромней, И чувство меры бы тебе не разрешило

Все сразу поместить на звонкий щит Ахилла,— Хоть сам Вулкан его с усердием ковал,—

Исолнце, и луну, и моря бурный вал,

Игрозные войска троянцев и ахеян,

Иих смертельный бой, что славою овеян,

В предсмертном ужасе ревущего быка,

Ильва, что рвет ему безжалостно бока,

Июных пастушков, что у лесной опушки Пустились в пляс вокруг красавицы пастушки,— Короче говоря, так много, что и бог Все на одном щите изобразить пе мог.

Да, этот чудо-щит в наш век, что с мерой дружен, Непредставляемым бы не был перегружен; Ты на излишества не стал бы тратить сил

Итолько зримое на нем изобразил; Извилистый полет фантазии природной Сдержал бы разум твой своей уздой холодной,

Иповода бы ты Горацию не дал

Тем извинять тебя, что ты, творя, дремал.