Религиозное поле

Издревле каждый народ стремился к тому чтобы определить себя, в том числе и по своим богам. Религиозная идентификация развивалась в одной плоскости с этнической, но в условиях появления мировых религий получила более широкий и глубокий характер.

Первоначальные верования, как акт внутренних переживаний человека и ближайшего его окружения, переросли в вероисповедания или коллективные убеждения. Но если верования были призваны показать отношения человека к определенным явлениям метафизического или потустороннего характера, то вероисповедания акцентировали внимание, главным образом, на окружающем мире. Как пишет В. Одайник: "Вероисповедания как формы компромисса с земной действительностью пошли соответственно по пути кодификации своих взглядов, учений и ритуалов, и чем дальше, тем более экставертировались, в результате чего их религиозная сущность, их жизненная направленность на потустороннюю основу бытия и их соотнесенность к этой основе отодвинулась на задний план" (Одайник В. Психология политики. С.-Пб., 1996. С. 215).

Вероисповедание совпадает по времени с появлением социального организма и в дальнейшем совместно эволюционирует. Появившемуся историческому государству уже соответствует уровень церковной организации. И государство, и церковь являются опытом коллективного сознания, возвышающегося над индивидуальным. Личность принуждена фактом своих общественных связей подчиняться этим двум ипостасям социальной организации. В этой точке происходит соединение двух полей, претендующих на символическое манипулирование людьми.

Человек уже не может всецело зависеть сам от себя. Отданный во власть неведомой судьбы, он находит защиту: внешнюю - в лице государства, внутреннюю - в религии. При этом за счет второго происходит и освящение первого. На государство переносятся представления о его мистической сущности. Государственный интерес становится на место вероисповедания. Верующий человек рассматривается теперь с позиции гражданина и наоборот. Не случайно в древности (в более поздние времена среди слаборазвитых народов) и при деспотических режимах, вождя или царя награждали чертами сакральной личности, посредствующей меду Богом (богами) и народом. Фактически, царь становился первым жрецом, в обязанности которого входило осуществлять жертвоприношения и общаться с богами.

Усложнение системы жертвоприношений потребовало значительного увеличения слоя служителей культа и его структуризации. Церковь обрела черты одного из социальных институтов в государстве, с присущим для него набором характеристик. Поэтому, несмотря на свою кажущуюся удаленность от мирской жизни, она постоянно эксплуатируется в качестве идеологического фактора, обеспечивающего поступательное воздействие на сознание масс. На это же, если внимательно присмотреться, указывает и внутренняя схожесть церкви с государственной организацией: организационная целостность, разветвленность, иерархическая субординативность и священническая корпоративность.

Культовые обряды, как образцы поведения, выделили два качественных уровня в религиозном сознании: богословское и обыденное. Не останавливаясь на последнем, скажем, что хотя религиозные обряды, с точки зрения "естественного" содержания ритуальных действий, не содержат в себе ничего религиозного, но именно они играют главную роль, обеспечивая символическое значение действиям людей. На основе ритуала происходит и необходимое для государства сплачивание людей, обеспечивающее концентрацию их внимания и надежд на общих объектах поклонения. Ритуалы служили целям и задачам сохранения целостности общественных отношений, их коммуникативной поддержкой. Важным было и то, что ссылка на волю провидения выводила религию за рамки интеллектуальных законов. Как замечает в этой связи Э. Геллнер: "Религии присуща спокойная уверенность - всем своим существом она чувствует, что она права, что мыслить правильно - значит соглашаться с ее идеями. Отсюда она понимает свою собственную интеллектуальную задачу как "устранение возражений", а не как постижение новых истин ... Сила религии заключается в том, что она делает это гибким, нефантастическим способом: не все традиции обязательно правильны, не все нововведения обязательно ложны" (Геллнер Э. Слова и вещи. М., 1962. С. 320 - 321).

Именно эта функциональная сторона деятельности церкви привлекает сегодня наибольшее число общественных деятелей и мыслителей из постсоциалистических стран, стремящихся найти надобыденную форму объединения людей в государстве. Правда при этом забывается историческая связь между конфликтом и различными культами. Забывают также и то, что идею общности поддерживают в первую очередь сторонники тотального государства.

В свое время "дефицит личности" был порожден, в том числе, всевластием ритуалов. Реформация была первым опытом по преодолению засилья церковных авторитетов, специалистов в области ритуалов. Целью был возврат к первоначальным "чистым" верованиям индивида. Попытка убежать от тотального манипулирования не была безрезультатной, она завершилась значительным расширением посреднических организаций. Дальнейшая урбанизация и приватизация жизни существенно подорвала силу общественного контроля со стороны ритуальной религии. По мнению Пьера Бурдье: "Это затронуло более глубоко мелкую буржуазию: замыкание на частном, сопровождающееся психологизацией жизненного опыта и рождением определенного спроса на услуги "спасения" нового типа, очень сильно связано с крушением общественных рамок, которые контролировали духовенство, но и поддерживали соответствующих мирян" (Бурдье П. Начала. М., 1994. С. 154). Принуждение все более сводимое к словам создавало условия для воздействия смысла, действующего не на ритуальном принуждении, а на уровне понимания. Впрочем непреодоленными остались основы вероисповедания, которые мы находим зафиксированными на знаковом уровне в сознании людей и которые сохраняются до наших дней.