Ю. Хабермас

(...) "народный суверенитет" не может быть действенным без поддержки двигающейся ему навстречу политической культуры, без опосредованных традиций и социализацией убеждений людей, привыкших к политической свободе. Не может быть и речи о разумном формировании политической воли без встречного движения со стороны рационализированного жизненного мира. В этой связи не станем снова апеллировать лишь к тому этосу, к тем добродетельным побуждениям, которые республиканская традиция испокон веков требовала и требует от граждан. Вначале следует показать, что приобретает с помощью понятия "этос" политический аристотелизм: нам нужно объяснить, как возможно в принципе взаимопереплетение государственно-гражданской морали и частного интереса индивида. Если нормативно определяемое политическое поведение должно обязательно полагаться в качестве допустимого, то моральная субстанция законодательного самоопределения (у Руссо она компактно сведена к одному-единственному акту) должна, пройдя через многие ступени и процедуры в процессе образования мнений и воли, утратить целостность и распасться на многие малые части. Следует показать, что политическую мораль превозносят, но только в малых дозах.

Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность.

М., 1992. С. 76 - 77.

Э. Геллнер

Стабильный социальный строй предполагает наличие в обществе единой культуры. Социальные факты сами по себе не создают этой общей системы идей, суждений и ценностей, которая необходима для жизнеспособного общества. Факты, с одной стороны, упрямы, а с другой - неадекватны.

Любая культура - это в сущности систематическое предубеждение. Обществу нужны надежно укрепленные парадигмы. Поэтому убеждения, никак не защищенные от света разума, надо превратить в предубеждения. Нет общества без культуры, и нет культуры без предубеждений, заведомо защищенных от попыток ревизии. Таким образом, только предрассудок делает возможной социальную жизнь и обеспечивает социальный порядок. (...)

Геллнер Э. Условия свободы. М., 1995.

С. 41.

Глава 9. Политика и религия. Между верой и государственным культом

Кто владеет наукой и искусством,

Тот имеет и религию,

Кто не владеет ни тем, ни другим,

Тот да возьмет религию!

Гете. "Короткие ксении".

"На круги своя"

Странно наблюдать картину, когда десятки и сотни бывших штатных и заштатных "атеистов" в одночасье стали "верующими", а их бывшие наставники из ЦК КПСС благочестиво склоняются перед патриархами Церкви. Кажется, что нет такой возможности проиллюстрировать происходящее - настолько абсурдным выглядит происходящее.

Впрочем, не все так уж просто. Сегодня можно утверждать, что в государстве исповедовавшем материализм изначально присутствовало двойственное отношение к религии. Еще в постановлении ЦК ВКП(б) "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении" осуждались "совершенно недопустимые искривления партийной линии в области борьбы с религиозными предрассудками... Мы имеем в виду административное закрытие церквей без согласия подавляющего большинства села, ведущее обычно к усилению религиозных предрассудков". Неверится, но на дворе было 14 марта 1930 года!

Да и о каком "отделении" церкви можно было говорить, если в переписном листе 1937 года фигурировал прямой вопрос об отношении к религии (при переписи 1920 года такой вопрос был исключен по прямому настоянию В.И. Ленина). И наконец, как известно, в 1943 году И. Сталин восстановил патриаршество, до этого грубо разогнав Союз воинствующих безбожников с его 3,5 миллиона человек. Многие активисты Союза оказались в трудовых лагерях. Правда это не помешало уменьшить число церквей за несколько лет почти на 10 тысяч. В последующем официальные власти продолжали сохранять двойной стандарт в вопросе взаимоотношений с "пережитком пошлого".

Ситуация стала меняться коренным образом в преддверии тысячелетия Крещения Руси, даты давшей благоприятный повод для реалистического обсуждения проблем религиозной жизни. В результате этого общественное мнение стало отчетливо клониться к благолепному облику церкви, к признанию евангельской морали едва ли не панацеей в условиях все возрастающей бездуховности и обвального кризиса коммунистической идеологии.

По данным Русской Православной Церкви (другое официальное название - Московский Патриархат) - наиболее крупной и влиятельной религиозной организации России, насчитывающей свыше 16 тысяч приходов - более 70% россиян крещены, примерно треть являются прихожанами православных храмов, но при этом - только 10% регулярно посещают церкви и соблюдают основные религиозные предписания. Фактически все серьезные политические акции и мероприятия проходят при прямом участии представителей Церкви. Православие рассматривается теперь как основа всей отечественной государственности и культуры.

Но одновременно с этим произошел другой перекос. Прежняя, издававшаяся в огромном количестве, антирелигиозная литература исчезла с полок магазинов. Этим разом, как бы, отвергалось наследие не только Маркса, Энгельса и Ленина, но и многовековая линия, восходящая к Демокриту, Эпикуру, Лукрецию, Спинозе, Гете и доходящая до Фрейда, Ницше, Камю, Сартра, Рассела и Хайдегера.

Так в чем же дело? Идет ли подлинный возврат духовных запросов, или использование традиций религиозного поля в конкретных сиюминутных целях. Однозначного ответа здесь нет. Религия - одно из самых сложных общественных явлений. Поколения мыслителей пытались проникнуть в ее сущность, дать определение. Но мы не идем дальше уяснения проблемы взаимоотношения между институтами государства и Церкви, политики и религии. И в этом случае реально возникает вопрос: "Какого возрождения ожидают у нас, говоря о религиозном возрождении в России - возрождения идей или возрождения "истинно верующих"?

Как писал Хосе Ортега-и-Гассет, - "Идеи имеются, в верованиях пребывается". Вера является основой нашего познания мира. Невероятно, что можно найти хотя бы одного ни во что не верящего человека. Кто-то верит в единого Бога, Иисуса Христа, кто-то во всеобщую социальную справедливость, кто-то во всемогущество разума, иной находит свою веру только в себе самом. Но истинной признается вера только в бога. Издревле существовало самоопределение любого народа по своим богам. В этом можно усматривать акт первоначального соединения веры и поклонения божеству с политическим устройством.

На первом учредительном съезде Российского Христианского Демократического Движения в 1990 году священник Вячеслав Полоснин утверждал, - "Вопрос об отношении христианства к политике, наверное, один из самых больных вопросов на сегодня в нашей стране. В какой-то период нашей отечественной истории сложилось такое понимание, что христиане должны быть чужды вообще всякой политике, не думать о ней совсем и заниматься только какой-то спасительной деятельностью внутри стен своего храма, или монастыря, или своего индивидуального жилища. Но, если мы будем объективно анализировать историю нашего государства, то увидим, что в истории было совсем иное отношение христиан к политике, именно вовлеченность христиан в государственную, политическую жизнь формировало все общественные и государственные структуры нашего общества, начиная со времен Крещения Руси на протяжении веков. Именно поэтому в государстве Российском христианское мировоззрение было господствующим. Но в какой-то период стало формироваться негативное отношение к политической деятельности". Налицо запрос на возврат к политическому представительству, а в перспективе и на возможную власть со стороны религиозного института.

Тем не менее в самой Церкви мы уже не наблюдаем сегодня прямой установки на политическую власть. Так, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви (1994 г.) решил воздержаться от недвусмысленной поддержки какого-либо государственного строя, той или иной политической доктрины или политических деятелей. Церковь намерена оставить за собой роль нравственного арбитра действий политиков, руководства государства. В основу этой позиции были положены каноны Православной Вселенской Церкви, в частности 81 Апостольское правило, в котором говорится, что епископы и священники не должны вмешиваться в дела народного управления. Теперь священнослужители имеют право выступать, представляя интересы определенной группы людей, лично от себя, но не прикрываясь авторитетом Церкви. Этому каноны Вселенской Церкви не препятствуют.

Сторонники участия священнослужителей в политике указывают на то, что политика должна рассматриваться как управление государством для формирования и сохранения в нем гармоничных общественных структур. В силу этого для христиан, либо представителей иного религиозного течения, участие в политике будет совершенно естественным. Но при этом религиозный человек получает существенное преимущество, так как в своей деятельности он будет опираться на нравственные заповеди, которые он не имеет права нарушать. Как заявлено в Декларации Российского Христианского Демократического Движения: "Христиане-политики - это сила, удерживающая от возможности узурпации власти для подавления свободы той или иной партией, для осуществления своего монопольного субъективного идеала, неприемлемого для других мировоззрений".

Следует вспомнить, что в истории России, на заре эпохи русских революций 1905 - 1917-х годов, уже предпринимались попытки создания религиозных политических движений, в частности, и на христианской основе. При этом оснований для особого понимания церкви в жизни общества было несравненно больше. Народ в своей массе не только был официально "причислен" к пастве, но и регулярно посещал храмы. По мнению одного из лидеров христианско-демократического движения в Первую русскую революцию, философа и священника о. Сергия Булгакова, сделавшего вывод о слабости выбранного им пути, - "...враги Имени Христова будут всегда хотеть видеть в церкви лишь орудие классового господства, но сама церковь должна пребывать в полном обладании своей царственной свободы и правды, в частности, и социальной". Вывод Церкви за рамки официального государства рассматривался тогда как положительное решение проблемы. Ибо именно утрата "охранительной" функции стала наиболее существенной проблемой для официального православия, стремившегося сохранить свои позиции в условиях "Российской Реформации".

В наши дни все переменилось и мы наблюдаем картину, поражающую по своей абсурдности. Руководители и функционеры некогда атеистического государства, даже деятели современного коммунистического движения, обратились к авторитету церкви. Но в этом политологи усматривают не только факты - характерные и бестолковые, неожиданные и вполне предсказуемые - происходят масштабные сдвиги в глубинах общественного сознания, сдвиги столь мощные, что прежнее мироощущение начинает восприниматься едва ли не как призрачное. В конечном итоге, перед каждым человеком, вовлеченным в общественную жизнь, ставится нелегкая задача определить собственную позицию в условиях идеологической разноголосицы. Для иных это оказывается той "норкой", в которую можно забиться, чтобы переждать эпоху катаклизма. Стоит здесь напомнить, что стремление найти моральное оправдание своим поступкам в "вечных" нравственных религиозных постулатах может привести и к совершенно иным результатам. Как подчеркивал Л. Фейербах, - "Каждая эпоха вычитывает из Библии лишь самое себя, каждая эпоха имеет собственную, самодеятельную Библию".

Важно подчеркнуть следующее - все споры о "народной религии", так же, как и иного рода дискуссии, где выпячиваются понятия "народ" и "народность", берут свое начало в предположениях, свойственных плохо проанализированному отношению к собственным представлениям о вере и религии. Для многих и подсознание и язык наполнены окаменевшими верованиями. В этом случае как религиозная вера, так и политическая, будут выступать как внешняя реакция на происходящее. По мнению П. Бурдье, - "Это мешает обнаружить, что относительный вес ментального (духовного) представления и театрального или ритуального представления, и что возмущение религиозности, которая считается народной по мнению "виртуозов религиозного сознания", без сомнения вызывает именно то, что можно было бы характеризовать как произвольную реакцию, в основе которой и лежат ритуальные автоматизмы".